Учебники Судьбы. Один за всех

Тут и остальные, удерживая картофелину в одной руке, другой хватали рецепты.

– Как обычно: первый, кто удивит меня замечательным вкусом горячего блюда, получит к следующему завтраку великолепный десерт! – поддал жару темноволосый учитель в пиратской треуголке.

Вызов, понятное дело, принят!

Подростки ювелирно делали из картофелины гармошку, чтобы вложить в надрезы тонкие ломтики фирменной итальянской колбасы.

Сачинта, возмущённая до глубины души, выбором блюда, тем не менее не отчаивалась.

Шеф-повар сказал, что в оригинальном рецепте нет никакой замены пеперони и моцарелле. Это почему же?

***

– Не знаю. Просто так чувствую.

– Как можно чувствовать в «Лунной сонате» чесночный запах изо рта злобной женщины в накрахмаленной рубашке? Как это вообще пришло тебе в голову, Юрий? – Мисс Хаав отодвинулась от фортепиано и сидела, словно громом поражённая. – Бетховен был влюблён в свою ученицу, он посвятил ей…

– Простите, мисс Хаав, я постоянно слышал эту песню…

– Это не песня!!!

– Да, мисс Хаав, как скажете, мисс Хаав… Я хотел вам объяснить, что слышал её обычно в исполнении Горынычихи, моей воспитательницы в детдоме. Её ж не зря так прозвали. Она, когда нас успокоит, садилась играть для души. И вот эту пес… Это самое исполняла каждый раз. Видно, себя тоже успокаивала. Но всё время путалась, потом начинала снова и медленнее, опять путалась, потом злилась, зачем-то ругала своих никудышных родителей, барабанила по клавишам и с грохотом опускала крышку. Я ж не знал, что Бетховен думал о любви. Я про Горынычиху думаю, когда кто-то исполняет эту песню…

– Это! Не! Песня! – разъярилась мисс Хаав, и сейчас её никак нельзя было назвать привлекательной. Прочие «Принтеры» в страхе нырнули под парты, а бразильянка с огромными круглыми серёжками и вовсе убежала из класса. Несмотря на привлекательную внешность, учительница отличалась суровым нравом. Она понимала искусство, тонко ценила возвышенное, но ледяной тон в её голосе, появлявшийся, если что-то пошло не так, мог бы соперничать по эффекту с осколками зеркала тролля в сердце из сказки Андерсена: всё доброе и прекрасное исчезало, а ничтожное и отвратительное становилось еще безобразнее.

Юрка на миг снова стал маленьким и беспомощным. Как будто и не было острова, не было побед, вольной жизни, мягкого песка, солёных брызг… Не было ничего – это лишь иллюзии. Потому что всегда возвращаешься к маленьким диктаторам болот. Будь ты хоть нобелевским лауреатом, для болотных диктаторов твои заслуги – это ничто. Главное – выполнять требования, и неважно, пригодятся они или нет. В большинстве случаев, больше даже навредят, чем пригодятся. Но, как бы сказал Жюль, «се ла ви».

Кстати, перед занятием Жюль что-то болтал про перемены. Он провожал на музыкальный кружок подругу, которую подкармливал с ложечки печёной картошкой с сыром и салями. Запах слышался обалденный, у Юрки аж слюнки потекли, потому и пролетели, видно, Жюлины слова мимо ушей. Зато от подруги новость запомнил: Кристина совсем теряет авторитет – сегодня даже Акеми начала с ней перебранку. Мир сдвинулся с места! В отличие от него, всё ещё стоящего возле учительницы.

– Юрий, можете садиться за парту, – сказала растаявшая в повседневной улыбке модели с журнала мисс Хаав. – Наше занятие заканчивается. Ракель, вернись, пожалуйста, в кабинет.

Бразильянка опасливо выглянула из-за двери, а потом, опустив голову, прошагала к своей парте. Юрка тоже. Можно было бы, конечно, вовсе не ходить на музыкальный кружок из-за характера учительницы, но делать в Дормвасе особо нечего – кружки были неплохой альтернативе сну и бесконечным прогулкам по внутреннему двору.

– Кстати, – ещё шире улыбнулась мисс Хаав, так что Юрка забеспокоился, как бы её лицо не лопнуло, – а вы знаете, какой сегодня день?

– Последний день лета, – тут же пробубнил Юрка. Биржан говорил утром, в обед «Продвинутые» прожужжали все уши, теперь вот ещё она Америку открывает.

– Верно, Юрий! А знаете, что это значит?

– Завтра осень, – ответила Илона, подруга Жюля.

– Ребята из детдома завтра в школу пойдут, – добавил Юрка.

– И вы тоже! Так что это наше последнее занятие. Надеюсь, вам нравилось слушать классическую музыку, учиться играть на фортепиано и гитаре, и…

– То есть завтра нас отправят на новый остров?

– Тихо! Я ничего об этом не знаю и говорить вам ничего не могу. – Улыбка снова сузилась до сантиметровой прямой. – Просто завтра вас уже здесь не будет.

– Как так?

– А вещи собрать?

– Почему нас не предупредили?

– Я пазл не закончила.

– Нельзя же так. Это беспредел!

– Почему раньше-то не сказали?

– А когда вы сами об этом узнали?

– А я и не знала, – обидевшись на детей за чёрствость, ответила мисс Хаав. – Просто так чувствую…

Скелеты в шкафах

Высокий смуглый мужчина, кареглазый, с тугой косичкой волнистых иссиня-чёрных волос, лежащей на тонкой шее до ворота белоснежной рубашки, снился в кошмарах почти каждую ночь. Янкель резко просыпался, не понимая сразу, где он и как тут оказался. Потом понимание приходило, а вот желание спать пропадало, и мальчишка лежал, мучаясь от духоты, храпа соседей и тревожных мыслей.

Там, дома, осталась семья – большая, по меркам многих здешних. Семья, в которой Янкель чувствовал себя связующим звеном между прошлым и будущим. Одним из многочисленных звеньев. Среди девяти братьев и трёх сестёр он был средним. На каждые праздники приезжали ещё двоюродные братья и сёстры… Он рос обычным средним звеном, а тут стал вдруг повелителем Судьбы, одним из выбранных ею. Это многое значило, но делало его одиноким и беззащитным.

Семья – единый организм. Каким бы ни был Янкель, на помощь всегда придут родители, старшие братья, дяди и тёти, даже богатенькие дедушки или бабушки. А здесь…

Тот случай с остатками кабана раз и навсегда показал: каждый сам за себя. Нельзя брать лучший кусок просто потому, что ты этого хочешь. Не стоит надеяться на понимание и сочувствие просто потому, что ты такой, какой есть.

Тут Янкель не чувствовал поддержки. Оборвалась цепь. Он не звено – он ученик крутой школы. Но не отличник, не лидер… Единственное, чем Янкель запомнился одноклассникам за прошлый год, так это историей с украденным протухшим барбекю, когда потом тошнило целую неделю, и проигранным слушанием по делу обвинения директора Тёмной школы.

Он единственный свидетель.

Янкель открыто говорил в зале суда, что видел мэтра Корбиниана там, в ущелье, где ученики «Школы Рока» попали под обвал, а на ментора Фридхольда напали варвары.

Мэтра Корбиниана суд оправдал, на «Школу Рока» наложили штраф за ложное обвинение. Конечно, Янкель не смог детально разглядеть человека высоко в горах и признать в нём директора Тёмной школы. Но кто ещё мог там быть? По словам ментора Фридхольда, на такое способен один лишь Корбиниан.

Вот и получилось, что Янкель стал лжесвидетелем. Одиноким свидетелем. Без семьи, которая бы встала на защиту и выручила. Без друзей… Тех, кого Янкель позвал с собой, только он мог назвать друзьями. Сами-то они вряд его считали другом.