Учебное пособие по речевой практике и переводу языка хинди. По материалам рассказов индийских писателей

Можно сделать вывод, что существует большое сходство между наборами слов, которыми английский и инари-саамский описывают те явления, с которыми часто сталкиваются их носители. (Возможно, это верно и в отношении инуитских языков, но если вы собрались спорить с Пуллемом – флаг вам в руки.) Разница только в том, что у англичан речь идет о прохладных, мокрых и прозрачных объектах, а у саамов – о замерзших, белых и непрозрачных.

Саамские языки дали миру одно слово – tundra (тундра), его проводником был русский.

Наверное, заимствовать все двадцать саамских снежных слов было бы слишком опрометчиво, хотя лыжники бы обрадовались.

35 Расшифровка языка чисел Бретонский

В бретонском – кельтском языке, на котором говорят в Бретани, – считать легко. Зато вычислять практически невозможно.

Для счета ведь не нужны реальные числа – нужны просто слова, которые называют числительными: начинаешь со слова один, потом идет два и т. д., пока не дойдешь до несчетного. Во всех европейских языках есть слова для обозначения сотни и тысячи, с которыми можно далеко уйти. Для понятия ноль донаучные языки использовали слова ничего или нисколько, а слово миллион, которое тоже появилось относительно недавно, буквально означает большая тысяча. Оно образовано от итальянского слова mille (тысяча) добавлением суффикса -one (большой). В конце XIII в. рассказ Марко Поло о его путешествиях называли Il Milione, возможно, намекая на склонность автора к преувеличениям. Некоторое время спустя это слово приобрело более точное значение тысячи, умноженной на тысячу. Потом потребовалось слово для описания еще большего числа, и родилось слово миллиард. Затем – триллион и множество других слов, которыми щеголяют ученые. Это был путь в сторону великого несчетного – бесконечности.

Менгиры в Бретани. Считать их лучше на французском, чем на бретонском.

В любом случае числительные – это ведь числа, записанные словами, верно? Три – это просто 3, а девять – 9? И разве в числительных не повторяется логика чисел, устремленных справа налево – от единиц к десяткам, сотням и т. д.? В конце концов, в числе семьдесят восемь явственно видны цифры 7 и 8. Правда, в английском есть исключения: eleven (11) и twelve (12), а слова от thirteen (13) до nineteen (19) вывернуты наизнанку, но в целом числительные полностью соответствуют числам. Однако во многих других языках этого соответствия нет, и числительные звучат совсем не так, как подсказывает их цифровая запись.

Взять хоть французский с его пресловутым quatre-vingt-dix-huit (четыре-двадцать-десять-восемь), означающим 98. Или датский с его загадочным otteoghalvfems (восемь-и-половина-пятой), которое нужно интерпретировать как восемь и пять без половины, умноженное на двадцать, чтобы получить 98, вот так: 8 + ((5 – 1/2 ) x 20). Причем это числительное нельзя даже назвать экзотическим – в датском они все такие.

Но из всех европейских языков, где числа и числительные не согласованы, бретонский, должно быть, самый трудный. Начнем с того, что в основе его системы лежат двадцатки: 45 – это не сорок пять, а пять и две двадцатки, а 77 – это семнадцать и три двадцатки. Причем не все так гладко: например, 35 – это просто пять и тридцать, а 50 – половина сотни.

Нам не так-то просто сложить в уме семьдесят семь и пятьдесят девять, но наши числительные, по крайней мере, помогают представить себе их цифровую запись. А бретонцам-то каково! Семнадцать и три двадцатки плюс девять и полсотни! И нельзя сказать, что это самый душераздирающий пример. Если вам захочется как следует помучить бретонца, попросите его сложить семьдесят восемь и пятьдесят девять. По-бретонски первое число – это три-шесть-и-три-двадцать. То есть вы просите бретонца вычислить (3 x 6 + 3 x 20) + (9 + 1/2 x 100) в уме без помощи таких чисел, как восемнадцать и шестьдесят, потому что в бретонском их нет. Вот почему в бретонском считать легко, а вычислять трудно.

Интересно сравнить бретонский с его кельтским кузеном – валлийским. В традиционной валлийской системе счета свои хитрости: 77 – это два-на-пятнадцать-и-три-двадцать, 78 – два-девять-и-три-двадцать, а 79 – четыре-двадцать-минус-один. Но в какой-то момент валлийцы приняли мудрое решение использовать эти числительные только для того, для чего они были придуманы: для обозначения чисел. А при вычислениях они используют другие слова. Если попросить валлийца сложить семьдесят семь и семьдесят девять, то он скажет (по-валлийски): семь-десять-семь (7 x 10 + 7) и семь-десять-девять (7 x 10 + 9). Логичней этой системы уже ничего не придумаешь. Так даже лучше, чем во втором для валлийцев языке – английском. Достойный пример для подражания. Последуют ли ему бретонцы? Я бы на это не рассчитывал.

Bijou (безделушка) и menhir (менгир) попали в английский из французского, который заимствовал их из бретонского.

Startijenn – всплеск энергии, который получаешь, например, от чашки кофе. Возможно, производное от английского start.

Часть 6 Как по писаному

Языки и их грамматики

Большинство языков в отличие от английского забиты разной грамматической заумью. Почти во всех есть понятие рода, которое может приводить к путанице (нидерландский), и во многих есть падежи (цыганский). Некоторые без конца спрягают глаголы (болгарский), а некоторые страдают от таких недугов, как мутации (валлийский) или эргативность (баскский). Но есть язык, у которого всем остальным стоило бы поучиться: это украинский, имеющий в запасе завидную грамматическую уловку.

36 Половые извращения Нидерландский

Представьте себе такой диалог: Ze heeft mooie poten. – Ja, heeft-ie. В переводе с нидерландского он звучит так: «У нее хорошие ножки. – Да, мне его ножки нравятся».

Кажется, что собеседники не поняли друг друга. Но если один из них из Бельгии, а другой – из Голландии, то все могло быть именно так, при условии, что они восхищаются ножками не человека, а, допустим, стола.

Причина в том, что нидерландский принадлежит к числу языков, в которых, как выразился один американец, «кажется, что у всех предметов выросли гениталии». Иными словами, у каждого существительного есть род, даже у чашки кофе. Чашка кофе, кстати, имеет в нидерландском разные роды: kop koffie – мужской, маленькая kopje koffie – средний, а употребляемая в основном в Бельгии – tas koffie – женский. Tafel (стол) в Бельгии слово женского рода, а в Нидерландах по большей части мужского. Отсюда мешанина в нашем маленьком диалоге. И в то же время model (модель) в нидерландском всегда имеет средний род, идет ли речь о «ягуаре», Наоми Кэмпбелл или Дэвиде Ганди.

Нидерландская модель Даутцен Крус. По правилам родного языка – существо среднего рода.

Doutzen Kroes: fervent-adepte-de-la-mode/flickr.

У нидерландского существительного есть род – что это значит? Ничего. В данном контексте род – всего лишь грамматическая характеристика, которая, грубо говоря, задает две вещи: выбор определенного артикля и выбор местоимения. В то время как все английские существительные спокойно обходятся одним артиклем the, их нидерландские напарники используют либо de (для мужского и женского рода), либо het (для среднего): de kop, de tas, de tafel, het kopje, het model. В те далекие времена, когда годы еще были трехзначными, древнеанглийские существительные тоже имели род, но для современных англичан все эти половые извращения – лишь досадное препятствие, когда они пытаются выучить нидерландский, французский, немецкий или еще какой-то из множества европейских языков.