Учение древней Церкви о собственности и милостыне

Летом попрекать их за это, хоть и жестоко, но не так еще, но зимой и во время стужи быть столь безжалостным и бесчеловечным судьей и не ока­зывать им никакого снисхождения за то, что ничего не делают, не есть ли верх жестокости? Для чего же, скажешь, Павел давал фессалоникийцам такой закон: аще кто не хощет делати, ниже да яст? [893] Для того чтобы и ты, услышав это, обращал слова Павла не к бедному только, но и к себе само­му, потому что заповеди Павла относятся не к бедным только, но и к нам. Скажу и нечто тяжелое и неприятное; знаю, что рассердитесь, но, несмо­тря на это скажу, потому что я говорю не для того, чтобы оскорбить вас, но чтобы исправить. Мы попрекаем бедных праздностью, которая часто заслуживает извинения, а сами часто делаем такие дела, которые хуже всякой праздности. Но я, скажет иной, владею отцовским наследством. Неужели же, скажи мне, бедный должен погибнуть за то, что он беден, и от бедных (родителей), и не имел богатых предков? Но поэтому-то он особенно заслуживает милосердия и сострадания со стороны богатых. Ты, проводя часто целый день в театре или в собраниях и в разговорах беспо­лезных или даже вредных, не думаешь, что делаешь худо и ничем не за­нимаешься; а этого несчастного и жалкого бедняка, который целый день проводит в прошении (милостыни), в слезах и в тысяче бед, осуждаешь, и влечешь в судилище, и требуешь от него отчета? Где же тут, скажи мне, человеческая совестливость? Итак, когда будешь говорить: что же скажем Павлу? Говори так не только бедным, но и себе самому. А с другой сторо­ны, читай не только его угрозу, но и снисхождение, потому что (апостол) сказав: «аще кто не хощет делати, ниже да яст», — присовокупил: «вы же, братие, не стужайте доброе творящее» (ст. 13). Будь же человеколюбив и снисходителен к сорабу, прости ему прегрешения, сколь ни много их, и будь милосерд, дабы и сам ты удостоился того же. Для чего сам себе причиняешь беспокойства? Для чего делаешь разыскания? Если бы Бог повелел разведывать образ жизни (бедных), требовать от них объяснений и тщательно исследовать нравы их, тогда разве не стали бы роптать мно­гие? Не сказали ли бы: что это такое? Бог предписал нам дело трудное: мы не можем исследовать образ жизни других и знать, какие такой-то сделал грехи? Не сказали ли бы многие и еще многое в этом роде? А те­перь, когда Он освободил нас от всякого такого разыскания и обещал пол­ную награду (за подаяние милостыни), будут ли получающие ее злые или добрые люди, мы сами на себя навлекаем беспокойства... Как Господь твой, несмотря на то, что премногие оскорбляют Его нечестивыми слова­ми, блудодействуют, крадут, разбойничают, раскапывают могилы и дела­ют множества зла, не прекращает своих ко всем благодеяний, но по Сво­ему человеколюбию всем посылает солнечные лучи, дожди и плоды земные, так поступай и ты; и, когда будет время для милостыни и человеколюбия, облегчай бедность, прекращай голод, избавляй от скорби, и ничего больше не разыскивай. Если мы станем исследовать образ жизни (нуждающихся) то не окажем милости ни одному человеку, но из-за такой неуместной пытливости останемся бесплодными, никому не подадим помощи и будем трудиться без всякой пользы и напрасно. Поэтому прошу вас, оставить эту неуместную пытливость, подавайте (милостыню) всем нуждающимся и делайте это с великой щедростью» [894] . «Хорошо благотворить с просто­той и не быть слишком разборчивым относительно принимающего благо­деяние... Благочестивый не хочет казаться благочестивым и не принимает на себя такого вида, хотя бы ему грозило подвергнуться за это презрению; а обманщик, у которого обман составляет ремесло, представляется весьма благочестивым, так что его трудно распознать. От этого бывает, что тот, кто делает добро людям, по-видимому, неблагочестивым, попадает на бла­гочестивых; а кто ищет почитаемых благочестивыми, часто попадает на неблагочестивых» [895] .

893

2 Солун. III, 10.

894

Беседа «О милостыне», т. III, стр. 274-276.

895

Беседа I на послание к Филиппийцам, т. XI, стр. 231-232.

Пока нашей задачей являлось то, чтобы выяснить взгляд св. Иоанна Златоуста на всеобщность долга милостыни. Но одновременно нам при­шлось излагать взгляды св. отца и на свойства истинно христианской милостыни, это те именно великие и характерные черты христианской милостыни, по которым, во-первых, величина ее не зависит от количе­ства, но определяется отношением к величине имущества и настроению благотворителя; и, во-вторых, что милостыня должна совершаться без исследования и переборчивости, но нужно подавать ради Христа каждо­му просящему. Эти именно стороны в христианской милостыне оттенены св. Иоанном с наибольшей полнотой и выразительностью. Теперь нам следует лишь дополнить изложение учения св. отца о свойствах мило­стыни. Что касается, прежде всего, количественной стороны в учении о нравственной ценности милостыни, то, помимо подробно изложенного взгляда св. отца на то, что ценность милостыни не зависит от количества, нужно отметить истинное значение этого положения и в его отношении к признаку щедрости, необходимо мыслимому в понятии христианской милостыни. Щедрость, как мы уже говорили, есть необходимое выраже­ние полноты любви благотворящего, то есть, значит, характерное свой­ство христианской милостыни. И св. Иоанн, с такой выразительностью оттенявший безразличие в деле нравственной ценности милостыни вели­чины жертвы, со всей определенностью указывает, что его слова в этом случае применимы лишь к малоимущим, а общим свойством милостыни должна быть щедрость: богатый является щедрым, когда дает много; а бед­ный — и тогда, когда дает мало, подобно раскрытому уже нами взгляду св. отца на милостыню вдовы евангельской. «Не достаточно того, — поучает святитель, — чтобы подать, но должно делать это с щедростью... Недо­статочно благотворить, но должно это делать нескудно... В совершенном благотворении должна быть щедрость» [896] . «Итак, не будем скупы; напро­тив, будем расточать щедрой рукой» [897] . «Расточим, отдадим бедным, как должно отдать. Бог же многое и малое ценит не по мере подаваемого, а по достатку подающего. Поэтому может случиться, что, положив сто золотых монет, ты положишь меньше того, кто положил один только маленький обол, потому что ты положил от избытка» [898] . «Ныне за возниц вы отдали бы детей своих и за плясунов положили бы самые души свои, а Христу алчущему не хотите уделить и малейшей части своего имущества; если же когда подадите немного серебра, то находитесь в таком расположении духа, как будто вы отдали все, забывая, что не подавать только, а пода­вать щедро — вот в чем особенно состоит милостыня. Поэтому пророк прославляет и ублажает не тех, которые только подают, а тех, которые подают щедро; он не просто говорит «даде», но как? Расточи, даде убогим. Что пользы, если ты, будучи богатым, подаешь столько, сколько тот, на­пример, кто подал стакан воды из целого моря, и не подражаешь велико­душию жены-вдовицы? Как будешь говорить ты: «Господи, помилуй мя по велицей милости твоей, и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое», — когда сам не милуешь не только великой милостью, но, может быть, и малой? Я крайне стыжусь, когда вижу, как многие богачи ездят на конях, украшенных золотыми уздами, сопровождаются слугами, одеты­ми в золотые одежды, покоятся на серебряных ложах и позволяют себе множество других излишеств; но как скоро надобно подать бедному, то представляются беднее самых бедных» [899] . «Итак, ни богатый пусть не ве­личается тем, что много дает; ни бедный пусть не унывает, как будто мало давая, потому что последний часто дает больше первого. Многое и малое определяется не мерой подаяния, а размером имущества подающих» [900] .

896

Беседа XXI на послание к Римлянам, т. IX, стр. 759.

897

Беседа XIX на 2 Кор., т. X, стр. 640.

898

Там же, стр. 642.

899

Беседа XXI на 1 Кор., т. X, стр. 210.

900

«О милостыне и страннолюбии», т. XII, стр. 665.

Таков количественный критерий ценности милостыни, с точки зре­ния св. Иоанна Златоуста. Здесь можно лишь отметить, что святитель ус­ваивал нравственную ценность лишь подаянию из праведно приобретен­ного имущества; и не имеет такой ценности, даже более того — является оскорблением Бога, когда подается из приобретенного нечестным путем, путем хищения. «Нет ничего равного милостыне; или лучше: так велика сила этой добродетели, когда она происходит из чистых сокровищниц! Как происходящее от неправедных (стяжаний) подобно «источнику, изливаю­щему нечистоты, так (происходящее) от праведных стяжаний есть как бы прозрачный и чистый поток в саду, приятный на вид, усладительный на вкус, доставляющий свежесть и прохладу во время полудня. Такова мило­стыня! При этом источнике растут не тополя, не сосны и не кипарисы, но другие, гораздо лучшие этих, великие произрастания» [901] . «Но я разумею милостыню не от неправды, потому что это уже не милостыня, а жесто­кость и бесчеловечие. В самом деле, что за польза — обнажить одного и одеть другого? Милостыня должна происходить от сострадания, а это — бесчеловечие. И хотя бы мы отдали даже все, что похитили у других, для нас не будет никакой пользы. Прежде отстань от хищения и потом подавай милостыню. Лучше не оказывать милосердия, чем оказывать такое мило­сердие. Ведь и Каину лучше было совсем не приносить ничего. И если он, принесши меньше, прогневал Бога, то как же не прогневает Его тот, кто подает чужое?» [902] . «Немаловажное лекарство — милостыня: его можно прилагать ко всем ранам. «Дадите, — сказал (Господь), — милостыню, и се вся чиста вам будут» [903] , — милостыню, но не то, что приобретено лю­бостяжанием, потому что уделяемое от приобретенного любостяжанием не имеет значения, хотя бы ты подавал и нуждающимся. Так, истинная милостыня свободна от всякой неправды, и она-то все делает чистым» [904] . «Зачем ты оскорбляешь Господа, принося Ему нечистые дары? Не хочет Христос питаться от любостяжания, не принимает Он такой пищи. Лучше презреть томимого голодом, чем напитать его от таких средств; лучше ни­чего не давать другим, чем чужое. Скажи мне: если бы ты увидел каких- нибудь двух людей, одного нагого, а другого имеющего одежду, и затем, раздев имеющего одежду, одел нагого, не поступил ли бы ты несправедли­во? Это для всякого очевидно. Если же, отдав другому все, что ты взял, ты причинил обиду, а не оказал милосердия, то, когда ты едва даешь самую малую часть из того, что похищаешь, и называешь это милостыней, како­му же подвергнешься наказанию?» [905] . «Может ли назваться милосердным тот, кто похищает чужое, хотя бы он делал бесчисленные подаяния?... Если люди, не причинившие никакой обиды другим, подвергаются наказа­нию только за то, что не разделяли с ними своего имущества, то еще более подвергнутся те, которые похищали чужое. Не оправдывай себя тем, что, причиняя вред одному, ты оказываешь милость другому. Так поступать несправедливо... Человеколюбив не тот, кто сам поражает и исцеля­ет пораженных им, но тот, кто врачует раны, нанесенные другими... Хочешь ли ты знать, сколь великое зло делает тот, кто оказывает такое ми­лосердие? Послушай, что говорит Писание: яко убиваяй чадо пред отцем его, тако приносяй жертву от имения нищих» [906] . Обращаясь к изложению взглядов св. Иоанна Златоуста на те свойства христианской милостыни, которые характеризуют самое настроение благотворителя и служат его выражением, мы должны, конечно, ожидать, что эти свойства явят­ся отражением основного начала, проникающего всю жизнь христиан­скую — начала любви. В отношении личного настроения благотворящего любовь к нуждающемуся естественно и необходимо производит то, что милостыня является для оказывающего ее не какой-то повинностью, не тяжелым бременем, но свободным влечением сердца помочь нуждаю­щемуся, радостно, усердно и совершенно бескорыстно. В отношении же лица, которому оказывается милостыня эта самая любящая настро­енность благотворителя также необходимо выразится в искреннем ра­душии, ласковости и кротости, исключающей возможность упреков, смирении, исключающем высокомерие, и, наконец, в скорости помощи, в нежелании оставлять нуждающегося в положении его нужды даже на короткое время. И все эти естественные свойства истинно христианской милостыни отмечены св. Иоанном.

901

Беседа XXII на кн. Деяний, т. IX, стр. 213.

902

Беседа LXXIII на Ев. Иоанна, т. VIII, стр. 491-492.

903

Лк. XI, 41.

904

Беседа LXXXI на Ев. Иоанна, т. VIII, стр. 547.

905

«О корыстолюбии», т. 12, стр. 592.

906

Сир. XXXIV, 20; беседа LII на Ев. Матфея, т. VII, стр. 542-543.

Мы сказали, что любящая настроенность благотворящего является необходимым основанием совершенной свободы и радостности благот­ворения. Эту сторону дела с особенной силой и подчеркивает св. отец. «Милуяй с добрым изволением, — приводит святитель слова св. апостола Павла и поясняет: недостаточно благотворить, но должно это делать нескуд­но и без скорби или, лучше сказать, не только без скорби, но еще с веселым и радостным духом, потому что не одно и то же — не быть печальным и радоваться. То же самое и с большим тщанием доказывал Павел и в по­слании к Коринфянам. Побуждая их к щедрости, он говорил: «сеяй скудо- стию, скудостию и пожнет, а сеяй о благословении, о благословении и пожнет» [907] ; и, поучая, с каким расположением должно это делать, он при­совокупил: «ни от скорби, ни от нужды» (ст. 7). В совершающем благотво­рение должно быть то и другое: и щедрость, и веселое расположение. Зачем ты плачешь, подавая милостыню? Зачем скорбишь, оказывая милосердие, и тем лишаешься плода заслуг своих. Если ты скорбишь, то нет в тебе милосердия, но ты жесток и бесчеловечен. Ведь если ты сам скорбишь, то как можешь ободрить того, кто в горе? Приятно то, чтобы он не подозре­вал ничего дурного, а также и то, когда подаешь ему с радостью, потому, что для людей ничто не представляется столько унизительным, как при­нимать что-нибудь от других, если только ты особенной веселостью не отвратишь подозрения и не покажешь, что сам получаешь больше, нежели даешь... Потому апостол и говорит: «милуяй с добрым изволени­ем»... Итак, обращай внимание не на трату денег, но на пользу от этой траты. Если сеятель радуется, хотя и сеет в неизвестность на будущее, тем более должен радоваться возделывающий небо. Если ты и мало дал, но с радостью, то дал много; равным образом, если ты и много подал, но с прискорбием, то из многого сделал мало. Так две лепты вдовицы прев­зошли многие таланты, потому что ее расположение было исполнено ще­дрости. Скажешь: как может подавать с радушием тот, кто сам живет в крайней бедности и имеет во всем недостаток? Спроси вдовицу, у нее научишься, как это можно делать, и узнаешь, что не бедность создает затруднительное положение, но собственная воля производит как это, так и все противоположное. Можно и в бедности быть великодушным, и при богатстве малодушествовать. Если будешь иметь любовь, то не почув­ствуешь ни траты денег, ни телесного труда... но все будешь перено­сить мужественно: потребуется ли помочь ближнему тяжелыми трудами, деньгами, словом, или иным чем... Такова истинная любовь, и, если это будет, все прочее последует само собой» [908] . «Милостыня является таковой только тогда, когда ты подаешь ее охотно, когда ты думаешь, что не да­ешь, а сам принимаешь, когда ты признаешь ее для себя благодеянием и приобретением, а не потерей, иначе она и не благодать. Тот, кто оказы­вает другому милость, должен радоваться, а не печалиться. Не безрас­судно ли, в самом деле, облегчая скорбь другого, самому скорбеть? Тогда ты делаешь свое подаяние уже не милостыней. Если ты печалишься о том, что избавил другого от печали, то подаешь пример крайней жестокости и бесчеловечия. Лучше уже не избавлять, чем так избавлять. Да и о чем, в сущности, ты печалишься, человек? О том ли, что уменьшится у тебя золото? Но если у тебя такое расположение, то совсем и не давай» [909] . «Или вы не уверены, что через даяние получите? Если не уверены, то и не хочу, чтобы вы давали... Если кто наперед не убежден в том, что он получает больше, нежели дает, что он получает величайшую пользу, что бывает облагодетельствован более, нежели благодетельствует, тот не давай; если кто думает, что он оказывает милость принимающему, тот не да­вай... Творить милостыню значит не просто давать, но с усердием, с радо­стью и с чувством благодарности к принимающему: ни от скорби, сказано, ни от нужды: доброхотна бо дателя любит Бог. Итак, если кто дает не с таким расположением, тот лучше — не давай, потому что это не мило­стыня, а напрасная трата» [910] . И в прямой связи с такой внутренней свобо­дой подающего милостыню находится и то ее свойство, по которому ми­лостыня должна подаваться «тайно», без тщеславия и видимости, но во имя внутреннего движения души помочь обездоленному. «Я весьма лю­блю милостыню, — говорит св. Иоанн, — и скорблю, видя, как тщеславие портит ее и развращает... Представим себе, что кто-нибудь подает мило­стыню щедрой рукой только напоказ перед людьми. Таким образом под­ающий милостыню выводит ее из чертога отеческого. В самом деле, Отец небесный повелевает, чтобы даже левая рука не знала о ней, а подобного рода милостыня выставляет себя на показ и рабам, и всем встречным, хотя бы они совсем и не знали ее... Если хочешь видеть... насколько бесполез­на милостыня, когда подаешь ее напоказ и из тщеславия, то размысли, какая постигает тебя печаль, и какая нескончаемая скорбь будет одоле­вать тебя, когда возгремит перед тобой голос Христов: ты погубил всю мзду свою! Тщеславие и везде пагубно, но особенно в делах человеколю­бия, так как здесь оно является крайней жестокостью, извлекая себе хвалу из чужих бедствий и почти ругаясь над живущими в нищете. Если указывать на свои благодеяния значит укорять облагодетельствованного, то не гораздо ли хуже выставлять их напоказ перед многими? Как же нам избежать этого зла? Мы избежим его, когда научимся быть истинно ми­лосердными и рассмотрим, у кого мы ищем славы... Ты хочешь слыть меж­ду людьми милостивым? Что за прибыль? Прибыли никакой нет, а вред бесконечный, так как те самые, кого ты призываешь в свидетели, отнима­ют у тебя, как разбойники, сокровища небесные, или, лучше сказать, не они, а мы сами разграбляем свое стяжание... Ты желаешь славы? Неуже­ли для тебя не довольно славы от человеколюбца Бога, Который Сам при­нимает от тебя милостыню, что ты ищешь еще славы и от людей? Берегись, чтобы не испытать противного, чтобы люди не стали смотреть с презрением на тебя, как на человека, не милость являющего, но хвастовство и често­любивого и только выставляющего напоказ чужие бедствия. Милостыня есть тайна. Итак, запри двери, чтобы кто не увидел того, чего показывать не должно. Главные тайны наши — это милосердие и человеколюбие Бо- жие... Так и ты, когда по возможности своей оказываешь человеку ми­лость, запри дверь: пусть это видит один тот, кто получает милость, а если можно, то пусть даже и он не видит. Если же ты откроешь дверь, то обна­ружишь свою тайну... и тот, у кого ты ищешь славы, осудит тебя» [911] . «Ког­да ты подаешь милостыню не из милосердия, но для того, чтобы показать себя, тогда она не только не есть милостыня, но даже является обидой, потому что ты выставляешь напоказ своего брата. Милостыня состоит не в том, чтобы только давать деньги, но чтобы давать с чувством милосер­дия... Так и ты, подавая милостыню из тщеславия, только награждаешь принимающего ее от тебя за причиняемую ему обиду и через это создаешь и себе, и ему худую славу, а отсюда — невыразимый вред. Как лютый зверь и бешеный пес нападают на всех, так и этот злой недуг бесчеловечия похищает у нас наши блага. Такая милостыня, подлинно, есть бесчелове­чие и жестокость или еще хуже того. Жестокосердный только сам не подает просящему, а ты хуже его делаешь: ты препятствуешь подавать желающим подать. В самом деле, когда ты всем выставляешь напоказ свое подаяние, то этим приводишь в сомнение бедность принимающего дар твой и тем удерживаешь от подаяния намеревающегося подать, особенно, если он человек легкомысленный. Такой человек уже не подает просяще­му, как уже получившему подаяние и не особенно нуждающемуся, и мало того — еще будет порицать его и обличать в бесстыдстве, когда он, полу­чив от тебя милостыню, прийдет к нему просить. Итак, какая это мило­стыня, когда ты бесчестишь его, и себя, и того, кто получил ее, а еще более Того, Кто повелел творить ее, так как не довольствуешься тем, что сам (Бог) видит милостыню твою, и требуешь еще, что бы и глаза собратий твоих были обращены на нее». Но, конечно, св. Иоанн, давая советы от­носительно тайной подачи милостыни, имел в виду внутреннее сердеч­ное настроение, а не ту внешнюю обстановку, при какой, могло случить­ся, требовалось бы творить милостыню. «Когда ты делаешь не на показ людям, то хотя бы весь мир знал о твоих делах, никто не знает, потому что ты сделал не с таким намерением. Не просто сказал Христос: не де­лайте перед людьми, но присовокупил: да видими будете ими» [912] .

907

2 Кор. IX, 6.

908

Беседа XXI на послание к Римлянам, т. IX. стр. 759-760.

909

Беседа XVI на 2 Кор., т. X, стр. 620.

910

Беседа I на послание к Римлянам, т. II, стр. 230.

911

Беседа LXXII на Ев. Матфея, т. VII, стр. 723-726.

912

«О милостыне и страннолюбии», т. XII, стр. 265.

Если внутреннее настроение подающего милостыню характеризуется совершенной внутренней свободой и должно быть проникнуто одним со­знанием радостного долга служить ближнему, то в отношении к послед­нему такая любящая настроенность должна выразиться не только в щедро­сти, о чем уже была у нас речь, но и в совершенном радушии, ласковости, участливости. Все эти свойства необходимы и как бы сами собой высту­пают в таком случае, когда милостыня является радостным выражением истинной любви. «Не видите ли, — говорит св. Иоанн, — и в домах, когда кто принимает желанного гостя, с какой радостью он все делает; всюду бегает, ничего не щадит, хотя бы нужно было издержать все, что у него есть, лишь бы угодить гостю? А если бы кто, пригласив к себе гостя, не стал угождать ему, не старался успокоить его, то хотя бы тысячу раз го­ворил, что радуется его посещению, ни какой гость ему не поверил бы, и справедливо, так как радость надобно показывать на деле. Итак, когда и Христос пришел к нам, покажем, что мы Ему рады, и не будем делать ничего, что может оскорбить Его. Украсим дом, в который Он пришел: это свойственно радующимся. Предложим Ему трапезу, какую Он Сам хочет: так свойственно веселящимся. Какая же это трапеза? Он Сам говорит: «Мое брашно есть, да сотворю волю Пославшаго Меня» [913] . Напитаем Его алчущего, напоим Его жаждущего. Подай Ему только чашу холодной воды, Он и это примет, потому что любит тебя; приношения лиц любимых, как бы (они) малы ни были, велики кажутся любящему. Только не покажи нерадения. Повергни перед ним две лепты, Он не отвергнет и их, но при­мет, как большое богатство. Он не имеет недостатка ни в чем и принима­ет это не по какой-либо нужде; поэтому и справедливо измеряет все не мерой даваемого, но расположением дающего. Только покажи, что лю­бишь этого Гостя, что стараешься все для Него сделать, что ты рад Его посещению. Посмотри какую любовь Он имеет к тебе. Он пришел ради тебя, душу Свою положил за тебя, и после всех этих благодеяний не от­казывается еще и упрашивать тебя: По Христе молим, говорит апостол, яко Богу молящу нами» [914] . С отрицательной стороны радушие при подаче милостыни должно обнаруживаться в терпении любви, в отсутствии упреков со стороны подающего. С положительной же стороны это раду­шие обнаружится в ласковости, приветливости, нежности, когда получа­ющий милостыню сознает, что помогающий ему помогает с радостью, а не с тяготой. «Подавай милостыню, — увещевает св. Иоанн Златоуст, — а не укоряй, не бей, не бранись; нищий, приходя к тебе, надеется получить врачевство, а не раны, милостыню, а не побои. Скажи мне: если в кого бросят камнем, и он, с раной на голове, весь в крови, мимо всех других пробежит под твою защиту, ужели ты кинешь в него другим камнем и на­несешь ему другую рану? Не думаю, чтобы ты так поступил; напротив, верно постараешься и нанесенную ему рану исцелить. Для чего же ты с бедными поступаешь не так? Ужели ты не знаешь того, сколько и одно слово может или ободрить, или привести в уныние? Лучше, говорится, слово, нежели даяние [915] . Ужели не рассудишь, что ты сам на себя подъем- лешь меч и наносишь себе жесточайшую рану, когда обруганный тобой нищий пойдет от тебя безмолвно, вздыхая и обливаясь слезами? Нищего посылает к тебе Бог. Итак, обижая его, подумай, кому делаешь обиду, когда сам Бог посылает к тебе и тебе велит подавать, а ты не только не подаешь, но еще и ругаешь пришедшего. Если же не понимаешь, как это худо, то посмотри на других, и тогда хорошо узнаешь всю важность сво­его преступления. Если твой слуга по твоему приказанию пошел к дру­гому слуге взять у него твои деньги и возвратился к тебе не только с пу­стыми руками, но еще жалуясь на обиду, то чего бы ты не сделал обидевшему? Какому бы не подверг его наказанию, будучи как бы сам лично им обижен? Так точно суди о Боге: Он сам посылает к нам нищих, и когда мы даем — даем Божие. Если же, ничего не подав, гоним еще от себя с бранью, то подумай, скольких громов и молний достойны мы за такое дело? Помышляя обо всем этом, обуздаем язык, перестанем быть жестокосердными, прострем руки для подаяния милостыни и будем не только снабжать бедных имуществом, но и утешать словами, чтобы из­бегнуть нам и наказания за злословие и наследовать Царство за благословение и милостыню» [916] . «Если ты, — говорит святитель, — не хочешь подать, то, по крайней мере, не оскорбляй; если не хочешь спасти от потопления — по крайней мере, не ввергай в пропасть» [917] . «В самом деле, если надлежит стыдиться тому, кто получает милостыню в присут­ствии многих, то какую обиду наносят ему тогда, когда подают ее еще с упреком и отворачиваясь от него? Как могут уязвить этим его душу? Мы... так сильно оскорбляем просящих и с таким отвращением смотрим на них, как будто они причинили нам величайшую обиду. Ты ничего не даешь ему: отчего же ты досадуешь? Вразумляйте их, как братьев, сказал апостол, а не оскорбляйте, как врагов. Кто вразумляет своего брата, тот делает это не всенародно, не выставляет его торжественно на позор, но в тайне и с большой осторожностью, скорбя и сокрушаясь, и со слезами, и с плачем. Будем поэтому давать милостыню с братским усердием, будем вразумлять с братской любовью, не о том скорбя, что даем милостыню... Если ты, дав ему милостыню, нанесешь оскорбление, то лишишься удо­вольствия (доставляемого тебе твоей) щедростью. А если ты и не дашь ему ничего, и оскорбишь его, то какого зла не причинишь этому жалкому и злосчастному человеку? Он пришел к тебе, надеясь получить милосты­ню, и ушел, получив от тебя смертельную рану, и еще больше слез прольет после этого. Так как бедность заставляет его просить милостыню, между тем, ему наносят оскорбление за то, что он просит, то смотри, какое на­казание постигнет оскорбляющих его. Оклеветаяй убогаго, сказано, раз­дражает сотворшаго его [918] . Скажи мне: Он попустил, чтобы тот нищенст­вовал ради тебя, чтобы ты мог уврачевать себя, и ты оскорбляешь того, кто переносит ради тебя нищету? Какая жестокость! Какая неблагодар­ность в этом поступке! Наказуйте, говорит апостол, якоже братьев. И по­сле подаяния он заповедует нам вразумлять его. Если же мы ничего не дав ему, станем наносить ему обиды, то что после этого скажем в свое оправдание?» [919] . «Таким образом, бывает двойная милостыня, когда мы даем с охотой: доброхотна бо дателя любит Бог. Если же ты раздашь хотя бы тысячи талантов с гордостью, надменностью и тщеславием, то погу­бишь все, подобно тому, как и фарисей, который отдавал десятую часть из своего имущества, но превозносился и надмевался этим, вышел из хра­ма, погубив все» [920] . И св. отец особенно настаивает на необходимость ла­сковости и своего рода нежности со стороны подающего милостыню в отношении принимающего ее, который всегда переживает тяжелые ми­нуты, получая одолжение. «Один премудрый муж, — говорит, например, св. Иоанн, — видя своекорыстие и надменность человеческой природы и зная свойство бедности... в наставлении, чтобы кто на просьбы бедных не гневался и от раздражения... не сделался вместо помощника гоните­лем, увещевает быть снисходительным и доступным для нуждающихся: приклони, говорит он, ухо твое к нищему без огорчения и отвещай ему мирная в кротости [921] . Пекущийся о тех (бедных) должен быть столь вели­кодушным, чтобы не только не увеличивать их уныния укоризнами, но по возможности облегчать их состояние утешением. Как тот, кто претерпел обиду, при большом изобилии не чувствует пользы от богатства по при­чине нанесения обиды, так и тот, кто слышал ласковое слово и принял поданное с утешением, более веселится и радуется, и самый дар бывает вдвое больше от такого способа даяния. Говорю это не от себя, но со слов того, кто и выше предложил увещевание. «Чадо, — говорит он, — во бла­гих не даждь порока, и во всяком даянии печали словес. Не устудит ли зноя роса? Тако лучше слово, нежели даяние. Не ее ли слово — паче да­яния благого? Обоя же у мужа благодатна» [922] . На примере Авраама свя­титель наглядно поучает, что значит радушно служить нуждающимся. Авраам «сам все делает и предлагает. Он даже не признал себя достойным сесть вместе с ними, но, когда они ели, он стоял перед ними. Какое вели­чие страннолюбия! Какая глубина смиренномудрия! Какая возвышенность боголюбивой души! Когда они ели, этот столетний человек стоял перед ними. Мне кажется, что от великой радости и радушия он стал тогда выше своей немощи и как бы получил новые силы... Видим мы, как велико было страннолюбие праведника? Не на то только смотри, что он предложил хлеб и тельца, но размысли о том, с каким почтением, с каким смирением исполнял он обязанность гостеприимства, не так, как многие другие, ко­торые, хотя и сделают иногда что-нибудь подобное, но тщеславятся перед своими посетителями... Тот, кто делает что-нибудь с надменностью и по­ступает так, как будто он более дает, чем принимает, тот не знает, что делает... Но этот праведник знал, что делал, а потому во всем, что делал, показывал духовную ревность... Будем все подражать ему... Господь наш требует от нас избытка усердия, а не множества яств, не трапезы ро­скошной, но сердца радушного, услуг не на одних только словах, но и любви, происходящей от сердца, и чистого намерения. Часто, ведь, усер­дное слово утешает нуждающегося больше, чем подаяние. Итак, зная это, никогда не будем негодовать на приходящих к нам; но если можем помочь их нужде, то сделаем это с радостью и радушием, так, как бы больше сами получали от них, чем подавали им. Если же мы не в состоянии помочь им... окажем им услугу хоть словом и будем говорить им с кротостью» [923] .

913

Ин. IV, 34; беседа XX на Ев. Иоанна, т. VIII, стр. 134-135.

914

2 Кор. V, 20.

915

Сир. XVIII, 16.

916

Беседа XXXV на Ев. Матфея, т. X, стр. 393-394.

917

Беседа LXXVII на Ев. Иоанна, т. VIII, стр. 517.

918

Притч. XIV, 31.

919

Беседа на 2 Фес., т. XI, стр. 611.

920

Беседа на 1 Кор. XI, 19, т. III, стр. 259.

921

Сир. IV, 8.

922

Сир. XVIII, 15-17; «О священстве», слово III, т. I, стр. 432-433.

923

Беседа XLI на кн. Бытия, т. IV, стр. 452-455.

Чтобы заключить изложение взглядов на милостыню св. Иоанна Зла­тоуста, нам остается сказать относительно сравнительной оценки этим святителем различных видов милостыни. Подробного развития этой стороны в учении о милостыне мы не находим в творениях св. Иоанна. Мы уже видели, что он в понятие милостыни включает не только подачу денег нуждающемуся, но и всякий род служения ближнему [924] . Критери­ем сравнительной ценности милостыни в этом случае служит степень личного участия благотворителя в нужде неимущего. «Я знаю мно­гих, — говорит, например, св. Иоанн, — которые дошли до такого зверст­ва, что из одной лености оставляют голодных без помощи, отговариваясь так: теперь нет у меня слуги, домой идти далеко, а разменять не у кого. Какая жестокость! Больше ты обещал, а меньшего не делаешь. Ужели ему истаивать голодом, потому что тебе не хочется пройти несколько шагов? Какая гордость! Какая спесь! Если бы тебе надлежало пройти и десять стадий, то зачем лениться? А не подумаешь, что за то было бы тебе больше награды? Когда подашь, то получишь награду только за подаяние, а когда сам пойдешь, то за это тебе будет другая награда. Так, и патриарху дивим­ся потому, что он, имея триста восемнадцать домочадцев, сам побежал в стадо и взял тельца» [925] . «Не стыдись собственной своей рукой послу­жить бедному. Христос не стыдился простирать руку и брать подаяние через бедного, тебе стыдно протянуть руку и дать денег? Разве же это не постыдно? Если одна чаша холодной воды доставляет Царство Небе­сное, то какой, скажи мне, плод принесет то, если ты сделаешь бедняка... участником трапезы и упокоишь его? Итак, не будем стыдиться служения бедным, не будем отказываться собственными руками служить им, потому что наши руки освящаются через такое служение... Дать деньги — дело довольно обычное; но самому оказать помощь нуждающимся и сделать это с усердием — для этого нужна великая и любящая душа» [926] . Что ка­сается сравнительной оценки частной и общественной, собственно церковной, благотворительности, то такой мы не встретили в творениях св. Иоанна Златоуста. Св. отец только решительно разграничивает эти виды милостыни и, настаивая на долге лично благотворить, настоятель­но также советует приносить свои пожертвования и в церковную сокро­вищницу, причем из творений святителя ясно видно, как широко была развита и строго организована церковная благотворительность. «Многие богачи, — говорит св. Иоанн, — как скоро надобно подать бедному, пред­ставляются беднее самых бедных. А чем они часто оправдываются? Бед­ный, говорят, получает из церковной казны. Какое тебе до того дело? Если я подаю, ты не спасешься за это; если Церковь подает, ты не загладишь этим своих грехов. Если ты не подаешь потому, что Церковь должна пода­вать нуждающимся, то (равным образом), если священники молятся, раз­ве ты поэтому не должен молиться? Другие постятся — разве ты поэтому можешь постоянно предаваться пьянству?... Все, что мы говорим о мило­стыне, говорим не для того, чтобы ты приносил пожертвования к нам, но чтобы подавал их сам от себя. Принося ко мне, ты, может быть, впадешь в тщеславие, а иногда, соблазнившись, отойдешь с лукавым подозрением; а если вы будете делать все сами, то избавитесь от соблазна и неуместного подозрения и получите большую награду... Не будем же представлять та­ких предлогов и считать оправданием для себя то, что Церковь имеет мно­го сокровищ. Когда ты видишь в ней много имущества, то представь также великое число записанных бедных, множество больных, тысячи случаев к издержкам; разбери, рассчитай, никто не препятствует; мы даже гото­вы дать вам отчет... Церковь принуждена иметь то, что теперь имеет, по вашей скупости; а если бы все делалось по правилам апостольским, то до­ход ее составляло бы ваше расположение, которое было бы и безопасным хранилищем, и неистощимым сокровищем. А теперь, когда вы собираете сокровища на земле и запираете все в своих хранилищах, Церковь же при­нуждена производить издержки на общества вдов, на сонмы дев, на прием странников, на вспомоществование пришельцам, на утешение узников, на облегчение больных и увечных и на другие подобные нужды, то что ей делать?... Каждый из нас даст ответ Богу за самого себя» [927] .

924

Например, беседа XXV на кн. Деяний, т. III, стр. 240-241 и др.

925

Быт. XIV, 14; XVII, 7.

926

«О милостыне и страннолюбии», т. XII, стр. 660.

927

Беседа XXI на 1 Кор., т. X, стр. 210-212. И в словах «О священстве» св. Иоанн настойчиво указывает на долг священников тщательно заботиться о спра­ведливом распределении сумм, находящихся в церковном распоряжении и пред­назначенных на вспомоществование бедным.

Мы не считаем необходимым подробно перечислять все те виды служе­ния ближним, которые св. Иоанн рассматривает со значением милостыни и к которым побуждает своих слушателей. Обратим лишь внимание на совет св. отца постоянно откладывать известную часть денег в осо­бый ящик, по подражанию практике апостольской Церкви, а также очень интересный взгляд св. Иоанна на посмертную благотворительность.

Рассказав подробно своим слушателям о порядке сбора в пользу нужда­ющихся по церквям во времена апостолов, св. Иоанн приглашает всех подражать порядку, узаконенному св. апостолом Павлом. «Я, — поучает св. отец, — говорю: подавайте нуждающимся, и буду говорить громче, чем сами нуждающиеся... Но чтобы слова мои были действеннее и сильнее, для этого, став под руководство Павла, буду говорить вам вместе с ним: кийждо вас да полагает у себе сохраняя, еже аще что благопоспешится. Смори, как это нетрудно. Не сказал: «столько-то или столько-то», но: «еже аще, что благопоспешится», много ли, мало ли. И не этим только спосо­бом он делает совет свой удобоисполнимым, но и тем, что не повелевает вносить все в одно время, так как, если собирать мало-помалу, то служе­ние и расход делаются нечувствительными» [928] . «По единей от суббот, то есть в день воскресный, кийждо вас что полагает у себе, сохраняя, еже аще что благопоспешится. Смотри, как он убеждает самым временем: этот день сам по себе достаточно располагает к милостыне... Повелевает не тотчас принести, но назначает продолжительный срок и приводит причи­ну: да не егда приду, говорит, тогда собрания бывают... будем постоянно обращаться к Богу и следовать блаженному Павлу: устроим в своем доме ковчежец для бедных, который пусть находится около того места, где ты становишься на молитву, и всякий раз, как приступаешь к молитве, напе­ред положи милостыню, и потом воссылай молитву. Как ты не начинаешь молитвы, не умыв рук, так же не начинай ее и без милостыни. Положить милостыню не меньше значит, чем повесить Евангелие близ своей кро­вати; если ты, повесив Евангелие, сам ничего не будешь делать, то не получишь столько пользы; а устроив такой ковчежец, ты имеешь оружие против диавола, окрыляешь свою молитву, освящаешь свой дом, сохраняя в нем Царское брашно. Пусть стоит этот ковчежец у твоей кровати, и ночь твоя будет без мечтаний; только не полагай в него ничего от неправедных стяжаний; дело твое — милостыня, а милостыня не может быть от жесто­косердия. Хотите ли, я укажу вам и источники, откуда заимствовать такие приношения, чтобы, таким образом, сделать их легкими? Ремесленник, например, сапожник, кожевник, медник или какой бы то ни было другой, продав что-нибудь из произведений своего ремесла, пусть приносит поча­ток цены Богу, пусть отлагает некоторую малую часть туда и этой малой частью поделится с Богом; не многого требую, но столько, сколько прино­сили сыны иудейские, исполненные бесчисленных зол, столько же будем отлагать и мы, чающие небо. Впрочем, не поставляю этого законом, не запрещаю отлагать и больше, но только прошу отлагать не меньше деся­той части. То же самое делайте не только при продаже, но и при покупке. То же правило пусть соблюдают и владетели полей при собирании с них доходов; то же — и все приобретающие праведно. Если мы утвердимся в такой привычке, то потом совесть будет укорять нас, как скоро мы не станем исполнять этого правила; когда же сами испытаем, что это дело не трудное, то перейдем мало-помалу к высшим добродетелям» [929] .

928

Беседа XLIII на 1 Кор., т. X, стр. 439-440.

929

Беседа XLIII на 1 Кор., т. X, стр. 438, 443-444.

Очень интересно отметить взгляд св. Иоанна на посмертную благот­ворительность. Мы уже видели, как отрицательно относились великие учители Церкви к надежде богатых загладить свою жадность и скупость при посредстве завещаний в пользу бедных. Не мог иначе по существу, как отрицательно, относиться к такому настроению и св. Иоанн: «спасибо смерти, а не тебе», — говорит св. отец, согласно со св. Василием, о надежде богатого загладить грехи свои завещанием в пользу бедных. Но, однако, св. Иоанн значительно смягчает в этом случае свои суждения и даже до­казывает пользу для души умершего милостыни в его память со стороны близких родных. «Поставь в завещании наследником Христа, — советует, например, святитель. — Ведь наследнику должно быть живому; это будет свидетельствовать и о прекрасно направленной воле; к тому же ты, хоть по необходимости, станешь щедрее. Христос повелел давать нищим для того, чтобы нас живых сделать любомудрыми, чтобы убедить презирать деньги, чтобы научить не уважать земного. Не в этом состоит презрение денег, что, умирая и не будучи господином, ты предоставляешь их то тому, то другому. Не добровольно даешь остаток, но по крайней необходимо­сти. Смерти благодарность, а не тебе. Это не есть дело нежной любви, но — нужды. Впрочем, пусть будет так, но освободись же хоть тогда от страсти... Но некоторые дошли до такого безумия и испорченности, что даже и тогда (перед смертью) не понимают должного, а поступают так, как будто бы старались сделать тяжелым для себя суд Божий» [930] . «Когда кто будет умирать, — советует также св. Иоанн в другой своей беседе, — пусть родственники убеждают его перед кончиной оставить что-нибудь бедным. Пусть с этой надеждой он отойдет, пусть и Христа оставит своим наследником... Станем одевать душу, станем убирать ее в продолжение всей нашей жизни. Если же при жизни мы не радели о ней, образумим­ся, по крайней мере, при смерти и завещаем сродникам нашим помочь нам, по смерти, милостыней» [931] . Таким образом, св. Иоанн в составлении завещания в пользу бедных видит последнее доброе усилие воли и готов был приветствовать его, как начало добродетели. Но св. отец и на этом не остановился и призывал своих слушателей творить милостыню в память умершего уже, указывая в этой милостыне путь к очищению души усоп­шего. Очевидно, что стать на такую точку зрения позволял св. Иоанну тот взгляд на милостыню, по которому ей принадлежит собственно ре­лигиозное значение, подобное молитве. Несомненно, и особенная забота святителя о своих бедствующих пасомых побуждала его и таким путем располагать к милостыне. «Поистине достойны слез (грешники), — поуча­ет св. Иоанн, — когда они предстанут перед престолом Христовым, какие они услышат слова, какие потерпят мучения! Напрасно жили они; или, лучше, не напрасно, а во вред (себе). И о них прилично сказать: добрее было бы им, аще не бы родились [932] . (Этот) всю жизнь трудился напрасно и ни одного дня не жил для себя, но для удовольствий, для роскоши, для любостяжания, для греха, для диавола. О нем ли не будем плакать, ска­жи мне? Его ли не постараемся исхитить от опасностей? Есть, подлинно есть возможность облегчить его наказание, если пожелаем. Так, если будем совершать за него частые молитвы, если будем подавать мило­стыню, то, хотя он сам был и недостоин, Бог услышит нас. Если ради Павла Он спасал других и ради других милует иных, то не сделает ли того же самого и ради нас? Из собственного его имения, из твоего, из чего хочешь, окажи помощь; возлей (на него) елей, или, по крайней мере, воду. Он не может предъявить собственных дел милосердия? Пусть бу­дут хоть родственные. Не имеет совершенных им самим? Пусть будут (совершенные) за него. Таким образом, жена может ходатайствовать за него с дерзновением, предъявив за него потребное для спасения. Чем в больших он виновен грехах, тем более необходима для него милосты­ня. И не потому только, но и потому, что теперь она уже не имеет такой силы, но гораздо меньше. Не все равно, творит ли ее кто сам, или за него. Итак, чем она менее (в силе), тем более мы должны увеличивать ее по количеству... Не о памятниках, не о надгробных украшениях бу­дем заботиться. Ты собери вдовиц — вот наилучший памятник! Скажи (им) имя (покойного); пусть все творят за него молитвы и моления. Это преклонит на милость Бога, хотя и не он сам, а другой за него совершает милостыню. Это сообразно с человеколюбием Божиим. Стоящие вокруг и плачущие вдовицы могут спасти, если не от настоящей, то от будущей смерти. Многие получили пользу от милостынь, совершаемых за них другими. Если они и не совершенно (помилованы), то, по крайней мере, получили некоторое утешение. В противном же случае, как спаслись бы дети, которые сами от себя ничего не представляют, а все — родители? И часто женам даруемы были дети, которые сами от себя ничего не пред­ставляли. Много путей к спасению даровал нам Бог, только бы сами мы не были нерадивыми. Но что, скажешь, если кто беден? Опять скажу, что о достоинстве милостыни судится не только по тому, что дается, но и по усердию. Не давай только меньше того, сколько можешь, и исполнишь все. А если кто, скажешь, одинок, чужой и никого не имеет? А почему он никого не имеет, скажи мне? За то самое он и подвергается наказанию, что не имеет никого, так близкого, так добродетельного. Поэтому, если мы сами не добродетельны, то должны стараться иметь добродетельных товарищей и друзей, жену и сына, для того, чтобы получить какую-ни­будь пользу и через них, хоть и малую, однако же пользу. Если поста­раешься взять за себя не богатую, но благочестивую жену, то будешь иметь утешение. Равным образом, если постараешься оставить по себе не богатого, но благочестивого сына и честную дочь, то и тогда будешь иметь это утешение. А если будешь заботиться об этом, то и сам будешь таков. Добродетели свойственно иметь таких друзей, и жену, и детей. Не напрасно бывают приношения за умерших, не напрасно молитвы, не на­прасно милостыни. Все это установил Дух, желая, чтобы мы приносили друг другу взаимную пользу. Смотри: тот получает пользу через тебя, а ты получаешь пользу ради него. Ты истратил имущество, решившись сделать доброе дело, и ты для него стал виновником спасения, а он для тебя (виновником) милостыни. Не сомневайся, что это принесет добрый плод. Не напрасно диакон возглашает: о иже о Христе усопших, о иже памяти о них совершающих. Не диакон изрекает эти слова, но Дух Свя- тый; разумею дарование Его» [933] .

930

Беседа XVIII на послание к Ефесянам, т. XI, стр. 154.

931

Беседа LXXXV на Ев. Иоанна, т. VIII, стр. 583-584.

932

Мк. XIV, 21.

933

Беседа XXI на кн. Деяний, т. IX, стр. 205-207; сравни: беседа LХХХV на Ев. Иоанна, т. VIII, стр. 582 и др.

Изложением учения о милостыне св. Иоанна Златоуста можно было бы закончить обзор учения о милостыне всей восточной древней Церкви, так как вопрос рассмотрен святителем с исчерпывающей полнотой. Но считаем все же нелишним в дополнение к изложенному учению святых отцов восточной Церкви еще сделать краткие замечания о взгляде на милостыню христианских подвижников-монахов. Мы не излагали их учения о собственности, а в связи с этим — о богатстве и бедности, по­тому что общемонашеский взгляд на эти предметы открывается со всей несомненностью из подвижнических уставов. Что же касается взгляда на милостыню, то в аскетической письменности он раскрывается не­сколько иначе, как бы своеобразным путем, сравнительно с постанов­кой вопроса в общецерковном учении. И нам нетрудно понять необходи­мость своеобразной постановки вопроса в аскетической письменности. Дело в том, именно, что учение о милостыне находится в неразрывной связи с учением о собственности, как это мы уже видели. В виду от­рицания иноческими уставами института частной собственности перед монахами и в особенности идейными руководителями иноческой жизни неизбежно возникал вопрос: как же смотреть на долг творить милосты­ню, долг, заповеданный Господом и имеющий, по учению Церкви, все­общее значение? Ответить, что монах свободен от этого долга значило бы стать в противоречие с общецерковным пониманием всеобщности долга творить милостыню. А если стремиться выполнить этот долг в та­кой именно форме, в какой он обычно осуществлялся в мирской жизни, значило отказаться практически от основного принципа иночества — отрицания права частной собственности в монашеском общежитии — и внести в иноческую жизнь великий соблазн оправдывать ссылкой на долг творить милостыню страсть любостяжания, как об этом соблазне ясно говорят подвижнические писания. Вот эта сторона дела, именно согласование всеобщности долга творить милостыню с монашеским обетом отречения от собственности, и представляется, собственно, интересным оттенить в подвижническом учении, так как остальные во­просы о побуждениях к милостыне, свойствах ее и т. д. решаются и в аскетической письменности по существу одинаково с общецерковным взглядом на предмет.

Едва ли будет ошибочно назвать преп. Исаака Сарского наиболее ярким проповедником созерцательного аскетизма. Нельзя более сильно оттенить значение совершенного безмолвия и совершенного отречения от общения с людьми для беседы души с Богом, чем сделано это преп. Исааком. И, однако, в его же наставлениях мы встречаем очень опреде­ленно выраженное указание на всеобщее значение долга творить ми­лостыню; и притом характеризуется значение милостыни буквально со­гласно с учением великого проповедника христианской общественности св. Иоанна Златоуста. «Если имеешь что лишнее для дневной потребно­сти, — советует преп. Исаак, — раздай это нищим и иди с дерзновением приносить молитвы твои, то есть беседуй с Богом, как сын с отцом. Ничто не может так приблизить сердце к Богу, как милостыня, и ничто не про­изводит в душе такой тишины, как произвольная бедность» [934] . «Хочешь ли, — спрашивает авва в другом своем слове, — умом своим быть в обще­нии с Богом, приняв в себя ощущение оного услаждения, не порабощен­ного чувством? Послужи милостыне. Когда внутри тебя обретается она, тогда изображается в тебе оная святая красота, которой уподобляешь­ся Богу. Всеобъемлемость дел милостыни производит в душе общение с Божеством без посредства какого-либо времени к единению со славой светлости» [935] . «Даю же тебе, брат, и сию заповедь: пусть у тебя всегда берет перевес милостыня, пока на самом себе не ощутишь той милосты­ни, какую имеешь ты к миру. Наше милосердие пусть будет зерцалом, чтобы видеть нам в себе самих то подобие и тот истинный образ, какой есть в Божием естестве и в сущности Божией. Сим и подобным сему бу­дем просвещаться для того, чтобы нам с просветленным произволением подвигнуться к житию по Богу. Сердце жестокое и немилосердное никог­да не очистится. Человек милостивый — врач своей души, потому что как бы сильным ветром из внутренности своей он разгоняет омрачение страстей. Это, по евангельскому слову жизни, добрый долг, данный нами взаем Богу» [936] . При этом преп. Исаак характеризует христианскую мило­стыню как выражение доброго настроения благотворителя и ценность ее полагает не в деньгах, которых могло и не быть у монаха, но в том или ином проявлении милосердия. «Когда подаешь, — поучает преп. авва, — подавай с великодушием, с ласковостью на лице, и снабди в большей мере, нежели сколько просил. Ибо сказано: посли хлеб твой на лице воды и не по многом времени найдешь воздаяние [937] . Не отделяй богатого от бедного и не старайся распознавать достойного от недостойного: пусть все люди будут для тебя равны для доброго дела. Ибо сим способом мо­жешь и недостойных привлечь к добру, потому что душа посредством те­лесного скоро привлекается в страх Божий. И Господь разделял трапезу с мытарями и блудницами и не отлучал от себя недостойных, чтобы сим способом всех привлечь в страх Божий, чтобы посредством телесного приблизились к духовному. Поэтому благотворением и честью уравни­вай всех людей, будет ли кто иудей, или неверный, или убийца, тем паче, что и он — брат тебе, одной с тобой природы и не с ведением заблудился от истины. Когда сделаешь кому добро, не жди от него воздаяния; и за то, и за другое вознаградит тебя Бог. А если возможно для тебя, делай добро и не ради будущего воздаяния» [938] . «Если возложишь на душу свою правило нищеты, — говорит преп. Исаак, — и, по благодати Божией, освободишься от попечений, и нищетой своей станешь выше мира, то смотри, не возлюби стяжания по нищелюбию, для подаяния милосты­ни, не ввергни души своей в смятение тем, что будешь брать у одного и давать другому; не уничтожь чести своей подчиненностью людям и, прося у них, не утрать свободы и благородства ума своего в попечении о житейском... Если есть у тебя имение, расточи вдруг. Если же ничего не имеешь, и не желай иметь». «Ибо подавать нищим из собственности своей, одеть нагого, любить ближнего, как себя самого, не обижать, не лгать — это провозглашал и закон ветхий; совершенство же евангель­ского домостроительства повелевает так: от взимающего твоя не истя- зуй, и всякому просящему дай. И должно с радостью терпеть не только отнятие какой-либо вещи и прочее внешнее, но и самую душу полагать за брата. Тот милостивый, а не тот, кто подаянием только оказывает милость брату своему! Но и тот милостив, кто услышит или увидит что- либо, опечаливающее брата его, и возгорится сердцем, а равно и тот, кто, если заушен братом своим, не возымеет столько бесстыдства, чтобы отвечать и опечалить сердце его» [939] .

934

Слово LVI, стр. 285-286 рус. перевода, изд. 1893 г.

935

Слово I, стр. 14.

936

Слово XLI, стр. 178.

937

Еккл. XI, 1.

938

Слово LVI, стр. 286-287.

939

«Послание к иноку Николаю», гл. 31; «Добротолюбие», т. I, стр. 514-515.

Но если, таким образом, совершать милостыню равно необходимо и для монаха, то возникает практический вопрос: каким образом монах может исполнять этот долг по отречении от собственности? Святые подвижники довольно много занимались этим вопросом в своих наставлениях и как указали истинное понимание этого долга в условиях монашеского строя жизни, так и обличили неправильное или лицемерное представление, по которому ради исполнения долга милостыни можно нарушать обет совер­шенной нестяжательности.