Учение древней Церкви о собственности и милостыне

Жизнь человека не зависит от изобилия его имения Лк. XII, 15

Кто любит ближнего, как самого себя, тот ничего не имеет у себя излишнего перед ближним...

Поэтому, чем больше у тебя богатства, тем меньше в тебе любви св. Василий Великий

В живой неразрывной связи с ответом на вопрос об отношении христи­анства к праву собственности находится и решение вопроса о христиан­ском взгляде на богатство и бедность. Второй вопрос представляет собой по существу лишь более частную, конкретную постановку первого или основного вопроса об отношении христианина к собственности вообще. Поэтому уже раскрытое нами учение древней Церкви о праве собствен­ности и об отношении к этому праву со стороны христиан дает нам доста­точно данных и для характеристики христианского отношения к богатст­ву и бедности. Так, например, если из откровенного и святоотеческого учения с несомненностью вытекает, что началом истинно христианско­го отношения к собственности является долг делиться своим с другими, то ясно, что на всякое богатство, как на скопление в руках одного лица гораздо большего числа предметов первой необходимости, чем сколько нужно для удовлетворения его личных потребностей, христианство не может смотреть иначе, как на уклонение от начала братской любви, то есть, иными словами, неодобрительно. Равным образом, с точки зрения этого же долга делиться своим с другими, несомненно, выступает в ореоле христианской добродетели добровольная бедность. Так, говорим мы, то или иное решение вопроса об отношении к праву собственности предре­шает необходимо тот или иной взгляд на богатство и бедность. Но нам нет нужды и побуждений ограничиваться попытками приложить добытые нами общие начала к уяснению частных сторон предмета нашего исследо­вания и, напротив, очень много побуждений по вопросу о христианском отношении к богатству и бедности изложить в возможной полноте учение древней Вселенской Церкви. Во-первых, идя таким путем, мы получим возможность более разносторонне выяснить церковную точку зрения на предмет. Вместо того, чтобы заниматься выводами из уже представленно­го церковного учения о собственности, мы, излагая откровенное и свято­отеческое учение о богатстве и бедности, этим самым констатируем уже совершенное согласие и строжайшее единство церковных воззрений на устроение материального быта верующих. А вместе с этим полнейшим принципиальным согласием в церковном учении по вопросу о богатстве и бедности выступят перед нами такие новые детали, такие частные чер­ты, которые сообщат христианскому учению характер особой конкретно­сти и жизненной наглядности. Это одна сторона дела.

С другой стороны, расчленить вопрос о христианском отношении к соб­ственности и отдельно остановиться на уяснении христианского взгляда на богатство и бедность побуждает нас та неправильная постановка в опытах уяснения этого последнего вопроса, какая существует и, даже более того, господствует в нашем современном богословии. Основная тенденция современного русского богословия в отношении к поставленному нами вопросу выражается в том, что всеми возможными путями стремятся до­казать, будто в христианской жизни «богатство есть путь истинный и дос­тойный уважения» [197] . Наше богословие потратило много усилий для того, чтобы доказать, будто служение Богу может быть совмещено со служением маммоне, и на пути к достижению этой грустной цели не останавливалось даже перед унижением христианского учения. Так, было уже упомянуто о перетолковании Иак. I, 17-18. Множество по существу даже непонятных усилий было приложено к тому, чтобы смягчить определенное суждение Христа Спасителя о богатстве в Его учении, особенно как это учение пе­редано в Евангелии св. Луки и в притчах Господа. Самое святоотеческое учение о богатстве и бедности излагается и очень кратко, и крайне одно­сторонне, и совершенно неправильно, когда святые отцы выставляются как бы покровителями богатых в деле «охранения и умножения» ими сво­его богатства. Со спокойной убежденностью утверждаем, что подобное представление совершенно не отвечает действительности, и после изуче­ния святоотеческой литературы мы готовы скорее признать чрезмерную остроту в суждениях о богатстве некоторых святых отцов, чем в ком бы то ни было из них видеть защитника возможности для христианина соби­рать себе богатство на земле и беспечально им наслаждаться. Впрочем, оставим полемику в стороне, так как прямая задача нашего труда — по­ложительное раскрытие учения древней Вселенской Церкви. Согласно принятому нами плану работы, изложению собственно церковного учения мы должны предпослать краткий обзор по интересующему нас вопросу учения ветхозаветного. Этот обзор особенно необходим в данном слу­чае. Прежде всего, он поможет нам лучше понять в отдельных случаях евангельское учение, так как оно было обращено, прежде всего, к иуде­ям, воспитанным на ветхозаветном кодексе морали. Затем, ветхозаветный взгляд на интересующий нас предмет в значительной степени утвержда­ется на характеристике душевного настроения богатого и бедного, какая точка зрения имеет известное приложение для этической оценки богатст­ва и бедности в любой системе морали. Наконец, мы не вправе игнориро­вать и того замечательного явления, что наше современное богословие при уяснении христианского отношения к богатству и бедности очень любит утверждаться на Ветхом Завете. Делается это очень просто. Высказыва­ется известное положение, всегда утверждающее в той или иной форме совместимость служения Богу и маммоне, затем приводится текст из вет­хозаветного откровения, преимущественно из учительных книг, и вопрос считается решенным с христианской точки зрения. При этом как бы совер­шенно забывается, что в Евангелии Матфея имеется целая глава (пятая), говорящая о том, что христианское учение далеко не совпадает с ветхоза­ветным. Об этом широко распространенном и глубоко ошибочном методе раскрывать христианское учение мы уже имели случай высказаться в пе- чати [198] и здесь не станем повторяться. Но тем с большей внимательностью отнесемся к тому, чтобы изложить ветхозаветное учение и оттенить его существенное отличие во взгляде на богатство и бедность сравнительно с учением христианства.

197

Слова преосвященного Гавриила в его «Православном нравственном бого­словии», стр. 686.

198

«Несколько мыслей по поводу защиты смертной казни в русской богослов­ской литературе последнего времени», Киев, 1907, стр. 15-22.

Обычный взгляд, что в Ветхом Завете богатство считалось благом, а бед­ность — злом. Этот взгляд высказывался еще святыми отцами [199] и, дейст­вительно, находит подтверждение в Откровении. Имущество богатого, по словам книги Притчей, крепкий город его [200] . Богатство — венец мудрых [201] . Оно возвышает сердце [202] ; оно — благо, если в нем нет греха [203] , и богач счаст­лив, если он оказался безукоризненным и не гонялся за золотом [204] . Вообще богатство рассматривается как благо и как проявление милости Божией к человеку [205] .

199

Например, св. Иоанн Златоуст в беседе XVIII на послание к Евреям, т. XII, стр. 160.

200

Притч. X, 15.

201

Притч. XIV, 24.

202

Сир. XL, 26.

203

Сир. XIII, 30.

204

Сир. XXXI, 8.

205

Например, 1 Цар. II, 7; Сир. XI, 21; Еккл. V, 18 и др.

Но и ветхозаветный взгляд на богатство, как на благо и на благослове­ние Божие, не является безусловным, но обусловливается такими этиче­скими требованиями, которые приближают ветхозаветное учение к хри­стианскому. Первое требование подобного рода то, чтобы богатство было приобретаемо честным путем. Мы выдели уже, что такой богач назы­вается счастливым¹⁰. Наоборот, богатство, приобретенное неправедным путем, сурово осуждается. «Лучше малое со справедливостью, — читаем в книге Товита, — нежели многое с неправдой; лучше творить милосты­ню, нежели собирать золото» [206] . Лучше немногое при страхе Господнем, нежели большое сокровище и при нем тревога; лучше блюдо зелени и при нем любовь, чем откормленный бык и при нем ненависть [207] . Лучше бед­ный, ходящий в своей непорочности, нежели богатый со лживыми уста- ми [208] . Еще сильнее и выразительнее говорит о греховности неправедного богатства книга Иисуса, сына Сирахова, когда считает преступлением самые жертвы Богу из неправедно приобретенного. Что заколающий на жертву сына пред отцом его, то приносящий жертву из имения бедных; хлеб нуждающихся есть жизнь бедных: отнимающий его есть кровопийца. Убивает ближнего, кто отнимает у него пропитание, и проливает кровь, кто лишает наемника платы [209] . В книге Псалмов и в книге пророка Амоса мы встречаем редкие по силе выразительности места, рисующие и осу­ждающие неправые пути обогащения. «По гордости своей, — повествует­ся в первой книге, — нечестивый преследует бедного... Ибо нечестивый хвалится похотью души своей, корыстолюбец ублажает себя... Глаза его подсматривают за бедным, подстерегают в потаенном месте, как лев в ло­говище; подстерегает в засаде, чтобы схватить бедного, увлекая в сети свои; сгибается, прилегает, и бедные падают в сильные когти его; говорит в сердце своем: забыл Бог, закрыл Лицо Свое, не увидит никогда. Вос- стани, Господи Боже, вознеси руку Твою, не забудь униженных Твоих до конца» [210] . Подобное же описывает и пророк Амос: «Выслушайте это, — го­ворит он, — алчущее поглотить бедных и погубить нищих; вы, которые го­ворите: когда-то пройдет новолуние, чтобы нам продавать хлеб, и суббота, чтобы открыть житницы, уменьшить меру, увеличит цену сикля и обманы­вать неверными весами: чтобы покупать неимущих за серебро и бедных за пару обуви, а высевки из хлеба продавать. Клялся Господь славой Иакова: поистине во веки не забуду ни одного из дел их» [211] . И не только осуждается такая крайняя жадность в деле приобретения богатства, но мы встречаем в Ветхом Завете и целый ряд законов, ограничивающих пути обогащения даже на основе юридического права, и высокий взгляд на долг богатого со­блюдать внутреннюю независимость от богатства и не смотреть на него, как на орудие личного только благополучия. Что касается относящихся сюда законов, то они уже отчасти были ранее названы нами. Так, запреща­лось притеснять ближних, особенно вдов и сирот [212] ; запрещалось отдавать деньги в рост единоплеменникам [213] , брать в залог дольше вечера предметы первой необходимости [214] . Напротив, предписывается давать взаймы бедно­му [215] , прощать долги в седьмой год [216] и т. д. Что касается собственно этиче­ской оценки богатства, то идеалом в отношение его даже в Ветхом Завете ставилось не «охранение и умножение», но милосердие, готовое делиться своим с другими. Добрый человек с этой точки зрения не тот, что приумно­жил свое достояние, но тот, который расточил, раздал нищим, правда его пребывает во век [217] . И обратно: кто закрывает глаза свои от неимущего, на том много проклятий [218] . Несомненно, что действительность в жизни изра­ильского народа глубоко расходилась с таким идеалом, и картины, передан­ные нами из книги Псалмов и пророка Амоса, были взяты из жизни. Поэ­тому, чем дальше шла история, тем яснее мы слышим предостерегающий голос учителей народа от обольщения богатством и готовности в нем видеть свою опору. Напротив, с силой подчеркивается суетность богатства и зву­чит призыв сохранять внутреннюю независимость от него. «Не заботься о том, — советует книга Притчей, — чтобы нажить богатство: оставь такие мысли твои. Устремите глаза свои на него и — его уже нет, потому что оно сделало себе крылья и, как орел, улетело к небу» [219] . Не поможет богатство в день гнева... Надеющийся на богатство свое упадет [220] . Вообще вырази­тельно оттеняются, как характерные черты богатства, его непостоянство и кратковременность, благодаря чему оно всегда оставляет человека при смерти. В этом — утешение бедному и урок богатому не полагаться на свое достояние. Не бойся, когда богатеет человек, когда слава дома его умно­жается; ибо умирая не возьмет ничего, не пойдет за ним слава его [221] . «Есть мучительный недуг, — рассказывает Екклесиаст, — который видел я под солнцем: богатство, сберегаемое владельцем, во вред ему. И гибнет богатст­во это от несчастных случаев... Как вышел он нагим из утробы матери сво­ей, таким и отходит, каким пришел, и ничего не возьмет от труда своего... И это тяжкий недуг» [222] . Поэтому богатый не должен хвалиться богатством своим [223] , но сохранять внутреннюю независимость от него, подобно правед­ному Иову: «полагал ли я, — спрашивал этот праведник, — в золоте опору мою и говорил ли сокровищу: ты надежда моя. Радовался ли я, что богатст­во мое было велико, и что рука моя приобрела много?» [224] . Существенно ту же мысль исповедует и псалмопевец, давая совет: «Когда богатство умно­жается, не прилагайте к нему сердца» [225] . Если к сказанному присоединить, что для сознания ветхозаветного верующего были ясны отрицательные стороны богатства и в отношении настроения владеющих им, как-то: тревога [226] , пресыщение [227] , утомительная бдительность [228] и т. д., то понятна будет молитва древнего праведника: «прошу у Тебя... нищеты и богатст­ва не давай мне, — питай меня насущным хлебом. Дабы, пресытившись, я не отрекся от Тебя и не сказал: кто Господь; и чтобы, обеднев, не стал красть и употреблять имя Бога моего всуе» [229] . Таким образом, хотя, бес­спорно, в ветхозаветном мировоззрении богатство оценивалось как жиз­ненное благо, но как низшее, сравнительно с другими, не только с таким безусловным благом, как, например, страх Божий [230] , но и по сравнению с такими условными благами, как добрая слава у людей: доброе имя лучше большого богатства, и добрая слава лучше серебра и золота [231] .

206

Тов. XII, 8.

207

Притч. XV, 16-17.

208

Притч. XIX, 1.

209

Сир. XXXIV, 20-22; сравни: Притч. XXVIII, 6; Исх. X, 2-3.

210

Пс. IX, 23-33.

211

VIII, 4-7.

212

Исх. XXII, 21-24.

213

Исх. XXII, 24; Лев. XXV, 36.

214

Втор. XXIV, 6; Исх. XXII, 26-27.

215

Втор. XV, 7-11 и др.

216

Втор. XV, 1-4.

217

Пс. CXI, 9.

218

Притч. XXVIII, 27.

219

Притч. XXIII, 4-5.

220

Притч. XI, 4, 28.

221

Пс. XLVIII, 17-18.

222

Еккл. V, 12-15.

223

Иер. IX, 23.

224

Иов. XXXI, 24-25.

225

Пс. LXI, 11.

226

Притч. XV, 16.

227

Еккл. V, 11.

228

Сир. XXXI, 1.

229

Притч. XXX, 7-9.

230

Притч. XV, 16, 33 и др.

231

Притч. XXII, 1.

После сделанных указаний на отношение к богатству в миросозерцании ветхозаветного верующего нам нетрудно установить и взгляд ветхозаветно­го Откровения на бедность. Как богатство есть в условном смысле жизнен­ное благо, так бедность есть несчастье. Ветхозаветные писания полны изо­бражениями страданий бедняков и всюду дышат горячей, сострадательной любовью к последним. Бедный ненавидим бывает даже близкими своими [232] . С мольбой говорит нищий, а богатый отвечает грубо [233] . Богатый господству­ет над бедным, и должник делается рабом заимодавца [234] . Мудрость бедняка пренебрегается, и слов его не слушают [235] . Богач обидел — и сам же гро­зит; бедняк обижен — и сам же упрашивает... Отвратительно для гордого смирение, так отвратителен для богатого бедный [236] . Вообще жизнь нищего тяжела для сердца [237] , настолько тяжела, что, по взгляду ветхозаветного му­дреца, лучше умереть, нежели просить милостыню [238] .

232

Притч. XIV, 20.

233

Притч. XVIII, 24.

234

Притч. XXII, 7-9.

235

Еккл. IX, 16.

236

Сир. XII, 4, 24.

237

Сир. XXXVIII, 19.

238

Сир. XL, 29.

Но это житейское злополучие бедняка в сознании ветхозаветного че­ловечества не совпадало с нравственным достоинством неимущего. Хотя указывается, что бедность иногда является результатом беспечности и лености [239] , но вообще бедность не только не рассматривается в качестве возмездия за неблагочестивую и недобрую жизнь, но, скорее, напротив: бедные поставляются в особенно близкие отношения к Богу. Мы уже говорили, что великий Законодатель дал народу Израильскому целый ряд гуманных законов в виду того горестного предвидения, что всегда будут нищие среди земли [240] . И постоянным сильным покровителем последних вы­ступает в сознании верующего сам Господь. Он, именно, спасает бедного от беды его [241] . «Тебе, — говорит Господу псалмопевец, — предает себя бедный; сироте Ты помощник... Открой ухо Твое, чтобы дать суд сироте и угнетенному» [242] . Ради страдания нищих и воздыхания бедных ныне вос­стану, говорит Господь, поставлю в безопасность того, кого уловить хо- тят [243] . Нищий взывает, и Господь слышит его и избавляет от всех бед [244] . Го­сподь внемлет нищим [245] . Он извлекает бедного из несчастий [246] . Он — отец сирот и судья вдов во святом своем жилище. Господь не уважит лица перед бедным и молитву обиженного услышит; Он не презрит молений сироты, ни вдовы, когда они будут изливать прошение свое [247] . Господь всегда пре­бывает убежищем бедных, убежищем нищего в тесное для него время [248] . Именно эта особенная близость бедняков к Богу, их Покровителю, Отцу сирот, делает то, что милосердие к бедным рассматривается в Ветхом Завете как религиозный долг верующего: кто теснит бедного, тот хулит Творца его; имущий же Его благотворит нуждающемуся [249] . Кто ругается над имущим, хулит Творца его [250] . И обратно: благотворящий бедному взай­мы дает Господу, и Он воздает ему за благодеяние его [251] . Но подробнее об этом ниже. Здесь скажем вообще, что долг благотворения бедным постав­ляется в ветхозаветном нравоучении на самое видное место⁵⁷, а угнетение бедняка оценивается как тяжкий грех [252] .

239

Притч. XIII, 24; XX, 4; XXIV, 30-34 и др.

240

Втор. XV, 11.

241

Иов. XXXVI, 15.

242

Пс. IX, 35, 39.

243

Пс. XI, 6.

244

Пс. XXXIII, 7.

245

Пс. LXVIII, 34.

246

Пс. CVI, 41.

247

Сир. XXXV, 13-15.

248

Ис. XXV, 4.

249

Притч. XIV, 31.

250

Притч. XVII, 5.

251

Притч. XIX, 17.

252

Исх. XXII, 26-27; Пс. IX, 23-34; Притч. XXI, 13; Ис. III, 14-15; V, 8; X, 1-3; Иер. XXII, 13; Иез. XVIII, 12-13 и мн. др.

Мы не находим в Ветхом Завете определенных указаний на то, чтобы бедность рассматривалась с этической точки зрения в качестве более удобного пути богоугождения, чем жизнь в достатке и согласно с запове­дями закона. Однако и в период ветхозаветного домостроительства идея произвольной бедности рассматривается как нравственный подвиг. Вдох­новенные образы пророков наглядно проповедовали народу, что ради слу­жения Богу нужно иногда отрекаться от всего. И величайший из пророков Ветхого Завета — Предтеча Небесного Учителя — явился именно в таком образе совершенного небрежения о земном ради правды Божией.

Нетрудно нам сделать общие выводы из кратко изложенного ветхоза­ветного взгляда на богатство и бедность. И то, и другое рассматривается как состояние, имеющее лишь условное значение: первое — жизненного блага, а второе — такого же зла. И то, и другое были ничто в отношении безусловного блага — веры в Бога и страха Божия [253] ; и определенно указы­вается, что в очах Божиих нет различия между богатым и бедным [254] . Скорее, напротив: суровые обличения богатых за притеснения бедных и постоянная речь о близости бедных к Иегове, что мы уже раскрыли достаточно подроб­но, дают косвенное основание думать, что и в древности были ясны соблаз­ны богатства на пути истинно богоугодной жизни [255] . Поэтому нравственной нормой в отношении богатства поставляется внутренняя независимость от него: не желать богатства [256] ; когда оно течет, не прилагать к нему сердца [257] ; не надеяться на богатство [258] и не бояться потерять его [259] .

253

Притч. XV, 16; Пс. CXVIII, 72.

254

Притч. XXII, 1-2.

255

Например, Притч. XXX, 8.

256

Например, Притч. XXIII, 4.

257

Пс. LXI, 11.

258

Например, Притч. XI, 4, 28.

259

Например, Еккл. V, 13.

Что касается, наконец, связанных с вопросом о богатстве и бедности грехов и добродетелей, то в ветхозаветном Откровении мы встречаем ясные суждения об этом: сребролюбие и корыстолюбие, как мы видели, равно как и скупость [260] , всегда осуждаются. Обратно: щедрая благотво­рительность признается высокой добродетелью.

Изложение ветхозаветного учения о богатстве и бедности, несомнен­но, показало, что в основе этого учения лежит начало любви к ближнему. Этим только могут объясняться настойчивые указания на долг помогать нуждающимся и суровые обличения за скупость и желание увеличивать богатство, пользуясь нуждой ближних. Но как в вопросе об отношении к собственности вообще принцип любви не нашел в Ветхом Завете со­вершенного выражения, так точно не выразился он всецело и в оценке жизненных явлений, связанных с вопросом об отношении к богатству и бедности. Только в новозаветном Откровении Божием миру мы встре­чаем совершенное учение о любви, как едином верховном начале жиз­ни, и в лучах этого новозаветного солнца нам представляются ясными все христианские отношения к миру и его благам. И прежде чем перейти к более подробному изложению новозаветного взгляда на богатство и бед­ность, мы должны определенно отграничить то решение вопроса, какое предлагалось в Ветхом Завете, от того, какое дано миру Христом Спаси­телем. Разница между этими решениями, конечно, очень существенная, соответственно различию основного начала нравственной жизни дохри­стианской и христианской. Как мы уже сказали, Евангелие вывело закон любви из ограничения его числом и местом и поставило перед верующими идеал бесконечного нравственного совершенствования в единении с Бо­гом. Эта абсолютность христианской морали не могла не отразиться и на оценке частных явлений и отношений человеческой жизни, и теперь мы кратко отметим то существенное различие, какое выступает между вет­хозаветной и новозаветной оценкой богатства и бедности.

260

Например, Притч. XXI, 13.

Прежде всего, если в Ветхом Завете богатство рассматривалось как благо само по себе, хоть и условное, а бедность — как зло, хотя и не нравственного порядка, то в христианстве не могло быть и речи о такой оценке богатства и бедности самих по себе. И первое, и второе являлись чем-то несущественным по сравнению с верховным благом — Царст­вом Божиим: жизнь человека не зависит от изобилия его имения [261] . Эти слова Христа Спасителя являются прямым выражением абсолютной хри­стианской точки зрения, высота которой, сравнительно с ветхозаветным взглядом, определенно отмечены и святыми отцами. Св. Иоанн Злато­уст, например, говорит, что «так как многие слабы душой, то Бог даровал им и чувственные блага. Таким образом, он руководил народ иудейский: у них и богатство текло, и жизнь продолжалась до старости... Но когда пришел Господь наш Иисус Христос, призывающий нас на небо, убежда­ющий презирать блага здешние, внушающий любовь к благам тамошним и отторгающий нас от всего житейского, то справедливо... все богатство заключено в благах будущих, так как мы сделались совершенными» [262] . Св. Златоуст утверждает поэтому, что, если в Ветхом Завете и сказано было, что богатство и нищета от Господа [263] , то сказано лишь иудеям, «не знав­шим ничего, кроме предметов чувственных», сказано «подобно тому, как и мы не одинаково говорим с детьми и людьми взрослыми» [264] . И разница между ветхозаветной и новозаветной точкой зрения в данном вопросе так велика, что оценка богатства и бедности прямо противоположна, по взгляду св. Иоанна, в Ветхом и Новом Завете. В Ветхом Завете «богат­ство считалось весьма важным, а бедность была презираема; одно было проклятием, а другое — благословением. А теперь не так... даже надобно искать бедности, если ее нет. Такое она составляет благо... Христос на­звал ее совершенством добродетели [265] . Это Он выразил словами, показал и делами, преподал и через учеников» [266] . Иными словами, сознание ново­заветного верующего навсегда вынуждено расстаться с теми ожиданиями, которым даже невольно отдавался ветхозаветный верующий: что внешнее благополучие и богатство суть блага, которые следуют за праведником, а бедность есть зло, которое составляет законный удел нечестивого. Мно­го волнений доставляло уму и сердцу ветхозаветного верующего то, что не видел он такого соответствия в действительности. Вся книга Иова — жи­вой свидетель этих треволнений и попыток выяснить трудный жизненный вопрос. Но для христианского сознания самый вопрос отпадает; жизнь че­ловека не зависит от изобилия его имения. Перед лицом истинной жизни в общении с Богом ничтожны и самый мир с его благами [267] , и временные страдания в этой жизни [268] , и самая земная жизнь человека есть лишь нача­ло лучшей будущей жизни» [269] . Поэтому св. апостол не смущается выразить ту поражающую ум наш мысль, что все, желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы. Злые же люди и обманщики будут преуспе­вать во зле [270] .

261

Лк. XII, 15.

262

Беседа на Пс. IV, т. V, стр. 30.

263

Сир. XI, 14.

264

Беседа XXXIV на 1 Кор., т. X, стр. 350.

265

Мф. XXI, 19.

266

Беседа XVIII на послание к Евреям, т. XII, стр. 160-161.

267

1 Ин. II, 16-17.

268

Рим. VIII, 18.

269

Мф. X, 28; Лк. XII, 4 и мн. др.

270

2 Тим. III, 13.

Такая абсолютная точка зрения обусловливает то, что первая заповедь христианину в отношении его к миру и благам мира — не собирать себе здесь сокровищ, имея в виду сокровище лучшее, небесное [271] , не заботиться о пище и одежде [272] , даже не заботиться о завтрашнем дне [273] . Христианство не может, таким образом, видеть в богатстве самом по себе блага, а в бед­ности самой по себе зла, потому что это лишь внешние условия временной жизни, даже для нее не имеющие существенного значения. В христиан­ском жизнепонимании и богатство, и бедность, говоря словами св. Иоанна Златоуста, не истина, но лишь «приятные и благозвучные названия» [274] ; это лишь «картины», «тень действительности» [275] и обманчивый театр [276] .

271

Мф. VI, 20; 1 Тим. VI, 19 и др.

272

Мф. VI, 31.

273

Мф. VI, 36.

274

Беседа на Пс. XLIII, V. 5, стр. 168.

275

«О Лазаре», слово IV, т. I, стр. 819.

276

«О Лазаре», слово VI, т. I, стр. 877.