Учение о понятии
Шрифт:
Только что рассмотренная отрицательность образует собою поворотный пункт в движении понятия. Она есть простая точка отрицательного отношения к себе, внутренний источник всякой деятельности, живого и {207}духовного самодвижения, диалектическая душа, которая есть истинное внутри его самого, через которую оно есть единственная истина; ибо исключительно на этой субъективности основывается снятие противоположности между понятием и реальностью и то единство, которое есть истина. Второе отрицательное, отрицательное отрицательного, к коему мы пришли, есть сказанное снятие противоречия, но это снятие также мало, как и противоречие, есть действие некоторой внешней рефлексии; оно есть внутренний, наиболее объективный момент жизни и духа, через который имеет бытие субъект, лицо, свободное. Отношение отрицательного к самому себе должно быть рассматриваемо, как вторая посылка всего умозаключения. Первую посылку, если употребить определения аналитического и синтетического в их противоположности, можно считать аналитическим моментом, так как тут непосредственное относится непосредственно к своему другому и потому переходит или, правильнее, перешло в последнее; хотя это отношение, как уже упомянуто, есть также синтетическое, именно потому что то, во что оно переходит, есть его другое. Рассмотренная же здесь вторая посылка может быть определена, как синтетическая,
3. В этом поворотном пункте метода течение познания вместе с тем возвращается обратно в себя. Эта отрицательность, как снимающее себя противоречие, есть восстановление первой непосредственности, простой общности; ибо непосредственно другое другого, отрицательное отрицательного, положительное, тожественное, общее. Это второе непосредственное, если вообще желают считать, есть во всем течении мышления третье относительно первого непосредственного и опосредованного. Но оно есть также третье относительно первого или формального отрицательного и абсолютной отрицательности или второго отрицательного; поскольку же это первое отрицательное есть уже второй термин, то считаемое третьим может считаться также четвертым, и вместо тройственности отвлеченная форма может быть признаваема четверичностью; отрицательное или различение можно таким образом считать двойственностью. Третье или четвертое есть вообще единство первого и второго моментов, непосредственного и опосредованного. Хотя это единство, равно как вся форма метода – троичность – есть лишь совершенно поверхностная внешняя сторона способа познания; но одно указание на нее и притом в определенном приложении, ибо сама отвлеченная числовая форма была известна уже ранее, однако установлена без понятия, а {208}потому и без последствий, должно также считаться бесконечною заслугою кантовой философии. Умозаключение – также тройственное – всегда признавалось общею формою разума, но оно отчасти считалось вообще некоторою вполне внешнею, не определяющею природы содержания формою, отчасти же, так как оно в формальном смысле протекает лишь через рассудочное определение тожества, ему не хватает существенного, диалектического момента, отрицательности; последнее выступает в тройственности определений, так как третье определение есть единство двух первых, но последние, как различные, могут быть в единстве, лишь как снятые. Формализм хотя также усвоил себе тройственность и удержался в ее пустой схеме; но поверхностная беспорядочность и пустота нового, так назыв. философского построения, состоящего единственно в том, чтобы повсюду придерживаться этой формальной схемы, без понятия и имманентного определения, и употреблять ее для установления внешнего порядка, сделали эту форму скучною и приобрели ей дурную славу. Однако пошлость этого употребления не может еще уничтожать его внутренней стоимости, и все же следует высоко ценить то, что тем самым найден хотя бы непонятный еще образ разумного.
Ближайшим же образом третье есть непосредственное, но через бытие опосредования, простое через снятие различения, положительное через снятие отрицательного, понятие, реализовавшее себя через инобытие, совпавшее с собою через снятие этой реальности и восстановившее свою абсолютную реальность, свое простое отношение к себе. Этот результат есть поэтому истина. Он есть настолько же непосредственность, насколько опосредование; но эти формы суждения: третье есть непосредственность и опосредование, или: оно есть их единство, не в состоянии схватить его, так как он не есть покоящееся третье, а именно это единство, которое есть опосредывающее с самим собою движение и деятельность. Как начинающее есть общее, так результат есть единичное, конкретное, субъект; чт'o первое есть в себе, то второе есть также для себя, общее положено в субъекте. Два первых момента тройственности суть моменты отвлеченные, неистинные, которые именно потому диалектичны и через эту свою отрицательность становятся субъектом. Самое понятие, ближайшим образом, для нас, есть как сущее в себе общее, так и сущая для себя отрицательность, а также, как третье, сущее в себе и для себя, общее, прошедшее через все моменты умозаключения; но третье есть и заключение, в коем оно опосредовано с самим собою через свою отрицательность и тем самым положено для себя, как общее и тожественное своих моментов.
Этот результат, как возвратившееся в себя и тожественное себе целое, вновь сообщило себе форму непосредственности. А тем самым оно само таково, каким определило себя начинающее. Как простое отношение к себе, оно есть нечто общее, и отрицательность, составлявшая его диалектику и опосредование, совпала в этой общности также в простую определенность, которая может вновь быть началом. Может ближай{209}шим образом показаться, что это познание результата должно быть некоторым его анализом и потому вновь выделить те же определения и их ход, через которые он произошел и рассмотрен. Но если бы рассмотрение предмета действительно было произведено таким аналитическим путем, то оно принадлежало бы вышерассмотренной ступени идеи, ищущему познанию, сообщающему о своем предмете лишь то, что есть, не касаясь необходимости его конкретного тожества и его понятия. Метод же истины, понимающий предмет, хотя, как показано, сам аналитичен, так как он остается совершенно в понятии, но равным образом и синтетичен, так как через понятие предмет становится диалектическим и определенным, как другой. При новой основе, образуемой результатом, как возникший вновь предмет, метод остается тем же, как и при предыдущем предмете. Различение касается лишь отношения основы, как таковой; она, правда, теперь непосредственна, но ее непосредственность есть лишь форма, так как она (основа) была, вместе с тем, результатом; ее определенность, как содержание, есть поэтому уже не просто нечто усвоенное, а выведенное и доказанное.
Здесь впервые содержание познания, как таковое, входит в круг рассмотрения, так как оно теперь принадлежит методу, как выведенное из него. Самый метод расширяется через этот момент в систему. Ближайшим образом, начало в отношении содержания должно бы было быть для нее совершенно неопределенным; она является тем самым лишь формальною душою, для которой и через которую начало было определено исключительно по своей форме, именно как непосредственное и общее. Через вышеуказанное движение предмет получил определенность для себя самого, которая есть содержание, так как совпавшая в простоту отрицательность есть снятая форма и противостоит, как простая определенность, своему развитию, прежде всего своей противоположности к общности.
А так как эта определенность есть ближайшая истина неопределенного начала, то она отвергает последнее, как нечто несовершенное, равно как и самый метод, который, исходя от него, был только формальным. Это может быть выражено, как определенное теперь требование, чтобы начало, так как оно в противоположность определенности результата само есть нечто определенное, было принято, не как непосредственное. а как опосредованное и выведенное; что может показаться требованием бесконечного идущего вспять прогресса в доказательстве и выводе; а так как из нового начала, которое должно быть получено, через движение метода
должен также проистечь некоторый результат, то прогресс направляется также и вперед в бесконечность.Было уже часто указано, что бесконечный прогресс принадлежит вообще чуждой понятию рефлексии; абсолютный метод, имеющий своими душою и содержанием понятие, не может приводить к нему. Ближайшим образом может показаться, что такие начала, как бытие, сущность, общность, суть такого рода, что они обладают полною общностью и бессодержательностью, какая требуется для совершенно формального начала, каким оно {210}должно быть, и потому, как абсолютно первые начала, не требуют и не допускают никакого дальнейшего обратного движения. Так как они суть чистые отношения к себе, непосредственные и неопределенные, то в них правда, нет различения, сейчас же положенного в каком-либо ином начале между общностью его формы и его содержанием. Но неопределенность, составляющая единственное содержание этих логических начал, сама и составляет их определенность, которая состоит именно в их отрицательности, как снятого опосредования; особенность ее сообщает и их неопределенности некоторую особенность; в силу коей бытие, сущность и общность и различаются одно от другого. А эта присущая им определенность есть, поскольку они взяты для себя, их непосредственная определенность, свойственная и любому иному содержанию и требующая вывода; для метода безразлично, принимается ли определенность за определенность формы или содержания. Поэтому для метода не открывается никакого нового образа действия оттого, что первым его результатом было определение некоторого содержания; метод остается вследствие того не более и не менее формальным, чем был ранее. Ибо так как он есть абсолютная форма, которая есть понятие, знающее себя и все, как понятие, то нет такого содержания, которое бы противостояло ему и определяло его, как одностороннюю, внешнюю форму. Поэтому как не бессодержательность этих начал делает их абсолютными началами, так и не содержание, как таковое, приводит метод в бесконечный прогресс вперед или назад. С одной стороны определенность, сообщаемая себе методом в его результате, есть момент, через который он есть опосредование собою и образует непосредственное начало некоторого опосредования. Но обратно он есть определенность, через которую протекает это его опосредование; он возвращается через некоторое содержание, как через кажущееся свое другое, к своему началу, так что он не только восстановляет вновь последнее, уже как определенное, но результат есть также снятая определенность и тем самым восстановление первой непосредственности, служившей началом. Это достигается методом, как некоторою системою полноты. Следует рассмотреть его еще в этом определении.
Определенность, каковою был результат, есть, как указано, вследствие формы простоты, в которую она совпала, сама некоторое новое начало; так как это начало отличается от своего предыдущего именно этою определенностью, то познание движется от содержания к содержанию. Прежде всего это движение вперед определяет себя так, что оно начинается от простых определенностей, и что следующие за ними становятся все богаче и конкретнее. Ибо результат содержит в себе свое начало, и движение последнего обогатило его некоторою новою определенностью. Общее составляет основу; вследствие того движение вперед не должно быть принимаемо за некоторое течение от некоторого другого к некоторому другому. Понятие в абсолютном методе сохраняется в своем инобытии, общее – в своем порознении, в суждении и реальности; на каждой ступени дальнейшего {211}определения воздвигается вся масса его предшествующего содержания и через свой диалектический ход вперед не только ничего не теряет и не оставляет позади себя, но несет с собою все приобретенное, и обогащает и сгущает себя в себе.
Это расширение может считаться моментом содержания и в целом первою посылкою; общее сообщено богатству содержания, непосредственно сохранено в нем. Но это отношение имеет и вторую, отрицательную или диалектическую сторону. Обогащение содержания движется в необходимости понятия, оно содержится в последнем, и каждое определение есть некоторая рефлексия в себя. Каждая новая ступень выхода вне себя, т.е. дальнейшего определения, есть также некоторое вхождение внутрь себя, и большее расширение есть равным образом более высокая напряженность. Богатейшее есть поэтому самое конкретное и самое субъективное, и то, что возвращает себя в наиболее простую глубину – самое мощное и преобладающее. Высшая обостренная верхушка есть чистая личность, которая исключительно через абсолютную диалектику, составляющую ее природу, также захватывает внутрь себя, и держит в себе все, ибо она делает себя тем, что всего свободнее, простотою, которая есть первая непосредственность и общность.
Таким путем каждый шаг вперед в движения дальнейшего определения, поскольку он удаляется от неопределенного начала, есть также возвратное приближение к последнему, и тем самым то, что первоначально могло являться различным, идущее назад обоснование начала, и идущее вперед дальнейшее определение его совпадают вместе и суть одно и то же. Метод, замыкающийся таким образом в некоторый круг, не может однако в своем временном развитии предустановить, что начало, уже как таковое, есть нечто выведенное; для последнего в его непосредственности достаточно, что оно есть простая общность. Поскольку оно таково, оно обладает своим полным условием; и не следует обесценивать его на том основании, что ему можно де придавать знание лишь предварительного и гипотетического. То, что можно бы было возразить против него, – наприм., что человеческое познание ограничено, что прежде, чем приступить к делу, требуется критически исследовать орудие познания, – все это также предположения, которые, как конкретные определения, приводят за собою требование их опосредования и обоснования. Так как они притом с формальной точки зрения не имеют никакого преимущества перед началом с того, против чего они протестуют, и скорее в виду своего конкретного содержания нуждаются в выводе, то их следует, напротив считать не чем иным, как пустыми притязаниями. Содержание их неистинно, так как они обращают в несомненное и абсолютное то, что познано, как конечное и не-истинное, именно некоторое ограниченное познание, определенное, как форма и орудие в противоположность своему содержанию; это неистинное познание есть само также форма, обоснование, идущее назад. И метод признает начало за нечто несовершенное, так как оно {212}есть начало, но вместе с тем это несовершенство – вообще за необходимое, ибо истина есть лишь вхождение к самой себе через отрицательность непосредственности. Нетерпение, которое стремится лишь выйти за определенное, как бы последнее ни называлось, началом, объектом, конечным, и в какой бы форме оно ни было вообще принимаемо, и непосредственно оказаться в абсолютном, не имеет перед собою, как познание, ничего кроме пустого отрицательного, отвлеченного бесконечного; или иначе имеет перед собою лишь абсолютное в мнении, которое потому только в мнении, что оно не положено, не понято; понять его можно лишь через опосредование познания, в коем общее и непосредственное есть момент, а самая истина достигается лишь через расширяющееся течение (мысли) и в конце. Для субъективной потребности недостаточно знакомства (с делом) и связанного с ним нетерпения; можно, правда, предпослать некоторый обзор целого, через разделение его для рефлексии, которое по способу конечного познания выделяет из общего частное, как нечто состоящее налицо и ожидаемое наукою. Но этим путем мы получаем лишь образ представления, ибо истинный переход от общего к частному и к определенному в себе и для себя целому, в коем это первое общее само по своему истинному определению есть вновь момент, чужд этому способу разделения и есть лишь опосредование самой науки.
Вследствие вышеуказанной природы метода наука представляется некоторым замкнутым в себя кругом, в начало которого, простое основание, возвращается путем опосредования конец; притом этот круг есть круг из кругов, ибо каждый отдельный член, как одушевленный методом, есть рефлексия в себя, которая, возвращаясь к началу, вместе с тем служит началом некоторого нового члена. Отрывки этой цепи суть отдельные науки, из коих каждая имеет предыдущее и последующее или, точнее – лишь предыдущее, а в самом своем заключение указывает свое последующее.