Ученик чародея

— Кто же этот второй соучастник? — спросил Грачик.

— …Я уже говорила… на допросе, — ответила Линда, опуская взгляд.

— Повторите это мне.

Твардовская поджала губы. Можно было подумать, что ей трудно произнести имя. Наконец проговорила:

— Силс.

Грачик сердито стукнул было карандашом по столу, но тут же спохватился, овладел собой и, сделав вид, будто этот стук не имел отношения к делу, очень спокойно и даже с усмешкой произнёс:

— Неправда!

Линда смешалась, но лишь на самый короткий миг, тут же справившись с собой, сказала:

— Разве вам не ясно, почему он бежал?.. Он знал, что я сознаюсь. Он не мог бы больше разыгрывать советского человека, — она порывисто, словно бы от нервного тика, повела плечами. — Хватит того, что он столько времени обманывал вас.

— Почему вы решили, что поверят вам, а не ему?

— Как же иначе?.. — Она с удивлением посмотрела на Грачика. — Побывав на острове, вы разве не поняли, что следы от места преступления ведут на мызу? — Линда кивком головы указала на лежащую перед Грачиком папку протоколов: там все сказано.

— Что толкнуло вас прийти сюда и все рассказать?

Грачику стоило труда скрывать раздражение. Линда держалась вызывающе, и в её голосе, в словах звучало что-то, близкое к насмешке. Чтобы скрыть своё неудовольствие и дать себе время успокоиться, Грачик принялся перелистывать дело. Линда тем временем взяла папиросу из лежавшей на столе пачки и закурила. Наблюдая исподтишка, Грачик понял, что вся наигранная развязность Линды — маска, которую не трудно будет сбить. Несколько глубоких затяжек, по-видимому, были нужны ей, чтобы овладеть собой.

— Если бы вы были хорошим человеком, то помогли бы мне достать… — Линда запнулась и с кривой улыбкой договорила: — немного вина… Просто — водки… Пожалуйста!.. — Её рука, державшая папиросу, дрожала, и на лбу выступили росинки пота. Грачик вспомнил их первую встречу, и снова им овладело чувство гадливости. — Немного вина… И… я бы вам все рассказала… — заключила она, не глядя на Грачика, — все по порядку…

— Папирос — сколько хотите, — ответил Грачик, — а вино… — Ему не нужно было договаривать — она поняла. — Итак, — спокойно повторил он, — что толкнуло вас на явку и признание?

Она заговорила потухшим, вялым голосом:

— У меня была дочь…

— Что значит «была»? — насторожившись, спросил Грачик.

— Я так и не получила известия от людей, к которым полетела Ванда.

— И не написали сами, не телеграфировали им?

— Я же не знаю… адреса.

— Мы поможем вам их отыскать.

Она недоуменно и, как показалось Грачику, с досадой пожала плечами:

— Откуда я знаю их фамилию?

— И вы отпустили дочь к людям…

— Откуда я могла знать, — и Линда снова раздражённо повела плечом.

— Какие же у вас основания беспокоиться?

— Я боюсь… Понимаете: боюсь! — быстро зашептала она сквозь злобно стиснутые зубы. При этом Грачик увидел два ряда оскаленных мелких, как у мыши, испорченных гнилушек. — Линда прикрыла глаза рукой. — Я очень боюсь… — повторила она. — Мало ли что… Девочки, наверно, много купались… Море… Они плавали… купались… — несвязно бормотала она.

— Вы узнали что-нибудь определённое?

Она молча отрицательно помотала головой и поспешно закрыла лицо обеими ладонями. Плечи её сотрясались от рыдания.

Несколько мгновений в комнате не было слышно ничего, кроме приглушённого всхлипывания Линды и булькания воды в горлышке графина, наклонённого Грачиком. Он подвинул Линде стакан, но та оттолкнула его так, что Грачик должен был подхватить его, чтобы спасти лежащие на столе бумаги.

Со все ещё не изменяющим ему внешним спокойствием Грачик снова спросил:

— Вы что-нибудь получили от дочери? — И когда Линда опять отрицательно качнула головой: — Значит, вы ничего не знаете о Ванде?

— Я боюсь…

— Ну, довольно, — больше не сдержался Грачик.

А она поспешно повторяла своё:

— Все могло случиться… — Линда утёрла лицо рукавом блузки и вдруг с неожиданным спокойствием сказала: — Может быть, она умерла!

— Вот ещё!

— Да, да, да моя девочка умерла… — И она жалко скривила губы. — Иначе она бы написала мне… Непременно бы написала!

— По какому адресу? — задал поспешный вопрос Грачик.

Однако он не заметил, чтобы Линда при этом смутилась или замешкалась с ответом:

— Я все получала до востребования. Я так боюсь… И её друзья тоже не написали… Я знаю: Ванда… моя девочка…

— Хорошо, — с неожиданной жестокостью согласился вдруг Грачик. — Если ваши опасения верны и Ванды действительно больше нет в живых… что из этого следует?

— Смерть дочери порвала для меня последнюю связь с жизнью.

— Последнюю?

— Сначала… измена мужа… потом это. — Кончиками пальцев с неопрятными, обгрызенными ногтями Линда сжала виски, словно стараясь утишить боль: — …Измена… — повторила она в забытьи, — измена и смерть…

— Не понимаю…

— Вы не понимаете, что значит измена мужа?.. — с насмешкой спросила Линда.

— Какая связь между изменой мужа и вашей явкой сюда?

— А вот такая связь, — она наклонилась через стол, и Грачику стало слышно дыхание её нечистого рта: — Пока он был со мной, я могла сделать для него все. Закрыть глаза на все…

— Закрыть глаза на «все»? Значит, измена не входит в это «все». Что такое «все»?

— То, что касалось… — она замялась. Потом нехотя ответила: — Нашей жизни.

— Значит, вы пришли сюда, чтобы отомстить ему, а наговариваете на себя, будто сами убили Круминьша.

— Это так и есть.

— Так в чём же месть мужу?

— В том, что я расскажу вам всё, что знаю о нем, и вы возьмёте его.

— За ним есть такое, что карается законом?

— Да, — без колебания, твёрдо ответила она. — Я хочу, чтобы вы взяли его. Хочу, чтобы он отвечал вместе со мной и с Силсом.

— А он участвовал в убийстве Круминьша?

— Нет… Другие дела… Сейчас его взять нельзя, он ушёл. — Грачику почудилось, что при этих словах в её голосе прозвучало что-то вроде гордости. — Но он вернётся.