Ученик Рун

— Прими свой конец, отступник! — прокричал Осиор, будто пытаясь вывести Ракона из себя.

И ему это удалось. Глаза гарнизонного мага налились кровью и он пошел в последнюю атаку.

«Знаешь, сколько молодых магов ломает себя в попытке получить пояс? Ты не представляешь! А когда уж речь за плащ идет…», — вспомнились мне слова Осиора, когда я наблюдал, как Ракон наполняет рунами третью печать.

Да, он решил рискнуть своим магическим даром, прыгнуть выше головы, чтобы победить поясника. И не нашел ничего лучше, чем печать Тир–Хаг–Хаг. Как только Ракон закончил печать, а сам гарнизонный маг без сил упал на одно колено, в сторону моего учителя понеслось огромное облако из множества мелких магических лезвий. Не уклониться, не спрятаться — только попытаться отразить.

Осиор выставил вперед ладони, на которых мгновенно сформировались печати Нид–Ос и Ур–Нид. Первой учитель прибил к земле большинство лезвий, от чего те бессильно воткнулись в землю в пяти шагах от сандалий поясного мага, а второй — принял остаток заклинания Ракона на щит.

— Третья печать, значит, — протянул Осиор, подходя к центру арены. — Ты и вправду меня удивил Ракон. Но я предупреждал — прими свою судьбу, тогда твое наказание было бы быстрым. Теперь же я просто обязан показать тебе, а также всем прочим охотникам за молодыми магами, что такое настоящая третья печать.

Пока обессиленный Ракон пытался подняться на ноги — третья печать буквально лишила его сил, и сейчас он не мог наколдовать даже простейшую руну Нид, не говоря о полноценной защите от колдовства Осиора, мой учитель стал делать что–то невообразимое.

Вскинув руки, Осиор сотворил огромную, не менее десяти футов в поперечнике печать с тремя рунами Ман внутри контура.

— Ты пренебрежительно говорил, что я всего лишь маг погоды, — сказал учитель, глядя на Ракона сверху вниз. — Но предлагаю тебе узнать на своей шкуре, на что способна сила стихии, Ракон. Смотри внимательно!

Вслед за третьей печатью учитель создал пять печатей с руной Нид — но все они тоже были огромными, будто бы он планировал защищаться от еще одной тучи магических лезвий, причем довольно долго. Четыре печати находились вокруг печати Ман–Ман–Ман направленные друг на друга под углом, пятая же будто подпирала всю конструкцию с обратной стороны.

— Смотри внимательно, Ракон! — прокричал Осиор, да так, что от его голоса у меня задрожали поджилки.

Это говорил маг, которого я не знал. И надеялся никогда не узнать. Тот, другой Осиор.

А потом мой учитель разрушил внутренние контуры всех шести печатей, приводя огромную конструкцию в действие.

Мне показалось, что посреди поля зажглось еще одно солнце. Три руны Ман — потом Осиор расскажет мне, что их силы достаточно, чтобы разогнать целый шторм. Впрочем, именно таким колдовством вместе с рунами Нид и Берк он остановил странную бурю, что терзала город. Сейчас же Осиор создал небольшое светило прямо перед лицом Ракона, а всю его силу сфокусировал на гарнизонном колдуне, используя гигантские печати Нид, как отражающие медные пластины в фонаре.

По полю прокатился полный боли крик, который, впрочем, быстро затих. Осиор же стоял и смотрел, как его печать буквально сжигает противника до костей, не оставляя и грамма жидкости внутри области, куда падал луч солнечного света.

Через десяток секунд сила печати Ман–Ман–Ман иссякла и маленькое светило, сотворенное посреди поля, угасло.

На месте, где стоял Ракон, остался только черный выжженный круг. Песок, что лежал там же, превратился в стекло, будто в то место ударила молния, а о гарнизонном маге напоминала только небольшая горка праха, что осталась на месте колдуна.

Так мой учитель казнил преступника, что нарушил устав Круга Магов.

Вся толпа, что еще минуту назад улюлюкала и болела то за одного, то за другого дуэлянта, притихла. Осиор устало подошел к краю арены и, положив руки на магическую преграду, разрушил созданное им же с помощью амулета заклинание. Купол лопнул, прокатившись напоследок оранжевой волной по всей полусфере, что еще минутой ранее служила местом столкновения двух колдунов.

— Пойдем, Рей, — устало сказал Осиор, кладя изящную ладонь мне на плечо, но глядя строго перед собой, — я выполнил свой долг перед Кругом. Ракон наказан, да и теперь никто не сможет оспорить то, что ты — мой ученик.

Глава 12. Сладость

После казни Ракона — а это была именно казнь, без каких либо сомнений — мой учитель перестал выходить из своей комнаты. Просто заперся в кабинете, изредка допуская к себе Ирмана с едой и питьем. Не знаю, чем там занимался Осиор, но все это время я был предоставлен сам себе.

На третий день после дуэли учителя и Ракона я выбрался в город, повидаться с ребятами. Ирман сказал, что они сами меня искали после того, как воры огрели меня по темечку в переулке. Стоило зайти накануне, но весь остаток дня и всю ночь у меня перед глазами стояла только одна картина: огромная печать Ман–Ман–Ман, яркий свет которой сжигает Ракона, как лучину. И учитель Осиор, что стоит позади заклинания, защищенный рунами Нид. Нелицеприятный, неподкупный судья, настолько же холодный, насколько жарким было созданное им светило. В кошмарах, что преследовали меня той ночью, я в итоге менялся местом с Раконом и оказывался перед испепеляющим светом руны Ман. Я пытался как–то оправдаться, хотя не понимал, за что, что–то рассказать Осиору, но его взгляд оставался пуст и холоден, а свет заклинания все нарастал и нарастал, пока не прожигал меня до самых костей.

Той же ночью мне явился Эдриас. Не знаю, была ли это реальная встреча со странным магом, либо же просто плод моего воображения, но в моем сне Эдриас появился как–то внезапно. Это был очередной раз, когда я стою перед руной Ман, моля Осиора о пощаде.

Сначала загадочный колдун просто стоял в стороне, дожидаясь, когда мой учитель активирует все шесть печатей, а после просто… все исчезло. Остались только я и сам Эдриас, висеть в черной пустоте.

— Ты не можешь осуждать Осиора за то, что он сделал, — сказал мне колдун. — Великая сила всегда ведет к одному — к сложному выбору. Потому что выбирать приходится из плохого и ужасного. Этот маг сделал все, как должно.

— Я не осуждаю учителя Осиора! — возразил я, но язык еле шевелился, будто я его не чувствовал.

— И не имеешь права. Но и бояться его ты не должен. Он стар и устал, я чувствую это. Я вижу это, мальчик. Просто учись у него, учись прилежно. Я даже рассчитывать не мог, что судьба пошлет тебе кого–то подобного.

— Что в нем такого? Я не понимаю, что…

Эдриас меня прервал, приложив палец к губам, показывая знак соблюдать тишину. В тот же миг мои губы будто стянуло невидимой нитью, и я не смог вымолвить больше ни слова.

— Слишком много вопросов, мальчик. Просто учись, я чувствую, что линии твоей судьбы круто поменяли направление в тот момент, когда ты украл весы. Держись этого пути.

А потом Эдриас исчез, как исчез и мой кошмар — более мне ничего не снилось.

И если прошлая моя встреча с Эдриасом ощущалась на утро вполне реально, то вот этот наш разговор на самом деле походил на сон. Смазанный, нечеткий, будто пытаешься разглядеть что–то в мутной воде, детали ускользали от меня с каждой минутой бодрствования, оставив в итоге только смутное ощущение правильности происходящего. Все хорошо, а когда учитель будет готов выйти из своей комнаты — он все мне расскажет. Или не расскажет, так, наверное, даже лучше. Я не был уверен, что хочу знать о прошлом Осиора, так как первое чувство жгучего любопытства уже успело смениться приобретенной за годы жизни на улице осторожностью.