Ученик убийцы

— Я прослежу, чтобы вас отвели к ним, может быть, сегодня вечером, но сейчас пойдемте туда. — И без дальнейших формальностей она увела меня из зала. Август посмотрел нам вслед, когда мы уходили, и я увидел, как Регал повернулся и сказал что-то, наклонившись к Роуду. Король Эйод вышел из толпы и милостиво смотрел на всех со своего помоста. Я удивился, почему Роуд не остался с лошадьми и другими слугами, но тут Кетриккен отдернула в сторону от дверного отверстия раскрашенную занавеску, и мы вышли из главной комнаты дворца.

Мы оказались снаружи и пошли по каменной дорожке под аркой деревьев. Это были ивы, и их живые ветви были соединены и перевиты над головой, чтобы сформировать зеленый покров, защищающий от полуденного солнца.

— И они защищают дорожку от дождя. По крайней мере большинство из них, — добавила Кетриккен, заметив мой интерес. — Эта дорога ведет к Тенистым садам.

Они мои любимые. Но, может, сперва вы хотели бы посмотреть травы?

— Я с удовольствием посмотрю любые сады, моя леди, — ответил я, и это по крайней мере было правдой. Здесь, вдалеке от толпы, у меня было больше возможностей разобраться со своими мыслями и обдумать, что делать в моем скользком положении. Я с опозданием понял, что принц Руриск не выказывал никаких признаков ранения или болезни, о которых докладывал Регал. Мне нужно было выйти из этой ситуации и посмотреть на нее другими глазами. Тут происходило нечто большее, гораздо большее, чем я мог предположить. Но я с усилием оторвался от собственной проблемы и сосредоточился на том, что говорила мне принцесса. Она четко выговаривала слова, и я обнаружил, что беседовать с ней гораздо легче, чем пытаться вникнуть в общий гул Большого зала. Она, по-видимому, очень много знала о садах и дала мне понять, что это не хобби, а знание, которое было ей необходимо как принцессе. Пока мы шли и разговаривали, мне постоянно приходилось напоминать себе, что она принцесса и обручена с Верити. Я никогда прежде не встречал женщины, похожей на нее. У принцессы было тихое достоинство, совершенно непохожее на высокомерное осознание своего положения, которое я часто встречал у людей более высокого рождения, чем я. А она, не задумываясь, улыбалась или нагибалась, чтобы порыться в земле вокруг растения и показать мне какой-нибудь особенный корень, о котором она рассказывала. Она стирала с корня землю, потом отрезала кусочек из середины клубня ножом, висевшим у ее пояса, чтобы дать мне попробовать его на вкус. Она показывала мне некоторые острые травы, которыми можно приправлять мясо, и настаивала, чтобы я попробовал каждый из трех вариантов, потому что, хотя эти растения были очень схожи, ароматы их резко различались. В некотором роде она напоминала Пейшенс, только без ее эксцентричности, а с другой стороны, была похожа на Молли, но без той грубоватости, которую Молли вынуждена была приобрести, чтобы выжить. Как и Молли, она разговаривала со мной прямо и честно, как если бы мы были ровней. Я подумал, что Верити эта женщина может понравиться гораздо больше, чем он ожидает.

И все-таки другая часть меня беспокоилась о том, что Верити подумает о своей невесте. Его вкусы в отношениях с женщинами были очевидны каждому, кто достаточно общался с ним. А те, кому он улыбался, были обычно маленькими, круглыми, темноволосыми, часто кудрявыми, с детским смехом и крошечными мягкими руками. Что он подумает об этой высокой светлой женщине, которая одевается просто, как служанка, и утверждает, что очень любит ухаживать за своими садами? По мере течения нашей беседы я выяснил, что она говорит об особенностях соколиной охоты и выращивании лошадей так же свободно, как любой егерь. А когда я спросил ее, что она делает для удовольствия, последовал рассказ о маленькой кузнице и инструментах для обработки металла, и она приподняла волосы, чтобы показать серьги, которые сделала себе. Тонко выкованные серебряные лепестки цветка обхватывали крошечный драгоценный камень, как каплю росы. Я говорил когда-то Молли, что Верити заслуживает знающей и деятельной жены, но теперь думал, не станет ли она его обманывать? Он будет уважать ее, это я знал, но что значит уважение между королем и его королевой?

Но я решил, что не стоит ломать над этим голову, а лучше сдержать мое слово Верити. Я спросил ее, много ли Регал рассказывал о ее будущем муже, и она внезапно затихла. Я чувствовал, что мой вопрос смутил ее. Все же она ответила, что знает, что он будущий король и должен решать множество проблем, стоящих перед ним и его государством. Регал предупредил ее, что Верити гораздо старше ее, он простой откровенный человек, который может не очень-то интересоваться ею. Регал обе— щал всегда находиться при ней, помогая ей адаптироваться, и делать все возможное, чтобы ей не было одиноко при дворе. Так что она подготовлена…

— Сколько вам лет? — порывисто спросил я.

— Восемнадцать. — Она улыбнулась, увидев изумление на моем лице. — Из-за того, что я высокая, ваши люди обычно думают, что я гораздо старше, — доверительно сказала она.

— Что ж, тогда вы моложе Верити. Но не так сильно, как это иногда бывает между мужем и женой. Ему будет тридцать три этой весной.

— Я думала, он гораздо старше, — удивилась она. — Регал объяснял, что у них только отец общий.

— Это правда, что Чивэл и Верити — оба сыновья первой королевы Шрюда. Но между ними не такая уж большая разница. А Верити, когда он не обременен государственными проблемами, не такой угрюмый и суровый, как вы могли бы подумать. Он человек, умеющий посмеяться.

Она посмотрела на меня искоса, как бы проверяя, не пытаюсь ли я изобразить Верити лучше, чем он того заслуживает.

— Это правда, принцесса. Я видел, что он смеется как ребенок на кукольных представлениях во время праздника Весны. И когда все собираются у яблочного пресса, чтобы делать вино из паданцев, он не остается в стороне. Но самым большим удовольствием для него всегда была охота. У него есть волкодав Леон, которого он любит больше, чем некоторые мужчины своих сыновей.

— Но, — решила вмешаться Кетриккен, — это ведь раньше он был таким? Потому что Регал говорит о нем как о человеке, выглядящем старше своих лет, согнувшемся под бременем заботы о своем народе.

— Согнут, как дерево под снегом, которое выпрямляется с приходом весны. Последнее, о чем он попросил меня перед отъездом, принцесса, это хорошо говорить вам о нем.

Она быстро опустила глаза, как бы пытаясь скрыть от меня, что у нее внезапно отлегло от сердца.

— Я вижу другого человека, когда о нем говорите вы. — Она помолчала и потом плотно сжала губы, запрещая себе задать вопрос, который я все равно услышал.

— Я всегда видел в нем доброго человека. Настолько доброго, насколько может быть добрым человек, облеченный такой ответственностью. Он исполняет свой долг очень серьезно и не станет увиливать от нужд своего народа. Вот что послужило причиной того, что он не смог приехать сюда, к вам. Он ведет бой с пиратами красных кораблей и не может делать это отсюда. Он отказывается от своих интересов как мужчина, чтобы выполнить долг принца. Не из-за душевного холода или отсутствия жизни в нем самом.

Она снова странно посмотрела на меня, сдерживая улыбку, как будто то, что я говорил ей, было сладчайшей лестью, словами, которым принцесса не могла верить.

— Он выше меня, но не намного. Волосы у него очень темные, так же как и борода, когда он ее отращивает. Глаза его тоже темные, но когда он чем-то возбужден, они сияют. Это правда, что сейчас в его волосах появилась седина, которой вы не нашли бы год назад. Также правда, что его работа лишает его солнца и ветра, так что швы его рубашек больше не лопаются на плечах. Но мой дядя настоящий мужчина, и я верю, что, когда красные корабли будут отогнаны от наших берегов, он снова будет скакать верхом, кричать и охотиться со своей собакой.

— Вы даете мне надежду, — пробормотала она и потом выпрямилась, как будто проявила какую-то слабость. Серьезно глядя на меня, она спросила: — Почему Регал не говорит так о своем брате? Я думала, что еду к старику с дрожащими руками, настолько обремененному своими обязанностями, что жена будет для него только еще одной из них.

— Может быть, он… — начал я и не смог придумать никакого изящного способа сказать, что Регал часто искажает истину, если это помогает ему в достижении цели. Клянусь жизнью, я не мог себе представить, какой цели он собирался достичь, представляя Верити таким ужасным.

— Может быть, он… был… не совсем честен, говоря и о других вещах? — внезапно предположила Кетриккен. Видимо, что-то тревожило ее. Она набрала в грудь воздуха и внезапно стала более откровенной. — Был вечер у меня в комнате, когда мы обедали, и Регал, возможно, немного чересчур выпил. Он рассказывал о вас всякие истории, говорил, что вы некогда были мрачным испорченным ребенком. Слишком амбициозным для своего положения, но с тех пор как король сделал вас своим отравителем, вы, видимо, удовлетворены своей участью. Он сказал, что такая работа подходит вам, поскольку даже мальчиком вы любили подслушивать и подсматривать и выполняли другие тайные поручения. Так вот, я говорю это вам не для того, чтобы сказать гадость, а только для того, чтобы вы знали, что я сначала думала о вас. А на следующий день Регал умолял меня поверить, что это были винные пары, а не факты, которыми он делился со мной. Но одна вещь, которую он сказал в ту ночь, была для меня слишком страшной, чтобы совсем забыть о ней. Он сказал, что если король пошлет сюда вас или леди Тайм, так это для того, чтобы отравить моего брата, и тогда я стала бы единственной наследницей Горного Королевства.

— Вы говорите слишком быстро, — мягко упрекнул я ее, надеясь, что моя улыбка не выглядит такой дрожащей и слабой, каким я себя внезапно почувствовал. — Я не понял того, что вы сказали. — Я отчаянно силился придумать, что ответить. Даже будучи совершенным лжецом, я находил такое прямое столкновение неловким.

— Простите. Но вы говорите на нашем языке так хорошо, почти как будто выросли здесь. Почти как будто вы вспоминаете его, а не учитесь заново. Я постараюсь говорить медленнее. Несколько недель, нет, это было больше месяца тому назад, Регал пришел ко мне. Он спросил, может ли он пообедать со мной, чтобы мы могли узнать друг друга получше и…