Ученик ученика
Шрифт:
– Паренек один приехал и весть с собой привез. Повезло, что мимо не проскочил, случайно нас увидел.
Это что же получается? Втемную выступить на их стороне глупо. Выведывать все подробности не менее глупо. Вдруг я узнаю что-то такое, после чего буду нужен только на время боя с неведомыми врагами. Самый подходящий вариант – выпытать все, затем похлопать Пронтия по плечу и сказать: ну вы, брат, попали. И уже в конце крикнуть Милане: собирайся, лапочка, мы срочно уезжаем. Этот вариант мне нравился больше всего.
Я потащил Милану к остальным. Никто не спал. Все были начеку и встревоженно всматривались в ночную пелену дождя.
Так, наблюдателей и без меня хватает, значит, я насчет этого могу не волноваться. Меня нисколько не прельщает первым вскинуть
Сейчас меня больше всего заботит совсем другая мысль: успею ли я спрятать Милану во-о-он в том кустарнике до момента нападения. Заранее ее там оставлять смысла нет. Неизвестно, сколько ей придется просидеть в холодной мокрой темноте.
Я посмотрел на свою нанимательницу, во взгляде которой читался укор. Согласен, девочка, непохожа ты сейчас на сказочную принцессу в этих огромных чеботах и всей той одежке, что я заставил тебя на себя напялить. Зато ноги не промокнут. И еще, поверь мне на слово, мы, мужская половина рода человеческого, обладаем уникальным свойством разглядеть стройную фигурку, даже тщательно упакованную во множество безобразных одежд.
Поцеловав Милану в лоб, удачно избежав при этом подставленных губ, я подошел к Куртису. Есть в нем что-то притягивающее, даже не знаю, как выразиться, основательность, что ли. С первого взгляда обычный старик – высокий, очень худой, с кустистыми бровями и выцветшими глазами. Обычно молчит, хотя может иногда в общий разговор пару слов ввернуть, всегда по делу.
– Хороший у тебя клинок, – обратился я к нему, чтобы завязать разговор.
Нет, я не специалист в холодном оружии, и судить о нем могу больше с эстетических позиций. Но не может клинок так выглядеть, если выполнен он из дерьмовой стали низкого качества. Куртис погладил навершие рукояти пальцами, на миг сжав эфес ладонью.
– Это все, что осталось, – ответил он. – Раньше, в молодости, я «диким» был. – Голос у него звучал как-то умиротворенно.
А сейчас, интересно, он каким стал, ручным или домашним? Или это слово что-то другое обозначает? Наш с Аниатой сосед, одноногий дед, очень уж гордился своей службой в Тунгейском полку и постоянно об этом рассказывал.
– Ты, парень, вот что. Когда все начнется, держись рядом со мной. У нас своя задача. И расслабься пока, раньше рассвета они не полезут. – Голос у Куртиса был таким, словно ему точно все было известно и наши неведомые враги сами ему сообщили время своего нападения. Да еще и попросили совета при этом, когда им лучше всего начать.
Дождь то почти стихал, то снова начинал лить сплошным потоком. Уже под утро, когда вокруг начало сереть, Куртис обратился ко мне:
– Ты бы, девушку, Милану свою, увел отсюда. Так, на всякий случай. Красивая она и дети у нее такими же будут.
Да я и сам собирался уже идти к ней, все, нервов больше не хватит. Сколько можно тянуть. Милана успела задремать, и мне пришлось ее будить. Подхватив на плечо седло и взяв девушку за руку, я пошел к заранее облюбованному мною месту.
– Вот здесь и будешь ждать, пока все не закончится, – сказал я ей. – А седло для того, чтобы не на земле сидеть, мокрая она, насквозь влагой пропиталась. Тут, в этих кустах, тебя никто не увидит, разве что специально искать будет, но это вряд ли. Чтобы не скучала, вот тебе орешки в сахаре, вкусные такие, твои любимые, и две конфетки. Последние они у меня, закончились. И вот еще мой плащ, накройся, мне-то он скоро только мешать будет, так что все равно скидывать.
– Артуа, тебя не убьют? – В глазах Миланы было столько тревоги.
– Конечно нет, да и с чего бы? Мы их просто попугаем – и все. А когда люди кричат друг на друга, никто никого не убивает.
– А Коста говорила…
– Коста сама ничего не знает, – перебил я ее. – Я с Куртисом разговаривал, вот он-то точно в курсе. Но все равно, Милана, ты обязательно дождись, пока я сам за тобой не приду. А если меня долго не будет, ты дня жди, когда совсем уже рассветет. Хорошо?
Милана часто закивала и
попыталась снова что-то спросить. Да знаю я, девочка, что у меня концы с концами не сходятся, только лучше не выпытывай больше ничего. Я отошел уже на несколько шагов, затем вернулся и поцеловал Милану, сидевшую с зажатыми в обеих руках сладостями. Сейчас можно себе позволить то, что хочется больше всего на свете.Возвращаясь к месту ночевки, я костерил себя последними словами, проклиная на чем свет стоит. Мы могли бы уже несколько раз присоединиться к другому обозу, идущему быстрее, такая возможность была, и не раз. И денег бы много не потерял, Пронтий – мужик порядочный.
Так признайся же себе наконец, что ты просто оттягивал момент, когда с Миланой придется расстаться. Но ведь все равно это произойдет через несколько дней. Так при чем здесь она, зачем ей все это нужно, все эти неприятности, в которые ты имеешь обыкновение влипать по поводу и без?
– Спрятал? – спросил у меня Куртис, и я лишь молча кивнул в ответ.
– Скоро они пойдут, парень.
Ну парень так парень, для тебя – да, ты ведь старше меня раза в два.
– Когда они нападут на обоз, – продолжил он, – мы зайдем сбоку и ударим им во фланг.
Мы – это кто? Видимо, мой вопрос так явственно читался на моем лице, что Куртис не стал дожидаться, пока я его озвучу:
– Мы – это я и ты.
Ага, отличный план. Да чего уж там, просто превосходный.
Хорошенькая из нас команда получается. Один – старый дед, который решил спеть свою лебединую песню. Я, конечно, догадываюсь, что «дикие» – это очень серьезно. И даже нисколько не сомневаюсь в том, что в прошлом он воин с большой буквы. Об этом можно судить хотя бы по тому факту, что такую саблю нельзя поменять на рожь или капусту. Но если это и получится, то никто не сможет носить саблю так открыто, как носит ее он. Подобное право нужно заслужить. Второй – это я. Несомненно, тоже великий воин. В будущем. Вероятно. И вероятность эта составляет процента полтора-два. Мы нападем на них и искрошим в ту самую капусту, легко и непринужденно, как и подобает двум славным бойцам: пенсионеру и ученику ученика мастера. Как же иначе меня можно назвать? Совершенно очевидно, что я даже в ученики еще не гожусь.
– Не бойся, парень, сегодня не твой день. Знаешь, когда я служил в «диких», меня прозвали Годимом. Тебе знакомо это слово?
Я кивнул: знакомо. Милана рассказывала мне, что есть легенда о таких людях. И обозначает это слово что-то вроде прорицателя или ведуна. Но это совсем не говорит о том, что они действительно существуют. Да и прозвище можно дать какое угодно. Например, в большинстве случаев верзилу под два метра ростом будут называть Малышом.
Ну хоть как-то успокоил, и на том спасибо. Да и чего, собственно, волноваться. Их всего-то десятка два ожидается. Для таких матерых бойцов, как мы с дедом, – плевое дело, как раз аппетит перед завтраком нагулять. А в том, что в этом мире никакого антисептика, кроме уксуса, не существует, ничего страшного нет. И антибиотиков тоже нет. Получу какую-нибудь рану, подумаешь, заражение крови. С моим-то иммунитетом смешно даже думать об этом.
– Так ты пойдешь со мной? – Голос у старика был абсолютно безразличным.
Да уж, одно во мне хорошо – я не родился женщиной. Иначе со своей неспособностью сказать при необходимости «нет» я пользовался бы огромной популярностью среди мужской части населения.
Мы шли недолго, шагов сто, не больше. И остановились возле какого-то деревца с резными листьями. Кажется, мы оказались чуть в стороне от сбившихся в кучу телег. Куртис снова обратился ко мне:
– Когда мы пойдем на них, держись за мной сзади и справа. – Ну что ж, такая просьба вполне понятна, ведь Куртис – левша. – И еще, не приближайся слишком близко. Глаза у меня уже не те. Эх, молодость, молодость. – Здесь по закону жанра ему было положено вздохнуть, но вместо этого я услышал совсем другое: – Сейчас я расскажу тебе одну вещь и даже попробую научить тебя этому. Освоить это несложно, у любого, кто постарается, получается. Слушай внимательно.