Училка и бандит

Вот умеет Иван незаметно для меня перенаправить вредность моего характера в смех. Даже странно… и когда научился, манипулятор несчастный?!

– … нет, это ни в какие рамки, - доносится до нас мощное контральто тети Маши. – Иван! Никакой свадьбы не будет!

– Василиса, а ну выходи. Едем домой! – орет моя мама, а деда Степа салютует нам своей фляжкой.

Крепитесь, мол, ребята.

И пусть земля вам будет пухом.

– Васечка, - обманчиво-жалостливо кряхтит баба Валя, - ну не хочешь Борьку, так вы тебе другого жениха найдем. Уж всяко получше этого. Выходи, деточка.

– Слыхал? – чмокаю я Ивана в колючую щеку. – Мне тут получше жениха обещают найти, так что прости.

Делаю вид, что собираюсь выйти из укрытия, но Ваня, разумеется, меня удерживает.

– … вон Ленечка все сохнет по тебе. Такой хороший мальчик, - продолжает бабуля.

И я не выдерживаю.

– Бабуль, Ленечке полтинник, и хорошим мальчиком он был задолго до моего рождения, - говорю, и выхожу к своим настоящим и будущим родственникам. – Значит так! Сейчас я выйду замуж вот за него, - тычу пальцем в посвистывающего с независимым видом Ивана, который делает вид, что не знаком со мной. – Недовольных не задерживаю!

Теперь принципиально замуж выйду!

Протягиваю Ване ладонь, которую он легко сжимает, и мы идем.

Жениться.

Ах, эта свадьба…

ГЛАВА 56

– … согласны ли вы, Иван Дмитриевич, - продолжает допрос, то есть, регистрацию брака сотрудница ЗАГСа – одетая в бархатную штору женщина неопределенного возраста.

– Васечка, не делай этого, - пищит Боречка.

– А ну тихо! – весело рявкает Иван, и кивает даме: - Продолжайте.

– Согласны ли вы, Иван Дмитриевич, - снова задает свой вопрос регистраторша уже не таким торжественным тоном, и… опять.

– Василиса, я запрещаю! – шипит мама, стоящая позади. – Никакого благословения!

– Переживу, - фыркаю, и заговорщицки переглядываюсь с Ваней. А затем, по традиции, киваю сотруднице ЗАГСа: - Продолжайте, пожалуйста.

– Согласны ли вы…

– Иван! Нас не уважают, - возмущается тетя Маша, заразившаяся от моей родни дурными манерами. – И ты это проглотишь?

Господи Боже мой! Я не сильно в тебя верю, но дай мне сил, чтобы не поубивать всех этих уродственников!

– Мама, я вообще-то женюсь сейчас. Давай потом, - раздражается Иван.

И кивает несчастной регистраторше, пребывающей в раздрае от этого безобразия.

И от траурного вида гостей, и от ненормальных жениха и невесты. Думает, наверное, что всем нам место в сумасшедшем доме. Или еще где, но не в обители любви, которая живет три года.

– Согласны ли вы, - уныло пытается оженить нас женщина, ожидая, что ее снова перебьют, и это снова происходит.

– Он согласен, - не выдерживаю я, и дергаю Ваню: - Ты согласен, а ну отвечай быстро!

А то мать как-то дышит подозрительно, сейчас начнет имитировать инфаркт, и фиг без масла нам, а не свадьба.

– Ты такая романтичная, - едко парирует Иван, закатывая глаза. – Ну ладно, допустим, согласен.

– Он согласен, - повышаю голос, победно глядя на расширившую глаза, и окончательно впавшую в шок регистраторшу. – Иван Дмитриевич берет меня в жены. И я, Василиса Федоровна, беру его в мужья. Где расписаться?

– Но так не делается, - невнятно бормочет несчастная женщина под тихий смех деды Степы.

– Милочка, дайте им бумажки, у вас ведь очередь на регистрации, - вмешивается дед. – А то это надолго затянется, уж поверьте. Я с этими гидрами, - он оглядывает маму и бабушку, и, почему-то меня, - всю жизнь маюсь. Так что… вот, молодец.

Регистраторша торопливо подзывает нас к себе, и показывает, где нужно поставить автографы, которые мы с облегчением рисуем.

– Объявляю вас мужем и женой, - коротко, опустив слова о законности и прочем, объявляет сотрудница ЗАГСа, мечтая поскорее выпроводить наш табор.

А я мечтаю показать средний палец родственникам – и моим, и моего муженька. Но сдерживаюсь, что стоит мне немалого труда. Вместо этого хватаю Ваню за футболку, и целую – коротко, с обещанием горячей брачной ночи.

Уж мы не станем деньги пересчитывать, как иные молодожены.

– Поздравлять будете? – интересуется Ваня, отрываясь от моих губ.

Бабушка охает, перекрещивает его и, заливаясь слезами, похлопывает по руке.

– Раз уж так случилось, то ничего не поделаешь, - вздыхает она. – Ты береги нашу Васечку, она хрупкая, как птичка. И такая ранимая…

– … ранимая, как танк, - смеется мне на ухо этот негодяй. – И хрупкая, как птеродактиль.

Пихаю полюбившего меня оскорблять мужа в бок, но мысленно соглашаюсь: что есть, то есть. Ни убавить, ни прибавить, как говорится.

– Зато я оригинальная!

– Несносная, - спорит Ваня под причитания бабули.

– Восхитительная, - хмурюсь.

– Чокнутая.

– Самая лучшая женщина на свете! – повышаю голос, и выразительно гляжу на зарвавшегося Ивана.

– Нууу, - тянет он, а я прикидываю: это будет слишком, если я с ним разведусь вот прямо сейчас? – Самая ты лучшая, или нет, но я тебя люблю. И буду нести этот крест всю оставшуюся мне жизнь.

Недолгую. И не слишком счастливую. Меньше болтать надо!

– Ладно, Маша, - оборачиваюсь, а родственники, к моему разочарованию, успели помириться, - нужно организовать столы, еды наготовить.

– В ресторане закажем. Сами не успеем.

– Я соседок позову, на пяти кухнях справимся, или мы не бабы? – возмущается маменька. – Леонида, соседа нашего, тамадой позовем. Он на аккордеоне играет просто великолепно. Ты мальчишкам своим еще раз позвони, пусть сразу к нам едут, а по дороге нужно купить напитки…

Ваня берет меня за руку, и медленно, спинами, мы пятимся к выходу.

– Сбежим? – предлагает он, когда мы оказываемся на крыльце, нечаянно помешав чужой фотосессии. – Или ты хочешь вот это все?

Бесконечные крики «Горько!».

Цыганочка с выходом, которую умеет играть Леонид.

Пьяные причитания Бориски, которого я поматросила, и бросила.

И традиционный мордобой.

– Найдут, - морщусь я, но бегу вслед за мужем к его машине.

То есть, к нашей машине. Все его теперь мое!