Учись видеть. Уроки творческих взлетов

А до чего все были потрясены выставкой художников, которые предприняли беспримерное путешествие в Непал – Тибет – столицу Тибета Лхасу. Тибетским пением Леши Тегина под трубы и барабаны. А также документальным фильмом «Снежный ангел» с Лёней Тишковым в главной роли.

Вот рассказ Ани Голиковой о нашем с вами походе в Малый Манеж на выставку этих путешественников, живописцев и фотографов, писателей, изобретателей движущихся скульптур, странных музыкантов…

Анна Голикова

Тебе, Тибет

Малый Манеж приземистый, как из сказки, терем, в котором, кажется, не уместилось бы и несколько невысоких комнат. Но внутри оказалась целая белоснежная Вселенная под прозрачными сводами из стекла.

На какое-то мгновение я потеряла всякую власть над пространством. Со всех сторон пустынного зала глядели исполины гор. В плоской пустоте стен открылись окна – прозрения разных отчаянных искателей красоты. Это окна в Тибет.

Из одного видны – в непостижимой своей многомерности – сразу шесть вершин. Нет, на самом деле одна гора меняет свои одежды в вечном светопреставлении. Во втором видно, как свет постепенно поднимается от ее подножия до самых вершин и окрашивает на ее теле деревья, глазницы водоемов, людей вместе с их жилищами всеми цветами счастья.

Смуглые аборигены оставляют на камнях, как в раскрытой книге, свои обращения к Аннапурне – яркие рисунки-символы похожи на граффити.

Через центральный меридиан зала бежит зеркальная лента волны, и все вокруг существует в этом ее нечаянном колебании: в глазах моряка-путешественника волнистые занавеси со встретившегося ему гималайского храма превращаются в пену волн, сам же он морской бриз творит, создавая собственную, единственную блестящую, гладкую ленту жизни, по которой и плывет. Он говорит:

– Человек – волна, носимая в океане мудрости.

Повсюду вокруг необъяснимые пронзительные краски священных стен, и, странное дело, они бледнеют на фоне царства их же теней. (Свет – тень и преграда.)

Быть может, все это один центростремительный узор, как тот природный круговой рисунок стен великого Кайласа?

Да, вдалеке, в самом конце, распахнулась гигантская бездна небесная, и перед нами самая большая, недосягаемая и устрашающая горная вершина Кайлас. Все в зале замыкается ею в единый круг, все меньшие пути, проявляющиеся черно-белыми пятнами солнечных затмений, вымощенные обожженными где-то там, высоко, кирпичами, посыпанные высокогорным песком из таинственных дворцов, тем самым, по которому ходили монахи и художники.

…Те, кто по-настоящему ищет света, ищут его на небе или на земле?

После этого текста надо передохнуть. Его энергетическая насыщенность, напоенность цветом и в то же самое время прозрачность, акварельность требуют паузы.

Как я однажды пришла к вам на занятия и спрашиваю риторически:

– Ну что? О чем у нас сегодня будет идти речь?

Катя Лысенко говорит:

– Ой, а давайте помолчим?

Я так обрадовалась! Говорю:

– Давайте! Я-то смогу, но вы – не знаю, сможете ли?

И мы замолчали. Сидим, глаза закрыли, дышим, улыбаемся…

Кто к нам в аудиторию заходит – не поймет, в чем дело. Мне кажется, это было самое счастливое мгновение во всей моей десятилетней педагогической деятельности. Возможно, в конечном счете вообще это все, чему нужно учиться, – спокойно сидеть и блаженно молчать. Тогда, как пел Булат Окуджава:

Какие бы нас миновали напрасные муки,И только прекрасные муки глядели б с чела…

Однако для этого требуется Понимание, которое обязательно придет к нам – не в этой жизни, так в следующей…

Глава 13 Взять интервью у премьер-министра!

А пока мы выходим со своим «репортером» на охоту в музеи, на улицы, на бульвары – за впечатлениями, информацией, иной раз тьму интересного удается раздобыть и в то же время странного, абсурдного, даже нелепого…

Я помню, Денис Батяев взял интереснейшее интервью у водителя поезда метрополитена. Сидят они на лавочке, беседуют, фон записи – кошмарный шум поездов, Денис у водителя спрашивает:

– Вот мне всегда интересно: отчего поезда неожиданно останавливаются в туннеле метро?

А тот ему отвечает:

– Это машинист выходит пописать.

В другой раз Надя Гайсенок отправилась по моей наводке в какую-то социальную контору под названием «Конкретная помощь малоимущим». Приходит и ничего не может понять: кругом плакаты, рекламирующие разные супермодели гробов. Сидит человек за начальственным столом – специалист по этому делу. И щедро дает консультации. Надька не растерялась, взяла у него потрясающее интервью, он подарил ей солидный журнал: спецвыпуск на мелованной бумаге вроде толстых модных журналов «Афиша» или «Космополитен», глянцевая обложка, финская печать, модный дизайн – очень увлекательно. Мы его полистали с огромным интересом. Передача бы получилась незабываемая, будь у начальства на радио черный юмор. Именно у начальства! У нашего народа с юмором все в порядке.

Я тут еду в метро, и мой поезд как раз останавливается в туннеле. Стоит и стоит, стоит и стоит, все перепугались, вдруг слышим объявление: «Поезд задерживается по техническим причинам. Просьба соблюдать… чистоту!..»

Пассажиры переглянулись и как начнут хохотать! Думали, скажут: «спокойствие». А ляпнули: «чистоту». Полностью незнакомые люди смотрели друг на друга и хохотали, прямо утирали слезы от смеха, особенно женщины. Только успокоятся, посмотрят друг на друга – и опять. Вечер, все усталые… И такими родными друг другу стали!

Был еще смешной случай. Лена Птицына принесла на экзамен интервью с известным целителем, чуть ли не Кашпировским. На пленке она ему с теплой человеческой интонацией, по-домашнему задает вопрос, а тот как-то слишком торжественно, гулко, в приподнятом тоне отвечает.

Я сразу обнаруживаю интонационное несоответствие, а также неодинаковый фон.

– Да как ты вообще к нему подкатила? – спрашиваю.

Оказывается, Ленка просто купила билет на его лекцию в Петербурге и записала все выступление из зала на диктофон. Потом в спокойной обстановке, дома, отдельно задала свои вопросы, виртуозно подогнала вопрос под ответ, смонтировала – и получилась роскошная радиопередача, где два равноценных собеседника разговаривают о глобальных вопросах бытия.

Так один мой приятель похвастался:

– Мне Владимир Высоцкий, – он важно говорит, – рассказывал…

А другой мой приятель ему отвечает:

– Он это всем рассказывал в ДК Горбунова…

Разумеется, я поставила Птицыной «пять» – за изобретательность и техническую смекалку. Но стоит ли нам лишать себя удовольствия личного контакта?

Разные встречаются люди, порой совершенно невероятные, чудные, неприступные, и вот именно наша профессия дарит возможность подойти к ним поближе и почти с полным правом полюбопытствовать: кто такой?

Один из лучших моих учеников, Женя Сабельфельд, влюбленный в песни Юрия Шевчука, все-все про него разузнавший, на майке у него – Шевчук, журналы – про Шевчука, портреты, кассеты, концерты, диски… Шевчук – это наше все!..

И вот Юрий Шевчук приехал на сутки в Москву, вечером дал концерт, наутро у него билет на поезд, потребовал, чтобы никто его не беспокоил, и вдруг почему-то согласился на встречу с единственным журналистом; этот журналист – Женя Сабельфельд.

Или Гусакова Ира записала на диктофон десятиминутное интервью, которое, на мой взгляд, приравнивается к роману или полнометражному художественному фильму. Ее герой рассказывает, что в детстве он был странным образом одарен: он пел точно как Робертино Лоретти. Был такой юный итальянский певец, страшно популярный.

А этот русский парень учился в интернате и параллельно в музыкальной школе, и ему вечно устраивали концерты в разных учреждениях, концертных залах: «Русский Робертино!!!»… Слава… Уроки побоку… Аплодисменты… Блестящее будущее! Он выучил весь репертуар Робертино Лоретти на итальянском языке. У него был такой голосина, что однажды он выступал в больнице, – на верхней ноте песни «О, соле мио!» задрожала и рухнула с потолка люстра, к счастью, никого не задев из публики, немного пострадал только сам «Робертино».

Парень взрослел, голос начал ломаться. Учитель музыки на время запретил ему петь. Сам уехал в отпуск, а парня попросили выступить. Он отказался, но те ему что-то пообещали, и он согласился. На концерте снова взял знаменитую высокую ноту «О, мое солнце!» и сорвал голос.

– Так все закончилось, – услышали мы серый, скучный голос на Иркиной кассете. – Жизнь, слава, искусство, любовь, удача – все отвернулось от меня в тот миг. С тех пор я простой неприметный физик, ведущий бесцветное существование. Уже мне пятьдесят лет. И ничего в моей жизни хорошего больше не будет…