Учитель и Ученик: суперагенты Альфред Редль и Адольф Гитлер

Самым больным был денежный вопрос. /…/

Скоро я вынужден был признать, что шпионажу, направленному против нас Россией, Италией, Сербией и Францией мы противопоставили весьма незначительные контрразведывательные силы». [133]

Последняя фраза содержит как бы неявную критику по адресу предшественников. Не случайно в воспоминаниях Ронге нет и ни малейшего упоминания о непосредственном начальнике — Редле, пока не заходит речь о разоблачении его предательства.

133

Ронге М. Указ. сочин. С. 22–24.

Такое отношение, впрочем, к «проштрафившимся» деятелям типично везде и всюду: сразу перечеркиваются все их прежние заслуги!

После смерти и разоблачения Редля обнаружилось, например, что он часто ездил в Варшаву. Это широко и публично обсуждалось лишь ввиду высказанного предположения, что именно так осуществлялись связи Редля с его русскими хозяевами. Урбанский, как профессионал, глубоко возмутился такой инсинуацией, заявив в 1931 году, что опытный шпион в последнюю очередь отправится в страну своих нанимателей. Частые личные контакты для такой связи совершенно не нужны, а все вопросы можно разрешить хорошо организованной перепиской. [134]

134

Urbanski von Ostrymiecz A. Der Fall Redl. S. 98.

Последнее утверждение, совершенно справедливое по существу, противоречит, однако, широко распространенной версии провала Редля. Это, на наш взгляд, дополнительным образом подтверждает шаткость всей этой версии.

Так и остаются невыясненными, заметим, и мотивы поездок Редля в Варшаву. Этого и мы не сможем прояснить.

Характерно, что хорошим тоном и у современных авторов считается замалчивание заслуг Редля, а если и упоминание его, то сугубо в негативном контексте.

Ронге, например, сообщает: «Пренебрежение разведкой против России казалось не опасным, так как в 1906 г. открылись первые перспективы снова быстро возродить агентуру в случае конфликта. Д[окто]р Витольд Иодко и Иосиф Пилсудский от имени польской социалистической партии предложили штабу военного командования в Перемышле в качестве эквивалента за поддержку их стремлений использовать свою разведку. Если в Вене не были склонны даже временно согласиться на такой эксперимент, то все-таки в случае нужды у нас было бы «железо в огне».

Все это облегчило принятие решения, к которому было вынуждено разведывательное бюро, так как в тот момент на первый план выступили соседи на других границах» [135] — тут нет ничего о Редле.

Зато вот как рассказывает о тех же контактах польских националистов с австрийской разведкой современный российский биограф Пилсудского Г.Ф. Матвеев: «Первым свидетельством политической эволюции Пилсудского стало создание в 1908 году тайной военизированной организации — Союз активной борьбы (САБ). /…/

135

Ронге М. Указ. сочин. С. 18–19.

Решение Пилсудского возглавить САБ совпало по времени с важным для его планов событием. В октябре 1907 года начальником разведывательной группы Учетного отдела [136] Генерального штаба австро-венгерской армии вместо Альфреда Редля, который, как стало известно позже, был еще в 1901 году завербован русской разведкой, был назначен Максимилиан Ронге. В условиях разразившегося осенью 1908 года боснийского кризиса австрийский Генштаб резко активизировал свою деятельность по подготовке возможной войны с Россией. /…/ В связи с этим в Вене вспомнили о предложениях Пилсудского о сотрудничестве на антироссийской основе, сделанных в 1906 и 1907 годах.

136

Буквальный перевод названия Эвиденцбюро.

Установление контакта с Пилсудским было поручено капитану Густаву Ишковскому, блестящему офицеру польского происхождения, выходцу из австрийской Силезии, немного знавшему польский язык. С июля 1908 года он возглавлял разведывательный центр во Львове, деятельность которого была сориентирована против России. /…/

[Пилсудский] дал согласие на сотрудничество в разведывательной области, но пока что только во время войны.

19 октября 1908 года Ишковский направил Ронге рапорт, рекомендовавший привлечь ППС [137] к разведывательной работе. Реакция руководства была положительной, и примерно в конце ноября — начале декабря 1908 года Пилсудский лично встретился в Вене с майором Ронге для обсуждения различных аспектов взаимодействия. В распоряжении исследователей нет записи этой беседы /…/». [138]

137

P.P.S. — Польская социалистическая партия.

138

Матвеев Г. Пилсудский. М., 2008. С. 127, 130–131.

Обратим внимание на то, что желание лягнуть Редля привело Матвеева к заметному искажению логики событий. Получается, что австрийцы игнорировали предложения Пилсудского в 1906 и 1907 годах потому, что Редль был русским агентом, а пошли на контакты с поляками тогда, когда Редля заменил Ронге.

Но Редль никуда не делся и после 1907 года, а Ронге уже в 1907 году появился в Эвиденцбюро в качестве его подчиненного.

Изменение же позиции австрийцев произошло осенью 1908 года — в связи с Боснийским кризисом, как пишет и Матвеев, а не в связи с личными установками конкретных австрийских разведчиков.

Боснийский кризис разразился в связи с официальным объявлением Австро-Венгрии об аннексии Боснии и Герцеговины 6 октября 1908 года.

После Берлинского конгресса 1878 года, завершившего очередную Русско-Турецкую войну, проигранную турками, сложилось абсурдное положение: Босния и Герцеговина продолжали юридически числиться за Турцией, но административное управление там осуществляли австро-венгры, оккупировавшие эти территории. Местное население тяжело переживало замену турецкой оккупации на австрийскую: в 1878, 1879 и 1882 годах вспыхивали восстания против австрийцев.

Летом 1908 года в Турции произошел военный переворот — и власть перешла к энергичным и решительным «младотуркам». «В июле 1908 года во время речи на площади Свободы в Салониках Энвер-паша [139] , которого всенародно считали молодым лидером мятежа против вековой тирании, красноречиво заявил: «Деспотия исчезла. Мы все братья. В Турции больше нет болгар, греков, сербов, румын, мусульман, евреев. Мы все находимся под одним и тем же голубым небом и гордимся тем, что являемся турками».» [140]

139

Генерал Энвер-паша (1881–1922) после младотурецкой революции — военный атташе в Берлине; в 1913–1918 годах — член правящего «триумвирата» младотурков, военный министр и фактически турецкий главнокомандующий. После Первой Мировой войны признан военным преступником и заочно приговорен к смертной казни, но бежал в Германию. В 1920 году посредничал в тайных военных переговорах между Германией и Советской Россией. Затем направлен Лениным в Среднюю Азию — руководить Мировой революцией на Востоке. Вместо этого попытался поднять восстание всех мусульман против Советской власти. Его сподвижники были разгромлены, а сам он погиб в бою с Красной Армией под Бухарой.

140

Моргентау Г. Трагедия армянского народа. История посла Моргентау. М., 2009. С. 16.

Новая политическая реальность грозила новыми осложнениями вокруг Боснии, и австрийцы решились объявить своим то, что и так фактически принадлежало им уже тридцать лет. Такой шаг вызвал бурю возмущений и в Турции, и в Сербии — с совершенно различной, но одинаково антиавстрийской направленностью.

В Сербии с кануна упомянутого переворота 1903 года культивировалась идея объединения всех югославянских земель, лопнувшая кровавым нарывом много позднее — к концу ХХ столетия.

Все европейские державы разделились осенью 1908 года на противников и сторонников Австро-Венгрии; последние состояли по существу из одной лишь Германии. Опасность общеевропейской войны нависала до конца марта 1909 года.

Это оказалось первым конфликтом с начала ХХ века, разведшим Россию и Австро-Венгрию по разные стороны баррикады.

Боснийский кризис встряхнул деятельность разведок.

Ронге пишет об этом — естественно под собственным, чисто австрийским углом зрения: «Если Балканы являлись с давних пор политическим барометром Европы, то Сербия все более и более превращалась в тот капсюль, который угрожал взорвать минную систему политических разногласий. /…/