Учитель истории
Шрифт:
В одно прекрасное утро просыпается Аркадий Львович и видит, как преподаватели столпились кучками и тревожно между собой шушукаются. Выяснилось. Ночью было землетрясение. Несколько внушительных толчков не менее трёх баллов. Местные от первого же толчка мгновенно проснулись и выбежали на улицу, чтобы в случае обвала не похоронило в здании. И лишь приезжие, в том числе и тридцатипятилетний Аркадий Львович, безмятежно спали, их такими толчками разве разбудишь. Прочувствовать событие, испытать волнение, а может быть и страх, так и не довелось.
Был ещё один неприятный случай в том памятном сорок третьем. С вечера не доглядели, рано закрыли трубу, когда под слоем золы оставалась несгоревшая солома. Угарный газ медленно, но верно заполнил небольшое помещение. Взрослые
Зимой Аркаша почти безвылазно отсиживался дома. Куда на улицу пойдёшь, когда и в избе холодно? В яркие солнечные дни любил Аркаша часами глядеть в окно. Возле дома, в прогалине между соседним наносило за зиму сугроб до самой крыши, и тянулся он пологим скатом через всю улицу. Вот и разглядывал этот громадный снежный сугроб, сверкающий и переливающийся на солнце тысячами блёсток-серебринок, сочиняя истории, которые могли бы произойти, если бы явилась на это блистательное раздолье Снежная Королева со своей свитой.
И ещё одно примечательное занятие находил себе Аркаша — разглядывать узоры на окнах, когда их разрисует мороз. Аркаша всегда удивлялся, как это у него здорово получается. Рисунки всякий раз неодинаковые и такие замысловатые. Аркаша пытался их перерисовать на бумагу. Но получалось скверно, не было сказочной красоты. К тому же узоры на окне были разноцветные, а цветных карандашей не было у паренька. Неплохо получалось, когда Аркаша перерисовывал картинки из книжек. Раскроет книжку, смотрит на картинку и рисует точь-в-точь, как там нарисовано. Здорово получалось. Взрослые хвалили, говорили, что, похоже. Он и сам видел, что похоже, и гордился своим умением. Никто из знакомых, даже взрослых не умел так рисовать.
Хотя зимой и редко случалось выходить Аркаше на улицу, но выходить было в чём. Сшила мама ему бурки. Вся семья зимой в бурках ходила. Многие в деревне бурки носили, у мамы заказывали. Она всем шила. Возьмёт два куска материи, вырежет по выкройке, настелет между ними ровным слоем вату и прошьёт на машинке параллельными строчками. Две простроченных половинки сошьёт вместе и бурок готов. Некоторые галоши надевали на бурки, у кого галоши были, и ходили в бурках даже в осеннюю слякоть.
Зимой в деревне ничего не происходило. А вот летом случались разные события. Однажды летней порой пролетел над деревней вдоль дороги самолёт. Низко пролетел. Ребята все высыпали на улицу, привлечённые громким рёвом. А лётчик развернулся, повторил заход во второй и третий раз, после чего скрылся из виду. Ребята сразу определили, что это истребитель, летел бреющим полётом. По звёздам сразу видно, что наш.
А вечером после работы мать со смехом рассказывала, какого переполоху наделал этот самолёт в совхозе среди работниц швейной мастерской. Войны настоящей из них никто не видел. Услышали гул низко пролетающего над посёлком самолёта и решили, что немец прилетел их бомбить. Кубарем слетели по лестницам, здание трёхэтажное, и рассыпались вокруг дома по канавкам, ища хоть какое-нибудь укрытие. После пережитого перепуга мать смеялась, как многие головы упрятали в канаве, а всё остальное не помещается, выставлено наружу, есть куда попадать. Но это дома, а тогда, там под завывание пикирующего самолёта было не до смеха.
Учебный аэродром недалеко, в Тамбове находился. Там и курсантов обучали и проходили переподготовку после госпиталей фронтовые лётчики. Но, чтобы в Никольское залететь, случай единственный. Лётчик, видимо, молодой. Увидел, какой переполох начался, забавно стало. Вот и пошалил. Воевали в то время лётчики всё больше молоденькие, после краткосрочного обучения.
В первый же год, как поселилась семья в деревне, завели кур. Несколько штучек и петуха. Петух — красавец, оперение сверкало и переливалось ярким разноцветьем. По утрам вся деревня оглашалась петушиной перекличкой. А вслед за тем раздавались выстрелы
кнута пастуха, собирающего и выгоняющего стадо на пастбище. Кур держали немного, кормить было нечем. Летом они сами себе добывали корм, но от подкормки не отказывались. А зимой хозяевам туго приходилось. Яиц несли мало. Детям редко доставалось съесть варёное яйцо. Обычно мама заливала яйцом жареную картошку, чтоб вкуснее было.В то лето одна из куриц запросилась в наседки. Соседи подсказали, что надо делать. В большой корзине на подстилку сложили яйца, и курица стала их высиживать. Детям интересно было наблюдать, как курица бережно обходится со своим хозяйством, как терпеливо, изо дня в день высиживает цыплят.
Сколько радости испытали, когда цыплята вылупились, и стали шумной стайкой сопровождать маму-наседку. Как бережно и воинственно оберегала она свое потомство. Как интересно было наблюдать за цыплятками. Поначалу они бегали за курицей, откликаясь на её призывное кудахтанье, а когда подросли, стали играть. Потом и вовсе возникали ссоры. Схватит подросток червячка, а другой во всю свою цыплячью силу отнимает у него. А когда гребешки прорезались, и можно было отличить петушка от курочки, начались настоящие петушиные бои. Столкнутся два петушка, по одним им ведомым причинам, и начинают наскакивать друг на друга. Клювиками норовят нанести поражение своему сопернику и при этом угрожающе машут крылышками, на которых ещё не успели вырасти перья. Но стоит курице закудахтать, подзывая к себе, как все ссоры прекращаются, и дети дружно устремляются к маме.
В степном раздолье вокруг села птиц водилось немного. Вездесущие воробьи, своими размерами и беззащитностью вызывали умиление, когда затевали игры, купались в пыли или лужах после дождя. По утрам Аркаша с удовольствием слушал пение едва различимых в небе жаворонков. Небрежно, не проявляя никакого интереса, смотрел на ворон, одиноко вышагивающих в поисках, чего бы своровать. Ласточки, стрижи, которых долго не умел различать Аркаша, синицы. Вот почти и весь перечень. Орлов в тех местах не водилось. Были коршуны — гроза цыплят. Коршуны обитали в степи. Но отдельные экземпляры нет-нет да появлялись над селом. На кур не нападали, слишком велики и неподъёмны. На цыплят охотились. Аркаша не раз был свидетелем, как парящий коршун вдруг застывал на месте, а потом камнем падал на землю, хватал несчастного цыплёнка и стремительно улетал.
Когда наседка вывела цыплят и стала выгуливать их на улице, Аркаша, завидев коршуна, брал толстую хворостину и принимался охранять. Но и коршун был видимо не дурак, ни разу, ни один из них не рискнул напасть на цыплят, находящихся под такой надёжной охраной.
Уже в четыре года Аркаша выучил больше десятка букв и приспособился с их помощью читать газеты. Брал газету, водил пальцем по строке и называл вслух известные ему буквы. Свою любимую книжку «Олешек Золотые Рожки» с золотым тиснением на обложке Аркаша читал уже в три года. Не зная букв. Ему так много раз читала мама этот сборник сказок, что Аркаша их запомнил наизусть. Открывал книгу, по картинкам видел, какая это сказка, и читал вслух. Особенно ему нравилось демонстрировать своё умение перед знакомыми взрослыми, которые с пониманием относились к хитрости мальчугана.
В четыре года Аркаша кроме газет, таким же способом стал читать учебники сестры-школьницы. Но уже научился и писать печатными буквами. Освоил без затруднений, так как хорошо и уверенно рисовал.
В пять лет продолжал изучать буквы, а в шесть, на день рождения, в январе сорок третьего получил в подарок от мамы букварь. Это был лучший в жизни подарок. Ни один подарок за всю последующую жизнь не будет так замечателен и дорог, не оставит по себе незабываемую память. Переходя от страницы к странице, изучая букву за буквой, Аркаша усвоил слоги, чтение по слогам. К школе он читал весь букварь без запинки. Это не значит, что обучение далось легко. Научиться произносить две буквы как один звук — не сразу получается. Пришлось немало помучиться. Но у Аркаши хватило терпения до школы усвоить букварь. Детские книжки читать ещё затруднялся, но по букварю получалось.