Учитель учителей. Избранное
Шрифт:
Порядок делает школу духовной мастерской, похожей на типографию, где книги умножаются с такой скоростью, изяществом и правильностью орфографии, которая граничит с чудесным, чему нельзя было бы поверить, если бы это не было общеизвестным. С той же говорю я, легкостью, быстротой, изяществом и верностью в школах должно умножаться знание и запечатлеваться в чувствах и умах мудрость…
Чтобы освободить школы мудрости от всякого нестроения, я попытаюсь привести все [из чего они состоят] в точный порядок таким образом:
лица, которые призваны учить и учиться;
орудия обучения: книги и т. п;
места, которые должны быть предназначены
время, которое должно быть установлено для занятий;
сами работы;
перерывы и вакации.
Три главных правила для того, чему следует учить и учиться.
Во главе этого отдела следует поставить требование, чтобы учили и учились, предлагали и осуществляли: первичное – раньше остального; более важное – раньше менее важного; имеющее связь – одновременно.
Первичным является чувственное по сравнению с интеллектуальным, последнее по сравнению с откровенным; целое по сравнению с частями; и простое по сравнению со сложным.
Более важное есть человек – перед другими созданиями, душа – перед телом; равным образом духовные вещи – перед телесными, небесные – перед земными, вечные – перед временными и, следовательно, благочестие – перед образованием нравов, нравы – перед наукой и т. п.
Целое изучается раньше частей, потому что оно больше их (ибо всякое целое больше своей части) и поэтому скорее входит в соприкосновение с чувствами и сильнее на них отпечатлевается. Большой предмет виден даже издали, а малые – только тогда, когда к ним подойдешь ближе и когда их рассматриваешь один за другим. Далее: целое есть одна вещь, частей – много, а одну вещь можно постигнуть легче и скорее, нежели многие. То же правило имеет место и по отношению к роду и виду; ребенок легче выучивается узнавать дерево, нежели определять виды деревьев. Следовательно, «целые» вещи, т. е. роды, должны быть самым первым предметом учения и обучения, и только за ними должны следовать части и виды так, чтобы знание отдельных и специальных вещей (индивидуумов) составляло высшую ступень человеческой мудрости…
Простое также должно предшествовать сложному: оно изучается легче. Мальчик, например, скорее выучивается писать и произносить десять цифр, нежели различные соединения чисел до бесконечности. Также и двадцать пять букв изучаются легче, нежели составляемые из них многие тысячи слов. Так как при общем изучении языков, наук, искусств, знаний, мудрости, наконец, даже самого благочестия выступают известные простые вещи, из соединения и различного распределения которых происходит все разнообразие материала (почему они и называются началами или элементами тех знаний), то эти начала, если только они везде надлежащим образом предпосылаются, дают удивительно ясный, легкий и приятный метод обучения и изучения.
Святое правило метода – изучать более важное прежде менее важного.
Но этому методу придает мудрость и освещает его то золотое правило, чтобы преимущественным, более важным и занимались преимущественно. Счастлива та школа, которая учит ревностно изучать и делать хорошее, еще ревностнее – лучшее, всего ревностнее – наилучшее.
Наконец, метод будет сберегать труд через соединение параллельно идущих вещей, т. е., например, если параллельно будут изучаться и письмо и чтение, познание и их наименование, если, следовательно, будут совмещаться понимание, деятельность и правильное употребление речи. Таким образом, обучение надобно всегда вести по всем этим пунктам к следующей ближайшей ступени.
Порядок, касающийся лиц.
Порядок, касающийся лиц, водворится в школе от распределения учащихся в зависимости от возраста и успехов по отделениям или «классам». Класс, следовательно, есть не что иное, как соединение в одно целое одинаково успевающих учеников, для того, чтобы легче можно было вести вместе к одной и той же цели всех, кто занят одним и тем же и относится к обучению с одинаковым прилежанием.
Семь классов пансофической школы.
Чтобы исчерпать всю область познаваемого во всем объеме, мы организуем семь таких классов (предпослав им школу родного языка, где обучают начальному чтению. Три первых, низших, класса должны служить возбуждению внешних чувств; столько же классов должно служить усовершенствованию понимания вещей и, наконец, последний класс – возвышению умов к Богу. И так как точнейшее деление познаваемого обнаруживает в нем реальное, умственное и словесное бытие, то раннее детство в первых трех классах мы занимаем преимущественно словесным бытием, т. е. чувственным анализом языка, привлекая к этому поверхностное знание вещей. Четвертый класс мы назначаем для изучения реального бытия, объясняемого философией путем тщательного сопоставления и открытия законов всех вещей. Пятый класс исследует умственное бытие, проникая в тайны человеческого ума. Шестой класс извлекает из всех этих вещей пользу для разумного устроения им настоящей жизни. Наконец, седьмой класс полнее покажет путь к будущей жизни, а также путь для домогающихся блаженства.
Какими именами различать эти классы.
Для отличия друг от друга эти семь классов мы будем называть следующими именами:
Отсюда ясно, что я следую совету Альстеда, который рекомендовал установить три грамматических класса и столько же гуманитарных.
…Мы прибавляем еще седьмой класс – класс богословских занятий, чтобы мы образовывали не только сыновей мира сего, но и наследников неба.
Порядок, касающийся учебных пособий, книг.
Семиклассная школа должна иметь семь классных книг.
Порядок будет состоять в следующем:
Порядок, касающийся места.
Относительно помещений обязателен такой порядок: во-первых, сколько классов, столько учебных комнат; иначе учащие и учащиеся не будут в состоянии беспрепятственно делать свое дело; им будут постоянно мешать вид и голоса тех, кто занимается чем-либо другим. Чтобы, следовательно, все, занимаясь одним и тем же делом, исполняли его с полным вниманием, они должны быть ограждены от постороннего шума: классы должны быть отделены один от другого.