Учитель. Назад в СССР 3
Шрифт:
Учительница еда успела нас покинуть, как мисс Серьезность снова вернулась к теме говорящих котов.
— И что это за имя такое? Мянюня мау? Мау — это что, твоя фамилия, Машка?
— Машка на базаре семечками торгует, — строго произнес я. Фразочка из детства вылетела моего рта скорее машинально, чем осознанно. Так говорила Светлана Федоровна, техничка в детдоме, одергивая нас, сорванцов, когда мы чересчур агрессивно начинали разговаривать друг с другом.
— Имя девочки Маша, Мария. Очень красивое. Незачем его портить грубостью.
— Фы-ф, — фыркнула
— Есть такое имя. Маша, тебя, наверное, так мама называет, да? — обратился я к черноглазке.
— Меня все так зовут… дома… И мама… и еще бабушка… и папа, когда веселый… — подтвердила черноглазка. — Манюня, вот! Значит маленькая и любименькая! Или Манюнечка… — пятиклашка чуть-чуть покраснела, но смотрела на свою противницу с легким вызовом в глаза, не собиралась отступать от своих слов.
— Все верно. Маша, Мария, Машенька, Манюня — это все производные от имени Мария. Манюня самое ласковое. Каждый человек или вещь, или даже страна могут иметь несколько имен и названий. Вот, к примеру, как называется наше государство, кто скажет?
— Я! Я! Можно, я! — раздалось со всех сторон, и только послушная Глаша Сидоренко терпеливо и молчаливо тянула руку.
— Дмитрий Олегович, давай ты, — попросил я вихрастого.
Митька покраснел сначала от смущения, затем от удовольствия, поднялся и отрапортовал.
— ЭСЭСЭСЭР, — по буквам выговорил пацан. — Союз Советских Социалистических Республик.
— Хорошо, а какое еще имя есть у нашей Родины?
— Родина, — немного подумав, выдал Митька.
— А имя у Родины какое? — настаивал я.
— Россия! — догадался Митя
— Все верно, садись, Дмитрий Олегович. — Вот так и у человека есть несколько имен. Когда вы маленькие, вас называют полным именем или сокращенным, ласково. Манюня, Сонечка, Митя. Вырастаете и к имени добавляется отчество. Вот как тебя дома зовут? — обратился я к девочке, которая спорила с Машей про говорящих котов.
— Картинка-Катеринка, — смутившись, пробормотала девочка. — Это папа так называет. А еще он говорит, что я на артистку похода! Вот! На эту… ну как ее… я забыла! — пятиклашка расстроенно на меня посмотрела.
— Это не страшно, — заверил я. — На следующем уроке обязательно нам скажешь, на какую артистку ты похожа по мнению твоего папы. А еще лучше, расскажешь нам про эту артистку.
— Я про нее ничего не знаю, — растерялась Катя.
— Поговори с папой, уверен, он тебе поможет, Катя. Нам будет интересно послушать. И даже посмотреть на фотографию и сравнить. Правда, ребята? — поинтересовался я у притихшего класса.
— Да-а-а! — наперебой загалдели пятиклассники.
Вот так и прошёл мой первый полноценный рабочий день в новом месте в роли учителя в далеком шестьдесят седьмом году. Познакомиться успел только с двумя классами. В честь начала учебного года по расписанию стояло всего пять уроков.
Два из которых я провел у своих десятиклассников. Точнее, два по расписанию, а по факту побывал только на одном, потому как с первого меня забрали к директору. На второй уже попал лично.— Спасибо, ребята, — искренне поблагодарил я свой десятый класс после того, как мы поздоровались. — Вы отлично справились! Без вашей помощи праздник не состоялся бы.
— Скажете тоже.
— Все путем.
— Завуч провела бы.
— Егор Александрович, — Лена Верещагина поднялась из-за парты.
— Да, Лена, что-то случилось?
— Нет. Мы с ребятами тоже хотим сказать вам «спасибо» за возможность стать частью чего-то большего, нового. Без вас первое сентября… ну не знаю… прошло бы скучно, как всегда.
— Правильно ленка говорит, — поддержал девушку Федька Швец.
— Спасибо, Егор Александрович!
— Дело верное!
— А Карабаса, видали? — ребята тут же переключились на обсуждение линейки. — А все наш классный придумал!
— Придумали мы с Ниной Валентиновной, да только вдвоем такое сделать невозможно. А вот всем вместе вполне по плечу, — снова повторил я.
— Егор Александрович, — нетерпеливо обратилась ко мне Лена. — Скажите, а еще такие мероприятья будут?
— Обязательно, Лена, почему спрашиваешь? Тебе понравилось?
— Ленке перед родителями выпендриваться понравилось, — со смехом ляпнул кто-то из моих парней.
— Лена не выделывалась, как ты изволил заметить, — сурово отметил я. — Лена и Паша — ведущие. Их задача развлекать зрителя, управлять зрителем и настроением зала.
— У нас и зала-то нет, — хмыкнул Петр Савельев.
— Совершенно неважно, как выглядят подмостки, на которые выходит артист. Главное, он должен чувствовать своего зрителя, вести его туда, куда необходимо. Играть на струнах его души, как на пианино.
— Так у пианино нет струн, — пробасил Горка Волков.
— Ошибаешься! — торжествующе выдала Верещагина. — Есть! Только они внутри!
— Па-а-думаешь! — буркнул Горка. — Один раз выступила и уже все, нос задрала!
— Все верно, Лена. У человека, Егор, тоже нет струн в прямом понимании этого слова. Но у каждого из нас есть сердце, и оно реагирует на боль и страх, на радость и счастье, когда что-то или кто-то задевают струны нашей души и нашего сердца.
Ребята притихли, слушая мои слова. Лена порозовела от удовольствия, глаза девушки блестели, ученица не отводила от меня взгляд.
Я вглядывался в лица своих выпускников, видел искреннюю радость, отголоски сомнений, недоверие, смех в глазах, толику зависти, которая исчезала под натиском задумчивости. Никто из ребят не остался равнодушным. Меня это порадовало.
Хотелось бы сказать, что с этого момента жизнь нашего класс покатилась по ровной гладкой широкой дороге к самому последнему звонку. Без ссор и эксцессов. Но я прекрасно понимал: не бывает так, чтобы раз и сразу в дамки, чтобы новый учитель с первых дней заработал столько авторитета, когда любое его слово становится законом.