Учитель

Грузовики с пышущими паром радиаторами остались далеко позади. Брошенные телеги скучковались у остатков рек и ручьев — лошади просто отказывались выходить из воды.

Остались только мы.

Раз-два, левой, вперед, солдат!

И мы шли, запинались, выливали на себя остатки воды из фляги, падали без сил, сгорали на солнце и шли. Нам оставалось совсем чуть-чуть. До столицы Проклятых врагов осталось всего двести километров.

Шли, плелись, ползли, сминая куцые остатки сопротивления, раздавленного нашими танкистами. У нас была цель и ощущение скорого праздника. Еще рывок и всё. И все поедут домой. И Великие отцы, наконец, будут довольны и оставят нас в покое.

Зикир, сняв с себя китель, обнажив миру тощую грудь, покрытую редким черным волосом, обжигая руки о стволы своего любимого пулемета, собрав редкую слюну, с ненавистью плюнул в пыль дороги, и, наконец, произнес:

— Холодно! Морозно!

— Что? — я не поверил своим ушам, о каком холоде он говорит?

— Морозно! Морозов! Морозов, на выход! Просыпайся!

Ай, блин, это сон! Я разлепил глаза, одновременно вспоминая, где нахожусь и что произошло. Развернулся от стены, спустил ноги на пол.

— Пошли! На допрос! — за время моего сна охранник с тяжелым взглядом ушел на пересменок и теперь меня поторапливал высокий и чрезвычайно худой полицейский. Форма болталась на нем как на вешалке, как бы ни пытался он ее подшить.

Зевая и потирая онемевшую от долгого лежания на ней пятую точку (Включить «Игнорирование раны»? — Отменить — Принято), я встал. Дылда ловко защелкнул наручники за моей спиной и толкнул чуть выше поясницы:

— Пошел.

Мы поднялись на второй этаж, и, пропустив мимо несколько дверей, полицейский ткнул меня носом в стену:

— Стоять.

Осторожно постучался и с неким облегчением запихал меня в открывшийся проем, в ускоренном темпе бормоча про заключенного Морозова, доставленного на допрос. Меня не покидало ощущение, что он жутко смущается и совершенно не знает как себя вести.

— Ключи, — услышал я жутко волевой голос и обернулся, разглядывая говорившего. Обладатель такого голоса должен иметь высокий рост, широкие, мускулистые предплечья, выглядывающие из-под подвернутых рукавов белой сорочки, и обязательно ямочку на выдающемся вперед, тяжелом подбородке.

Почти угадал. Высокий рост, как и могучие предплечья были в наличии, а вот ямочка категорически отсутствовала. Да и подбородок был самым обычным и ничего героического в нем не прослеживалось. И рубашка была не белая, а очень даже бледно-розовая. Наверняка жутко модная.

— Свободен, — вновь сказал хозяин кабинета и закрыл дверь. Зашел за мою спину, и я услышал скрежет поворачиваемого ключа — через мгновение наручники, сначала один браслет, потом второй, покинули мои, не такие впечатляющие, предплечья.

— Присаживайтесь, Дмитрий Сергеевич, — могучий незнакомец махнул рукой, указывая на хлипкого вида стул напротив обшарпанного, еще советского производства стола.

Осторожно сажусь, оглядывая обстановку: она нисколько не отставала по возрасту от стола. Древний покосившийся двухстворчатый шкаф, и стол — близнец того, за которым я сидел. На нем были стопками навалены бумаги и папки, и гордо возвышался горшок с растением с широкими листьями. Серенькие, замызганные занавески на зарешётчатом окне довершали эту весьма унылую картину.

— Меня зовут Ишустин Евгений Алексеевич, — представился обладатель обычного подбородка. — Я старший следователь по особо важным делам и я веду ваше дело.

— Угу, — я кивнул, буквально силой загоняя внутрь слова «Очень приятно», рассматривая детали внешности следователя, которые не увидел в начале. Широк и могуч. Вот пара слов, в полной мере характеризующие его фигуру. Русые волосы, светло-зеленые глаза, небольшой шрам на левой скуле. Этот мужчина наверняка нравится женщинам. Эдакий брутал. Чувствуется в нем стальной стержень.

— Вы извините нас, — ни разу не извиняющимся голосом произнес он. — Такое в нашем городе впервые, поэтому хватали всех подряд. Давайте я вас сейчас опрошу о произошедшем, а потом отпущу домой. Буквально несколько вопросов. Побеседуем и разойдемся.

— Угу, — снова произнес я, а внутри потеплело, разлилось парным молоком. Домой! Меня отпустят домой! Я не виновен!

— Вот и замечательно, — произнес следователь и замолчал.

Я поднял на него взгляд. Тот молча рассматривал меня и его зеленые глаза буквально наливались металлическим блеском. Он словно сканировал меня, просвечивал особо мощным рентгеном.

Сразу стало неуютно, я нерешительно, чувствуя себя виноватым, отвел глаза ему за спину. Увидел наброшенный на спинку соседнего стула синий мундир с большой звездой на золотых погонах. Майор.

— Итак, — словно опомнился следователь, раскрывая папку, — давайте приступим.

Спустя несколько, даже не скажу сколько, часов мы всё еще «беседовали». Я ощущал себя помятым, тщательно выжатым лимоном, по которому еще и потоптались, в надежде выдавить еще пару капель. А вот Ишустин выглядел точно так же, как и в тот миг, когда открыл мне дверь — холено и роскошно. Он задавал вопросы, что-то записывал на листочке и время от времени «сканировал» меня своим взглядом. Таким пронзительным, что я ощущал себя совершенно голым.

За это время мы несколько раз, во всех деталях и подробностях прошлись по событиям того дня. Причем майора интересовало буквально всё.

Сколько кофе я выпил утром? В миллилитрах. Точнее, пожалуйста.

Как перезаряжали ружье? Можете показать?

Что сказала завуч, когда я обнаружил ее с лежащим на полу раненым физруком? Точно она так сказала? Или иначе?

Что хотел показать Петров, стоя у доски? Это правильный ответ? А почему вы вызвали именно Петрова?

И еще сотни таких же, казалось бы бессмысленных и не относящихся к делу вопросов.

Некоторые вопросы были странные: как вы относитесь к завучу? Почему вы расстались со своей девушкой? А когда?

Другие выглядели очень подозрительными: вы заглядывали в сумки убийц? Что там видели? Постарайтесь вспомнить.

От таких вопросов у меня всё холодело внутри, и я внутренне сжимался. Надеюсь, снаружи это было не заметно.

И уже под конец, когда следователь закрыл папку и, хрустя суставами, потянулся, он, словно невзначай, задал еще один вопросец:

— Понимаю, что вы вряд ли знаете ответ, но на всякий случай спрошу. У отца одного из убийц, у того, у кого они и выкрали оружие, пропало три дробовика. А нашли только два. Вы, Дмитрий Сергеевич, не видели третий?