Учитель
Шрифт:
Отказ. Тип вооружения не выбран.
Блин, надо было всё же вчера попробовать нож взять.
Пока я тут сидел, разбираясь и ничего не понимая, мой организм, наконец, полностью восстановился, и я решил продолжить свой забег. Сейчас надо бежать как можно дольше, стараясь не обращать внимания на боль. Ведь за такое дают повышенный коэффициент на опыт.
Побежал. Перепрыгивая еще не просохшие лужи, вдыхая весенний свежий воздух, еще не пахнувший ароматами распустившихся цветов. Еще недельку такое будет. А потом жизнь возьмет свое, и улицы взорвутся яркими цветами распустившихся бутонов разных оттенков и форм. Аллергики срочно
Метров через пятьсот я захотел сдаться. Воздуха в легких катастрофически не хватало. В бок снова воткнули нож. Ноги стали заплетаться.
Применение умения «Игнорирование раны». Выберите место воздействия: болевые ощущения в ногах, болевые ощущения в животе, болевые ощущения в груди.
Живот, только живот, всё остальное я могу потерпеть.
Принято
И жить стало здорово! Жить стало веселей!
«Нож» из бока мгновенно исчез, а на внутреннем взоре, в углу, появилось полупрозрачное, подсвеченное синим число «50», которое тут же сменилось на «48». Понятно, пошел процесс расхода неведомой мне энергии.
Хотя и тут меня надолго не хватило. Дыхалка кончилась, ноги мысленно послали меня куда подальше, просто отказываясь подниматься. Так, шоркая подошвами и тяжело дыша, держа кожаный портфель под мышкой, я доплелся до своего подъезда и там с размаху приземлился на лавочку.
Замелькали цифры полученного опыта, коэффициент в 1.3 тоже порадовал, но я воспринял это уже более спокойно, ожидаемо.
Отдышавшись, огляделся. Странно, Степаныча не видно на его «рабочем» месте. Обычно в это время он, уже слегка пьяненький, встречает меня, идущего после трудового дня, и радостно приветствует, сидя на своей скамейке.
Ну и ладно, значит сегодня у него выходной. Переведя дух, заправил рубашку в штаны, поправил сбившийся на бок галстук и, подхватив портфель, пошел домой. И не успел провернуть ключ в замочной скважине, как дверь распахнулась. Зареванная мама бросилась мне на шею.
— Что такое? Что случилось, мам? — я, взяв ее за талию, слегка отодвинул от себя, заглядывая в глаза.
— Степаныча избили-и-и, — только и смогла произнести она и снова утонула в реках слез. Мама после смерти отца с не очень понятной для меня теплотой относилась к нему. Возможно потому, что он был еще одной ниточкой, протянувшейся от нее к папе.
— Как? Кто? — я не мог поверить, что на инвалида, героя войны, да и просто безобидного добряка кто-то смог поднять руку.
— Петька-Лопата, — сквозь слезы понял я.
— Так, давай успокаивайся и рассказывай, как всё было, — я схватил маму за плечи, пристально глядя ей в глаза. Внутри поднималась ярость.
— Да что рассказывать-то? — шмыгая носом, начала мама. — Этот дебил же вчера всю ночь веселился, сам слышал. Ну вот Степаныч поутру и пошел к нему разбираться. Да и наговорил видимо такого, что у того башню сорвало. Да так, что выхватил Петька у него костыль и избил его до полусмерти.
Мама снова зашлась в рыданиях,
уткнувшись мне в плечо.— А полиция? Вызывали? Степаныч где?
— Вызвали, да толку, приехали, провели опрос свидетелей, а к уроду этому даже не поднялись. Хотя он в это время на балконе стоял, курил, — мамин голос звучал глухо и обреченно. — А Вадима на скорой увезли.
Вот гадство! Этот беспредельщик думает, что ему всё можно! Внутри клокотало. Сердце бешено колотилось, в глазах помутнело. Кулаки почти неосознанно сжались, впившись ногтями в ладонь. Нужно что-то делать!
Режим ноль.
Сознание прояснилось. Ярость ушла. Осталось только понимание: нужно наказать бандита. И понимание, как это сделать.
Я отстранил плачущую маму:
— Постой здесь.
Оставил портфель, снял неудобный плащ, накинув комфортную куртку.
— Митя, ты куда собрался? — прилетел в спину встревоженный мамин голос.
— Надо, мама, я скоро.
Голова была ясная. Всё было ясное. Я отчетливо понимал и осознавал свои действия и понимал их рационализм.
Вышел из подъезда, решительно направившись в сторону дома напротив. Оттуда, из распахнутой балконной двери квартиры Петьки-Лопаты снова доносились отвратные звуки российской попсы. Я осознал, насколько она некрасива и негармонична. Насколько некрасив в ней слог и текст.
Почти влетел на третий, нужный мне этаж и застыл перед приоткрытой дверью, в уме прокручивая возможные варианты. Причем это происходило сухо, без каких-либо эмоций. И никакого страха, никакого сомнения и колебания. Зло должно быть наказано.
Единственное, что мне не нравилось, это то, что я мыслил категориями голливудских боевиков. Я представлял, как захожу и начинаю избивать Лопату, но без особых подробностей. «На месте разберусь», — подумал я.
Распахнул дверь и решительно шагнул в полутьму квартиры.
Глава 4
Глава 4.
И тут же споткнулся о чьи-то ноги. Видимо из-за них дверь и не захлопнулась. Хозяйка ног — пьяная в беспамятство девушка — мирно спала на входном коврике, обняв грязные ботинки и сладко причмокивая.
Осторожно переступив ее, я выглянул из коридора. Да, именно так я и представлял блат-хату.
Первое, что бросилось в глаза — клубы белесого дыма, в которых терялось пространство комнаты. Источником этого дыма был тощий парень, который держал в руках бульбулятор — стеклянный сосуд интересной конструкции. Ясно, курить обычные сигареты они выходят на балкон, а наркотики прямо тут дуют. Я всмотрелся в растамана — нет, это был не Петр.
Рядом с наркоманом на роскошном кожаном диване лежала полуголая девушка с блаженной улыбкой на лице. Видимо она тоже накуривалась вместе с этим доходягой и в итоге дала слабину и отрубилась.
Оглядел комнату: помимо дивана тут был небольшой журнальный столик, до краев уставленный невообразимым количеством бутылок, бокалов и стаканов. Все эти сосуды в полном беспорядке расставленные по всей поверхности, отличались разной степенью наполненности и разнообразием цветов и оттенков. Тут было всё: вино и мартини, шампанское с игристыми винами, водка и джин. И еще куча всего, чего я не опознал с первого взгляда.
На стене напротив висел здоровый телевизор, без звука показывающий какую-то порнушку. А источник музыки — огромная, переливающаяся светодиодами колонка, стояла в углу и долбашила в уши отвратной попсой.