Удачи тебе, сыщик!

– Ну что-то нельзя сказать, а что-то и можно, – сказал кто-то из гимнастов.

– Ну, что можно? – Гуров развел руками. – Моя накладка, я опоздал. Не хотел я раньше убийцы приезжать, машину не спрятать, можно спугнуть, потому тянул. Уж что они не поделили? Только когда я приехал, хозяин был уже…

– Мертвец! – сказал Сильвер.

– Живой, даже разговаривал, но до приезда «Скорой» не дотянул.

– Если говорил, то имя убийцы должен был назвать, – убежденно произнес Капитан.

– Назвал, – неохотно ответил сыщик. – Только не имя, а кличку.

– Значит, махровый! – изрек Сильвер.

– Сильвер, Классик, Капитан, – улыбнулся Гуров. – Вы все махровые?

– Я точно махровый, только пьяница, – сказал Классик. – А какая кличка? Может, мы знаем?

– Возможно, только этот вопрос вам зададут в прокуратуре.

По заданию сыщика Колесников начал активно наступать:

– А следы? Как ни читаешь о доблестных сыщиках, они всегда находят следы. Какой-нибудь крохотный волосок обнаружат – и преступнику конец.

– Бумага все терпит. – Гуров оглядел собравшихся, мазнул взглядом по предполагаемому убийце. – След машины у крыльца, одна покрышка с дефектом, эксперты сняли слепок. Мы машину, конечно, найдем. Но хозяин ведь может заявить, что был дома и не знает, кто и куда ночью на его машине ездил.

– А пальцевые отпечатки? – гнул свое Колесников.

– Преступник – не сопливый пацан, опытный, профессиональный убийца, – ответил Гуров. – Он всю посуду вымыл, поверхности стола, стульев протер, ручки дверей не забыл. Нашел я один пальчик… – Сыщик достал из нагрудного кармана квадратик пленки, взглянул на свет. – Только чей он?

Присутствующие слушали затаив дыхание, многие непроизвольно стали разглядывать свои пальцы. Высказался, конечно, Сильвер:

– Вы же его смажете!

– Невозможно, пленка двойная, отпечаток на внутренней стороне. Вот если этот пальчик совпадет с отпечатками владельца машины, тогда петля. – Гуров убрал пленку, погладил нагрудный карман. – Если совпадет.

– Как же он все вымыл, а отпечаток все равно оставил? – спросил Колесников.

– Как говорится, на всякого мудреца довольно простоты, – улыбнулся Гуров. – Убийца на крыльцо вышел, думаю, дверь ногой закрыл, а тут расслабился и рефлекторно дверь рукой прихлопнул. Ну это я так предполагаю, может, все иначе, жизнь покажет.

– Странно, Лев Иванович, у вас одна прямая улика, а вы ее в кармане таскаете? – сказал Колесников и продолжал: – Ведь ночью на месте следователь прокуратуры присутствовал, чего же ему эту пленочку не передали?

Вопросы эти подготовил сыщик, боялся, что их задаст себе убийца и не найдет ответа. А если нет ответа, то полковник просто врет, ничего у него нет, внимание на себя провоцирует.

– Почему? – Сыщик изобразил смущение. – Потому! В городе часть милиции и прокуратуры коррумпирована, отдашь кому попало, там пленку подменят, и с концами. Сейчас власть прибыла, местные в сознанку пошли, кто не сильно увяз, перекрестился. Я сейчас в прокуратуру, – Гуров взглянул на часы, – там в присутствии генерала оформим, копию сделаем.

Сыщик словно опомнился, что слишком много болтает, и резко сменил тон:

– Все, пресс-конференция окончена, доживем до завтра. Алексей Иванович, у меня колесо спустило, запаски нет, так я пешком пойду, тут ведь недалеко. Объясни, как побыстрее добраться.

– Не Москва, у нас все недалеко. – Колесников взял лист бумаги, начал чертить и объяснять.

Артисты начали расходиться, заговорили о своих профессиональных делах, лишь Сильвер пытался Капитана поправить, давал советы и все талдычил про какой-то проходной двор, да Классик, ткнув длинным пальцем в чертеж, сказал, что в этом месте яма.

– Стоп, господа артисты! – крикнул Колесников. – Минуточку! Кто там убег, вернитесь! Я вам дал выходной не для того, чтобы вы бросились к ящику и смотрели на рыдания «Богатых»! Сегодня генеральная уборка. Привести в порядок свои помещения, проверить реквизит, что надо чинить, тащить сюда. Я все проверю, кто схалтурит, намылю холку!

Когда все разошлись, Колесников спросил:

– Как я смотрелся?

– Класс! – Сыщик показал большой палец.

– Не скажешь, кто?

– Остерегусь, скажу лишь, что не твой служащий. – Гуров помедлил и добавил: – Думаю, что не твой.

– Артист? – Колесников посмотрел в потолок, дернул подбородком. – Легче, но все равно дерьмо. А он тебя не зашибет? Может, подстраховать?

– От удара ножа не подстрахуешь, а вот подождать меня в определенном месте было бы совсем неплохо. Я для того и попросил тебя людей от выступлений освободить, а из цирка не выпускать.

Все работали, сыщик болтался без дела, ждал наступления темноты, чтобы создать для убийцы условия наибольшего благоприятствования. Болтался-то он без дела, но был предельно внимателен, не давал никому оказываться у него за спиной: выкладки выкладками, психология вещь хорошая, но чем черт не шутит, а жизнь одна, другой не выдадут. Он не проходил близко от портьер, боковых проходов, старался держаться среди людей, хотя и помнил, что Клыка зарезали в толпе.

– Господин полковник, сказали, что торопитесь, а сами бродите, словно тень отца Гамлета, – сказал подошедший Классик, подмигивая, и чуть вытащил из кармана фляжку коньяка.

– Может, по глоточку?

– Можно, а штрафные санкции? – улыбнулся сыщик.

Уж Классика-то он исключал полностью, однако фляжку отклонил.

– После вас.

Артист понял, лицо у него вытянулось еще больше, хлебнув из фляжки, сказал:

– Ну да, а то у меня иной возможности не было.

– Извини, рефлекс, профессия. Извините. – Сыщик сделал несколько глотков, спохватился. – Хотите, я у Капитана займу? Мне он не откажет.

– Спасибо за заботу, но у меня сегодня есть запас.

– И вам спасибо и всего наилучшего, мне пора.

Сыщик ощутил, как тепло разлилось по телу. Он напряг мышцы, расслабился, кивнул артисту и направился к выходу.

Сыщик шел по улице, не по тротуару, чтобы не проходить мимо дворов и подъездов, а по проезжей части. В начале седьмого наползла мартовская хмарь, выражаясь по-научному, видимость была ограниченная. Сыщик старался ни о чем постороннем не думать, лишь смотреть, слушать, ощущать. «Где мои рефлексы пращуров? Человек чует опасность, потому выжил. Так представь, что на тебе шкура, в руке дубина, кругом затаились враги, готовятся к прыжку, ты тоже готов». На улице ни души, где-то за домами прогрохотал грузовик, из-за тускло светящегося окна донеслась музыка, тут же пропала. Справа на тротуаре человеческая фигура. Мужчина. Сыщик вытер ладони. «Почему я уверен, что убийца подойдет и ударит ножом? У человека имеется пистолет с глушителем. Нет, из пистолета неинтересно и опасно, выстрелил, подбежал, ведь надо забрать пленку с отпечатком, а тут, как назло, люди из дома вышли, машина из-за угла вырулила, всего не учтешь. Нож вернее и совсем другое удовольствие. Знаменитый сыщик, а ты ему сердце проткнул и в глаза смотришь. Кайф! А появится кто неожиданно, так два человека, обнявшись, стоят, знакомая картина, трезвым в такую погоду на улице делать нечего».

– Я тебя ненавижу! Иди куда хочешь! Можешь домой не возвращаться! – кричала женщина визгливо.

Сыщик шел, не останавливаясь, на тротуаре виднелись две фигуры, мужская и женская. Сыщик обрадовался, стыдно признаться, но обрадовался, на какое-то время опасность отступила, свидетели убийце ни к чему.

– Матильда, дорогая моя, – ответил мягкий баритон, в голосе звучала ирония. – Твоя ревность даже не смешна. Ну что подумает о нас человек?

– Ничего плохого, – ответил Гуров, подходя к Жукову с супругой. – Ревность – составляющая любви. А любовь во все времена – явление прекрасное и довольно редкое.