Удачливый крестьянин

Назавтра за мной пришел лакей и сказал, что барин требует меня к себе. Я явился к нему в великом смущении.

– Ну-с, любезный, – обратился он ко мне, – как дела у молодого барина? Прилежно ли он учится?

– Неплохо, сударь, – ответил я.

– А ты доволен жизнью в Париже?

– Что ж, сударь, ем тут и пью с аппетитом, не хуже, чем во всяком другом месте.

– Я знаю, что барыня к тебе благоволит, и очень этому рад; но ты скрытничаешь; до меня дошли слухи о твоих подвигах. Оказывается, ты малый не промах; живешь тут без году неделя, а уже успел одержать победу? Только-только приехал, и уже кружишь головы красивым девушкам? Женевьева без ума от тебя; надо полагать, и ты ее любишь?

– Эх, сударь, – отвечал я, – за что же ее, бедняжку, ненавидеть? Она мне ничего плохого не сделала.

– Да нет, ты меня не бойся, можешь говорить вполне откровенно; твой отец уже не первый год арендует у меня землю, я им доволен и рад оказать покровительство его сыну, раз представился такой случай. Тебе повезло, что ты нравишься Женевьеве, а я одобряю твой выбор; ты молод, хорош собой; к тому же, говорят, скромен и усерден. Женевьева очень мила, я покровительствую ее родителям и взял ее к себе в услужение именно с тем, чтобы помочь ей получше устроиться. (Он лгал.) Брак с тобой отчасти противоречит моим намерениям: ведь у тебя ничего нет; я имел для нее в виду более выгодную партию, но она любит тебя и ни о ком другом слышать не хочет. Что ж, в добрый час. Думаю, что мое покровительство восполнит все, чего вам недостает, и заменит тебе отцовское наследство. Я уже подарил твоей невесте немалую сумму денег и научу, как ее приумножить; больше того – я сниму и обставлю для вас небольшой дом, а оплату его возьму на себя, пока вы не устроите свои дела; и вообще за будущее не тревожься, я буду давать тебе выгодные поручения. Живи дружно с женой, – ибо ты получаешь ее из моих рук – она кротка и добродетельна, и не забывай, что тебе принадлежит, по крайней мере, половина всего имущества, которое я вам дарю. Как хорошо я ни отношусь к родителям Женевьевы, я не стал бы так для нее стараться, если бы не расположение к тебе и твоим родным, которых я ценю еще выше. Новость эту лучше пока держать в тайне, иначе другие горничные не дадут мне покоя; все захотят, чтобы я и их тоже повыдавал замуж. Попроси расчета без лишнего шума, скажи, что нашел более подходящее и выгодное место. Женевьева, со своей стороны, скажет, что должна навестить старушку мать, и, покинув мой дом, вы сразу обвенчаетесь. Прощай. Благодарить не надо, я очень занят; пойди сообщи Женевьеве обо всем, что я сказал. Да, возьми вон там на столе стопку золотых и с этими деньгами жди в гостинице, пока Женевьева не выйдет и не присоединится к тебе.

Я стоял как столб и слушал его речь; что говорить, предложение было заманчиво. Я простой крестьянин, ничего не знающий, ничего не умеющий, из тех, кому положено всю жизнь пахать землю ради хлеба насущного; все, что я мог бы нажить тяжелым трудом, не идет ни в какое сравнение с тем, что сулит барин… – и вдруг, с первых же шагов в Париже, мне ни за что ни про что дают верное и надежное состояние.

И какое состояние! Полностью меблированный дом, много денег наличными, выгодные комиссионные дела [10] хоть с завтрашнего дня; и в придачу покровительство влиятельного человека, который может прекрасно меня устроить, а в будущем и озолотить!

10

Комиссионеры выполняли очень разные дела, поэтому можно говорить о мелких комиссионерах, бегавших с поручениями, делавших для других покупки и т. д., и комиссионерах крупных, владельцах лавок, трактиров и т. п., перепродававших мелким торговцам товары, покупаемые у оптовиков. Именно такие комиссионные дела ведет брат Жакоба в анонимном продолжении романа.

Это ли не райское яблоко, соблазнившее Адама?

Я упивался столь заманчивыми возможностями: мысль о внезапном обогащении ослепила меня; сердце мое забилось, кровь бросилась в голову.

Достаточно лишь протянуть руку, чтобы ухватить счастье. Кто бы стал колебаться? Неужели не стоило на время позабыть о чести?

Однако честь отстаивала свои права в моей смятенной душе, где алчность тоже приводила свои красноречивые доводы. «На чью сторону встать?» – вопрошал я себя, не зная, к чему склониться.

Честь говорила: будь тверд, пренебреги жалкими выгодами, которыми тебя хотят обмануть; эти соблазны потеряют всю свою прелесть, лишь только ты женишься на Женевьеве. Вспоминая о ее прошлом, ты почувствуешь к ней отвращение; раз я жива в твоем сердце, то будь ты самым последним деревенским мужиком, я стану твоим жестоким деспотом, я буду тиранить тебя денно и нощно; по взглядам окружающих ты будешь угадывать, что бесчестье твое ни для кого не тайна, ты возненавидишь свой дом, и союз ваш будет навеки проклят. Все пойдет прахом. Любовник расправится с тобой за чинимые ей обиды, а она воспользуется его властью, чтобы погубить тебя. Ты будешь не первый, с кем это случилось, так подумай хорошенько, Жакоб. Богатство, которое принесет тебе твоя нареченная, – дар дьявола, а дьявол великий обманщик. Всучив тебе свой товар, он непременно отберет все обратно и ввергнет тебя в бездну отчаяния, на верную погибель.

Пожалуй, эти достохвальные рассуждения покажутся вам чересчур длинными; но ведь голос чести всегда менее убедителен, чем голос страсти; чести приходится долго разглагольствовать, чтобы мы ей вняли.

Алчность же на все эти речи отвечала одним или двумя словами, но ее доводы, несмотря на краткость, казались неопровержимыми.

– Твоя ли забота, дурачок, рассуждать о какой-то там чести? – говорила она. – Пристало ли тебе, мужицкая твоя рожа, разбираться в подобных материях? Впрочем, дело твое, можешь отправляться вместе со своей честью в богадельню. Туда вам обоим и дорога.

«Да уж, хорошего мало, – думал я про себя, – честь в богадельне излишняя роскошь. Там ею и похвастать не придется».

«Но разве честь так уж непременно заводит человека в богадельню?»

«Что греха таить, частенько; а если и не в самую богадельню, то куда-нибудь по соседству».

«Но можно ли быть счастливым, стыдясь своего счастья? Какое уж довольство, коли ты не доволен сам собой? Как же быть?»

Все это в один миг пронеслось в моем мозгу. В довершение бед взгляд мой упал на столбик золотых монет, стоявший на столе. Мне даже показалось, что он стал еще толще и выше. Мыслимо ли отказаться от этакой благодати!

Между тем барин, удивленный тем, что я молчу и не беру золота, которое он выложил в подкрепление своих слов, спросил, о чем я задумался.

– Что же ты молчишь? – повторил он.

– Эх, сударь, – ответил я, – мне есть над чем поразмыслить. Посудите сами; вообразите на минутку, что я это вы, а вы – это я. Итак вы бедный человек. Но разве беднякам нравится носить рога? А вы непременно будете рогаты, если я женю вас на Женевьеве. Вот об этом я как раз и думаю.

– Что такое? – сказал он. – Разве Женевьева не честная девушка?

– Вполне честная, – возразил я, – для тех, кто хочет сказать ей любезность или отпустить комплимент; но чтобы быть законной женой своему мужу, для этого ее честность не подойдет.

– Вот как! В чем же ты можешь ее упрекнуть? – спросил он.

– Хе-хе, – ответил я, усмехнувшись, – это уж вам лучше знать; а вообще-то ничего таинственного в подобных делишках нет. Ну, скажите, сударь, по совести, на что барину горничная? Или она помогает ему раздеваться? Пожалуй, наоборот?

– Теперь все ясно, Жакоб, – сказал барин, – я тебя понял; ты высказался напрямик, без обиняков; хоть ты и простой крестьянин, но в уме тебе нельзя отказать. Слушай же внимательно, что я скажу. Все, что ты наговорил тут о Женевьеве, – вздор; но допустим на минуту, что это правда. Ты видел, какие люди бывают у меня с визитом? Все это господа почтенные и состоятельные, разъезжающие в дорогих каретах. Так знай: не один из них, не стану называть их имен, обязан своим богатством браку с подобной Женевьевой [11] Неужели ты считаешь себя выше их? Или тебя удерживает страх перед насмешками? Да кто будет над тобой смеяться? Кому ты нужен, кому до тебя дело? Кого трогает твоя честь? Да разве людям придет в голову, что она у тебя есть, глупый ты человек? Бойся лишь одного: нажить столько завистников, сколько у тебя есть знакомых из твоего сословия. Пойми, друг, честь для таких, как ты, – иметь кусок хлеба да как-нибудь выбиться из нищеты, только и всего. Последним человеком считается лишь тот, у кого нет ни гроша за душой.

11

Браку с подобной Женевьевой. – Мариво имеет здесь в виду довольно частые случаи женитьбы предприимчивых простолюдинов на содержанках и горничных знатных господ. В этом смысле перед глазами писателя была блистательная карьера Поля Пуассона-Бурвале (? – 1719), который, женившись на Сюзанне Гиврон, служанке маркизы де Сурш, сделал быструю карьеру и стал одним из самых богатых людей Парижа.

– Все равно, сударь, – ответил я, состроив грустную и в то же время упрямую мину, – лучше быть последним бедняком, чем всеобщим посмешищем. Последний бедняк с удовольствием ест свой хлеб, когда ему перепадает какая ни на есть краюшка, а уж тот, над кем все потешаются, куска спокойно не проглотит. Все ему не в прок, даже самая нежная куропатка. А по-моему, хороший аппетит – первейшее дело; но я могу его лишиться, женившись на вашей горничной.

– Значит, твое решение окончательно? – спросил барин.

– Пожалуй что так, сударь мой, – ответил я, – очень сожалею, но что делать? Такой уж обычай в нашей деревне: жениться только на девицах; а если которой привелось служить в горничных у барина, значит ей полагается не муж, а разве любовник. А насчет мужа – ни-ни. Пусть женихов хоть пруд пруди – ей ни один не достанется. Так уж водится у деревенских, а в нашей семье особенно. Моя мать была девицей, когда выходила замуж; то же и бабушка, и так оно шло от прабабушки к бабушке, а от них и я на свет народился – и не мне менять то, что исстари заведено.