Удаленная Любовь

– Да, спасибо , - ответил я ей, - А ты?

– Э! Мне этого мало. Будем ещё? Как у тебя с сердцем?

– Все нормально. Я, думаю, что ещё разок ты меня можешь оттрахать. Ты не устала?

– Нет. Я в твоем распоряжении, - она засмеялась.

Я прервал свой рассказ, не поставив точку, когда ещё писалось, и знал, что напишу дальше. Сделал это специально, чтобы, как я думал, завтра смог бы сразу сесть за компьютер и включиться в работу. Время было позднее, да и сидеть за компьютером надоело. Я где-то прочитал, что так работал Э.Хемингуэй. Я позаимствовал у него этот метод письма. Очень удобно. Завтра не получилось. Я заболел. Хандра, жуткая депрессия, навалилась на меня. Она была связана с моим основным соматическим заболеванием. Положение было критическим. Это состояние, погружения в глубокое равнодушие ко всему вокруг, и прежде всего к себе, внешне похожее на транс, но не имеющее с ним ничего общего, погружение в транс всегда приносит положительные эмоции, это общение с космосом, глубокая депрессия всегда "транс" со знаком минус, потому, что разрушает человека, убивает его. Раньше, когда депрессия не была связана с моей физиологией, я как-то лечил её, обходился без врачей, лечил депрессию общепринятым способом. Пил водку искусственно вызывал в себе приливы квазивдохновения, любви к жизни, теперь я этого делать не мог. Не позволяло здоровье. Наркотики я тоже не употреблял, и дни, пролетающие мимо, превратились в муку, хотелось как брошенной собаке выть. "Однообразные мелькают, все с той же болью дни мои, как будто розы опадают и умирают соловьи" - точно отразил мое состояние Гумилев в своем стихотворном шедевре.

И все же постепенно мелкими шажками я возвращался в жизнь, заставлял себя, помыться почистить зубы, поесть. В детстве, когда я болел, и не хотелось есть, мама, терпеливо уговаривала меня съесть тарелку каши. Она говорил мне:- "сынок съешь вот эту ложечку каши за маму", когда я её проглатывал, просила съесть каши ещё за кого-нибудь и тарелка с кашей пустела. Теперь меня уговаривать было некому, я должен был вернуться к жизни сам, потому что знал, мне когда-то говорила об опасности невозвращения из моего коматозного состояния врач. Человек втягивается в это отсутствие себя в окружающем мире, перестает следить за собой, потом перестает вставать с постели, есть, и постепенно угасает. В моей жизни было достаточно таких примеров. Да и СМИ часто поднимают эту тему, заброшенности, одиночества человека. Кумир миллионов, король рок-н-рола, Элвис Пресли последние годы своей жизни, жил какой-то ирреальной жизнью, депрессию лечил наркотиками и страдал обжорством. Умер от передозировки наркотиков.

В институте рентгенорадиологии, я уже упоминал его, на складе грузчиком работал 80-летний дед. Все звали его Фирс. Дед еле таскал ноги, но его держали, потому что у него никого не было. Домой он не ходил, спал на складе, кормила его кладовщица. Дед очень любил животных и прикармливал их, благо такая возможность была. Вокруг него вечно крутился кошачий хоровод. Кладовщица плохо жила с мужем, муж изменял ей, она любила его, от неверности страдала очень, не выдержала и повесилась. Она была ещё молодой, полной сил, женщиной. Новая кладовщица боялась, что старый дед умрет у неё на складе и деда уволили. Он один вернулся в заброшенный дом, кошек оставили в виварии для опытов, которые проводил с животными ученые института. Дед всю жизнь работал и не знал, что значит отдыхать. Дома ему пришлось познакомиться с этим удовольствием. Без работы, без своих кошек, без ухода, он быстро зачах. Письма, которые отправили его родственникам, у него были дети, жена давно умерла,, с просьбой, чтобы присмотрели за дедом, остались без ответа. Дед сидел у окошка и глядел на жизнь, бегущую мимо, и чувствовал, что он в ней лишний, невольные слезы, бежали по впалым старческим щекам. Дед перестал подниматься с постели, не ел, к нему никто не приходил и он тихо незаметно умер.

А тогда мы с подругой провели чудесный вечер, потом ночь, я отличился и сумел поставить личный рекорд трахнул подружку ещё несколько раз. Я уже и не помню, когда что-то подобное было. Как-то, уже давно, трахался в ванной на дне рождения у приятеля. Его знакомая, которую он пригласил на день рождения, жила в его доме, одна, в роскошной квартире, то ли побоялась меня пригласить к себе, толи ей захотелось экстрима, стала орать и сломала весь кайф. Я испугался, что нас услышат. Этого было достаточно, чтобы мой пыл пропал. Теперь все было иначе. Подруга объявила мне благодарность. Сказала, что уже и не чаяла, не ждала от меня больного чего-то особенного. А тут такая прыть. "В последний твой заход, я кончила несколько раз" - похвасталась она мне. Для меня это был бальзам на душу. Как будто мне выписали грамоту, победителя социалистического соревнования. Правда, я ни с кем не соревновался, но всё равно приятно. В общем, поностальгировали. Наверно помог коньяк, который, я проигнорировав совет доктора, принимал внутрь, и не выплевывал.

Утром к нам без стука заехал на коляске сын подруги, с которой я провел ночь.

– Привет, мама, - сказал он и подъехал к ней лежащей в постели рядом со мной. Через нее, молча, протянул мне поздороваться свою левую руку. Сыну было лет двадцать пять. Несколько лет назад с ним случилась беда. После травмы, которую он получил на острове Мальта, у него парализовало всю левую половину тела. Он был моряк, окончил училище им. Макарова в Ленинграде, плавал на элитном пассажирском пароходе, пароход ещё недавно принадлежал Балтийскому морскому пароходству, теперь принадлежал иностранной компании и ходил под флагом иностранного государства. Пристроила его механиком на пароход мать, которая в училище Макарова отработала много лет, была флаг- секретарем у начальника училища, вела канцелярию, преподавала здесь же в училище литературу. Много будущих мореплавателей сталкивалось с ней, она знала многих капитанов со всех пароходств Советского Союза. Флот, как и все в нашей стране развалился тоже. Его растащили, оказавшиеся хищниками, бывшие руководители флота Советского Союза и их партийные покровители. Приватизация по Чубайсу прошла и здесь. Новые судовладельцы, кроме должностей в прошлом не имели ничего, и ничего не умели. Коммерцией никогда не занимались. Кто из них поумней, постарались поскорее избавиться от собственности или сдать её в аренду иностранным компаниям.

Сергей был доволен работой, на пароходе завел пассию кубинского происхождения. В отличие от большинства кубинских голодранцев, мыкающихся по свету, как теперь мыкаются и российские подданные в поисках работы, кубинка была из семьи плотно осевших в Америке соотечественников, редких счастливчиков, сумевших устроить свой бизнес. Богатая невеста. Она была по уши влюблена в Сергея. Дело шло к свадьбе. Невеста была в доме жениха в Ленинграде, её поразила убожество обстановки квартиры будущей тещи, но любовь все накрывает розовым флером, тем более она не собиралась жить в России. Она с Сергеем хотела ещё раз сходить в море и заняться на берегу собственным бизнесом, к нему подключить и жениха, тем более у него в руках была неплохая специальность и опыт работы в ней. Все складывалось так хорошо и вдруг эта беда.

Сергея с матерью связывали особые отношения. Отец дома бывал редко. Он был полярником. Провел на льдине два сезона. Говорят, тот, кто побывал на льдине, дрейфовал на ней, в ледяной пустыне, и провел в абсолютной тишине, которая прерывается только штормом и все заметающим ветром, грохотом тающего или треснувшего льда или рукотворным шумом, прилетевшего самолета или другими звуками такого же порядка, но это какие-то относительно короткие промежутки времени, а все остальное время провел в заполняющей все пространство и время, абсолютной невыносимой, гнетущей тишине, этой доминанте существования полярника, не может после такого остаться нормальным человеком, в психике человека от пребывания в этой мертвой тишине остается свой след. Что говорят медики по поводу такого следа в психике засекречено, но общение с отцом Сергея до того, как он стал полярником и после этих исчезновений на длительные сроки, показало, что он стал другим человеком, с другим типом психики и был похож на человека, которого зомбировали или подвергли гипнозу. На льдине, говоря на сленге психотерапевтов, произошло спонтанное перепрограммирование его сознания. До льдины, это был веселый беззаботный парень, такое складывалось внешнее впечатление от общения с ним. Мы много пили, гуляли, все время находились в состоянии искусственного возбуждения и часто попадали в какие-то приключения. Он был большой любитель женщин. Теперь это был угрюмый, все время думающий о чем-то тяжелом, человек. Общительность куда-то исчезла. Опять веселым он становился только от вина, Пьянство быстро переросло в алкогольную зависимость и разрушило всю его уже сложившуюся жизнь. Оно сказывалось на всем и конечно в семье. Сыном он, так как дома в основном отсутствовал, занимался совсем мало, а теперь перестал совсем. Сын его раздражал. И любой его проступок или даже двойка в школе приводили бешенство. Его воспитанием занималась мать, он был типичным маменькиным сыночком. Сын на заботу о нем отвечал ей благодарностью, которая выражалась в какой-то чрезмерной любви и, обожании, иногда как бы это странно не звучало, казалось, что любовь сына к матери имеет сексуальную подоплеку. У отца с матерью были только спонтанные сексуальные отношения, обычно это происходило, когда он был пьян. У него были основания ревновать её, и иногда к сексу с любимой женой он добавлял ей пару крепких оплеух. Потом он стал бить её просто так, для острастки.

Один мой знакомый, замечательный молодой человек, вымостивший благодаря женщинам, которых менял как перчатки, феерическую карьеру, мы общались с ним какое-то время, и он делился со мной своими откровениями, даже вывел теорию аморальных отношении между мужчиной и женщиной. Он был достаточно грамотным человеком и кроме того в нем крепко сидел крестьянский дух. Выверенный временем дух неграмотных крестьян со скотного двора. Сам он родом был из деревни. Симбиоз чтения Макиавелли и уроки детства в деревне среди мужиков и баб на скотном дворе дали всходы и будучи уже bell homo, покорителем женских сердец он исповедовал веру, которую создал сам, опираясь на тот образовательный фундамент, который когда-то получил. На скотном дворе мужики его поучали, бабу надо бить как любой скот, иначе толку от неё не будет. У Макиавелли он прочитал замечательное высказывание, которое надолго превратилось в его кредо. "Судьба - женщина, - писал в одном из своих трактатов Макиавелли, - и чтобы одержать над нею верх, нужно её бить и толкать. В таких случаях она чаще уступает победу, чем в случае проявления к ней холодности. И как женщина она склонна дружить с молодыми потому, что они не столь осмотрительны, более пылки и смелее властвуют над ней".

Мой знакомый своих женщин бил, колотил, насиловал, издевался над ними, не ставил ни во что, не считал их другим особым полом, к которому должно быть трепетное, галантное, предупредительное отношение; своих взглядов он не скрывал от друзей, к которым относил и меня. Его убеждение, что все они суки, не претерпело изменений с годами.

Игорь, полярник и муж моей подруги тоже большой любитель женщин относился к ним гораздо лучше, если бил их, то считал что за дело и в этом плане был, лишь слабым плагиатором методов моего знакомого. Но жену не щадил и бил по поводу и без него. И тут на защиту матери встал сын. Он стал спать в её постели и когда поздно вечером или ночью приходил домой обычно пьяный отец, он не уходил от матери прижимался к ней, говорил: мама, я буду спать с тобой, я больше не дам тебя в обиду, я отца ненавижу.

– Что ты, сынок, нельзя так говорить, папа хороший, ему тяжело, работа такая, и если он ударил меня, я была не права, я исправлюсь, и он больше так делать не будет.

– Я тебе не верю, мама, - отвечал ей сын и ещё теснее прижимался к ней.

Обычно отец сгонял с постели ребенка и тот в слезах убегал в свою комнату. Однако попытки защитить мать сын не оставлял. И цеплялся за руки отца, когда он хотел её ударить, или выгонял с постели, и она тогда спала в столовой комнате на диване вместе с сыном. Когда отец исчезал, заводил ненадолго очередную пассию, или отправлялся дрейфовать на льдине мать и сын оставались одни. Радости ребенка не было предела. Он спал с матерью, нежно целовал её, говорил ей: "мамочка, ты у меня самая лучшая в мире, я тебя люблю, нам не нужен папа, давай я буду вместо него". Мать не принимала всерьез откровения сына, думала по малолетству, по глупости. Однажды, когда сын опять спал с матерью, он сказал; "мама, я видел, что вы делаете с папой, когда в спальной комнате остаетесь вдвоем, я могу это делать вместо него, Я не пущу его больше домой, мы будем жить с тобой одни, а он пускай опять отправляется дрейфовать на льдине". Мать, как могла, объяснила сыну, что это невозможно и отговорила сына от его намерения. Сын рос, и любовь к матери, и ненависть к отцу росли пропорционально. По существу он рос один без отца.

Дом, в котором они жили, был старый, построен в начале XX века, квартира большая, но это была половинка той квартиры, которая была до революции. Когда буржуев уплотняли, квартиру перегородили кирпичной стеной. В другой половине квартиры у "буржуев" осталась ванная комната. В той половине поселился какой-то чиновник из Смольного. Когда Сергей был маленький, в отсутствии отца возникала проблема помыть ребенка. Мать водила его в баню, он ходил с нею в женский класс, но это продолжалось недолго, у ребенка при виде голых женщин или от жары эрегировал его маленький член. Женщины вокруг смеялись над сыном, он прикрывал член руками, ему было стыдно, но даже грозный окрик банщицы: "что это такое?!" не менял положение члена сына.
– Твой сын - смеялась банщица,- перетрахает всех моих клиенток. Нет, мамаша, больше сына в женский класс не води. Он уже большой. У него уже большой, - поправила она себя и радостно загоготала.