Удар акинака

Идиллия была прервана новостью о прибытии камергера Штюрмера, который просился на доклад «незамедлительно вследствие возникших обстоятельств неодолимой силы». Уже тогда сердце Михаила забилось в предчувствии неприятностей. Когда же господин товарищ министра иностранных появился с покрытым капельками лбом, то предчувствие переросло в уверенность. Всегда опрятный мундир сидел на Борисе Владимировиче несколько кривовато. Борода казалась слегка растрепанной, а кончики нафабренных усов смотрели в разные стороны, как будто жили самостоятельной жизнью, в которой нет ни спокойствия, ни уверенности. Глаза Бориса Владимировича возбужденно блестели. Неожиданно царя посетила мысль, что Штюрмер проклинает тот день, когда стал из директор Департамента общих дел Министерства внутренних дел товарищем министра иностранных и мечтает оказаться как можно дальше от этого поста. Все эти размышления никак не отразились на лице императора, он уже научился не выдавать внешне своего состояния. Царь лишь холодно кивнул головой, позволяя начать доклад.

— Ваше императорское величество, — взволнованно сообщил Штюрмер. — Только что пришло сообщение — Германская империя признает аннексию Боснии и Герцеговины австро-венгерцами и предостерегает против вмешательства в этот вопрос со стороны прочих держав. Сербия уже прислала запрос о поддержке. Черногория пока молчит, но я…, — Борис Владимирович тяжко вздохнул, — полагаю, ваше величество, что она также не примет прислать соответствующий меморандум.

— Та-ак, — зловеще протянул Михаил Суровый. — Что с ответом на нашу ноту?

— Австрийцы молчат, но мы же послали просто ноту, а не ультиматум, — развел руками Штюрмер.

— Понятно. Как здоровье Александра Петровича7? — поинтересовался царь.

— Ему намного легче. Должен на днях выйти на службу, — ответил Штюрмер.

— Хорошо. Передайте ему мое благоволение и попросите от моего имени не манкировать лечением. Полагаю. вы и Чарыков справитесь, — приказал Михаил. — Доклад оставьте мне. И прошу незамедлительно запросить послов Британиии и Франции о мерах, которые соблаговолят принять их правительства в этой ситуации. Идите, Борис Владимирович, ждя ваших сообщений.

Как только Штюрмер вышел из кабинета, в него заглянул дежурный офицер. Которого Михаил озадачил вызовом военного и морского министров.

«Интересно, что затребуют французы и британцы? Собственно говоря, проблема не Вене, как таковой, а в Германии. Дядюшка Вилли поддержал Франца-Иосифа и пошел на конфоронтацию с нами. Только из-за того, что Венский двор практически единственный союзник Берлина. Ибо Рим давно уже колеблется… Однако и Стамбул прислушивается к тевтонским словам. Провинции они потеряли давно и не будут конфликтовать из-за них ни с Австрией, ни с Во всяком случае, по информации разведки именно германские инструкторы приводят турецкую армию под европейский стиль. И переговоры о дороге Берлин-Багдад возобновились, — он прошелся по кабинету. — Итак, Вильгельм решительно на стороне Вены. Значит и турки и болгары, которые быстро предали его деда, не успев быть освобожденными от турок, мгновенно переметнулись под крыло германского орла, будут в противниках. Не очень сильные противники, но в добавок к немцам и австрийцам образуют неприятный довесок. И если есть надежда на нейтралитет болгар, не всю же совесть они потеряли… То турки еще помнят 1878 год. И воспользуются возможностью для реванша… Провинции… Сербы и черногорцы, при всем своем желании, не смогут противостоять даже австрийским войскам. Если же к ним подсоединятся турки, а то и болгары… Черт, как же все не вовремя. Две войны нам не потянуть. Значит надо решать проблему дипломатическим путем… Получается так. Надо будет потом уточнить у Редигера и Дубасова. Но не думаю, что они скажут что-то новое. Так что дипломатия, дипломатия и еще раз дипломатия. Пока не прибыли министры надо зайти к Симе. Поговорить, а еще предложить написать родственникам. Что-то непонятно, с чего вдруг Франц-Иосиф так разошелся…»

А ситуация действительно складывалась не очень хорошо.Основные силы флота и больше шестисот тысяч нижних чинов и офицеров армии, из которых около половины составляли мобилизованные солдаты, воевало с японцами. Военная промышленность и транспорт еле-еле справлялись со снабжением этой армады в столь отдаленных от европейской метрополии районах. И еще одна война могла стать просто катастрофой. Тем более война один на один сразу против двух не самых слабых на суше имперских армий.

Примечания:

1. Пуща — густой, труднопроходимый лес; чаща

2. Порядок, нем.

3. Вильгельм называл Хельмута Мольтке (младшего) «дер трауриге Юлиус — печальный Юлиус»

4. Отредактированная версия реального послания кайзера канцлеру Бюлову. Подлинный текст начинается с третьего предложения

5. начальник генштаба Австро-Венгрии с 1906 до 1911 и с декабря 1912 по февраль 1917 г.

6. Вакации — каникулы, время отпуска

7. А.П. Извольский, министр иностранных дел в это время в этом варианте истории и в нашей реальности

Сильнее войны

Когда моряк на берегу,

все девушки бегут к нему…

Песня « Агаты Кристи »

Что опьяняет сильнее вина?

Женщины, лошади,

власть и война.

Редьярд Киплинг

«В море — значит, дома», — вспомнил Анжу любимую присказку адмирала Макарова, но сразу же подумал, что главное все же остается на земле. Пусть даже вместо родных российских осин вокруг торчат быстро надоевшие пальмы. А воздух слишком горяч и влажен. Да и надоедливых дождей выпадает больше, чем осенней российской порой. Не повезло команде «Алмаза» оказаться в этих забытых богом местах в самый влажный сезон. И никуда не денешься — ремонт боевых повреждений уже почти закончился, когда внезапно всплыла непонятная поломка в машинах. Причем настолько серьезная, что крейсер фактически поставили на прикол не менее чем на полгода.Экипаж, конечно же, сразу растащили на другие корабли, ведь потери после сражения у острова надо было пополнять. Иван Иванович1 почти сразу перевели на должность командира броненосного крейсера «Юрий Долгорукий» и он забрал с собой большинство строевых офицеров. Сам Анжу в результате оказался на должности временно исполняющего делами командира «Алмаза», а на его место назначили лейтенанта Саблина.

В результате свободного времени у Петра оказалось больше, чем ранее. Вот только заняться в этом городке, по сравнению с которым Кронштадт или даже теткина деревня возле какого-нибудь провинциального Саратов2 выглядели культурными столицами. Здание Морского Собрания и театра Анжу, как ему казалось, выучил уже наизусть и снаружи, и изнутри. Как и репертуар местной труппы и даже песни играющих на улице бродячих музыкантов. Причем последние, к удивлению Петра, пели не только испанские и местные, но и русские романсы и песни. Причем почти без акцента. Вот только дожди разогнали и бродячих музыкантов, которые стали редко появляться и в дни с нечасто наступающей хорошей погодой. От скуки Петр перечитал, кажется, уже все книги в небогатой библиотеке Морского собрания и даже записался в читальный зал местной публичной библиотеки. Пару дней назад к огорчению Анжу выяснилось. что несколько деталей вообще придется изготавливать заново, что займет еще пару недель. В результате экипаж оказался совершенно свободен. Моряков давно уже поселили в казарму, а оставшиеся офицеры теперь разбежались кто куда в поисках развлечений на свободное от дежурств в казарме время. Решил отвлечься и Петр, приняв предложение одного из офицеров местного гарнизона, артиллериста Криницкого Иллиодора Автономовича, съездить в Агану и посмотреть на место высадки японского десанта. На Гуаме, надо заметить, как и в Кронштадте, береговая артиллерия подчинялась флоту.

Выехали с утра, по холодку, на двух взятых в управлении береговой обороны легких колясках, прихватив с собой вестовых. Оба офицера были в летней белой тропической форме одежды. Разве что штабс-капитан по адмиралтейству Криницкий одел облегченный вариант с шортами, на британский манер, а Анжу предпочел легкие полотняные брюки. В которых, надо признать, оказалось все-же жарковато.

До Аганы добрались быстро, по пути обогнав коляску с двумя девушками. С которыми Криницкий, а вслед за ним и Анжу приветливо раскланялись на ходу.

Пляж оказался обычным, песок чистым. И даже следов от многодневных боев почти не было заметно. Бросились в глаза лишь несколько проплешин на месте бывших домов, видимо сожженных и до сих пор не восстановленных, да встреченные в нескольких местах по дороге к пляжу воронки от тяжелых снарядов. Ничего более интересного Петр ни в поселке, ни на пляже не обнаружил. Впрочем, Криницкий и не скрывал, что едет не просто провериться и возможно потребуется консультация Петра Ивановича, как командира корабля. Пока Анжу рассматривал окрестности и пытался придумать себе какое-нибудь занятие, штабс-капитан с помощью вестового установил на ровной площадке артиллерийскую буссоль и что-то старательно с ее помощью промерил. Потом что-то долго рассматривал в цейсовский бинокль. А тем временем Анжу, разместившись под установленным вестовыми тентом,выпил бокал свежего холодного лимонада. Подошедший Криницкий также не преминул охладиться лимонадом, после чего больше четверти часа выпытывал у Петра соображения о возможностях обстрела берега этого района с моря. Затем штабс-капитан убежал осматривать, как понял Петр, возможные позиции береговых орудий.

Анжу же решил прогуляться по пляжу. И неожиданно наткнулся на ту самую девушку, чью коляску они обогнали по дороге. Встретились они почти на самой окраине пляжа, у кустов, и Петр вежливо поклонился. Девушка поклонилась в ответ и тут же начала заваливаться, подскользнувшись на неведомо откуда появившемся камне. Пришлось Петру ее поддержать, невольно подхватив за талию. Они сблизились настолько, что Анжу почувствовал запах ее духов. И тотчас же убрал руки. услышав возмущенное шипение ее спутницы, скорее всего — дуэньи.