Удар акинака

Потом было путешествие на пароходе до Порт-Муравьева. Всех вместе — и уволенных со службы и записавшихся в пограничники, загнали в трюм. Там уже стояли сборные двухъярусные кровати. На которых лежали, к удивлению нижних чинов, вполне неплохие матрасы и подушки, набитые рисовой соломой. Жестковатые, но лучше даже такие, чем вообще сидеть и спать на голых досках. Хотя плыли совсем недолго, чуть более двух суток. А в Порт-Муравьеве команду будущих пограничников посадили в вагон третьего класса и состав местного сообщения неторопливо тронулся вперед.

Самым большим приключением в дороге оказался поиск нормальной еды. На маленьких станциях на перронах обычно торговали только китайцы. То чем они пытались накормить пассажиров, ни привычному к восточной кухне Анемподисту, ни его напарникам почему-то пробовать не хотелось. Поэтому они искали что-нибудь более привычное, из-за чего несколько раз едва не опоздали на поезд. Зато с водкой получилось совсем неплохо, взятой в Порт-Артуре дорогой «Нумер Пятьдесят Восемь» как раз хватило на всю дорогу. Остальные пассажиры с опаской поглядывали на компанию веселящихся нижних чинов. Но пили они понемногу, приставать к кому-либо за пределами компании не стремились и все понемногу успокились. Так что до Харбина доехали без происшествий, вопреки рассказам о хунгузах, поджидающих каждый поезд прямо у следующего путевого столба.

В Харбине поручик и унтера строем отвели команду к расположенному неподалеку от вокзала зданию Управления пограничной стражи. Там, что удивительно, с каждым поговорил чиновник. Недолго, но про основные умения и боевой опыт расспросил умело, явно имея хороший опыт таких бесед с новичками. После чего их отправили на обед, в столовую для нижних чинов. А после обеда вновь построили и зачитали приказ о зачислении на службу и распределении по командам. Кощиенко попал в отделение нумер триста тридцать три рядом со станцией Аньда. Над чем потом посмеялись все, знавшие его прозвище. Шутили, что Андю отправили в Аньду.

Оказалось, что Кощиенко напрасно рассчитывал попасть в отряд, базирующий на станцию. Там и без него хватало желающих. А его отправили вместе с парой новичков в «путевую заставу» поручика Строева, помощником к фельдфебелю Ефиму Звонареву. Располагалась подчиненная поручику застава в небольшой крепости, называемой «путевой казармой». Выглядела казарма внушительно, представляя собой каменное одноэтажное здание, окруженное высокой каменной же стеной, с круглыми бастионами и рядом косых бойниц, с наглухо закрытыми воротами. В здании казармы могло разместиться, на взгляд Кощиенко, до сотни человек. Но в действительности гарнизон заставы составляло всего тридцать шесть человек, включая пятеро нестроевых — телеграфиста, фельдшера, повара и его помощника, а еще и истопника из местных. Эти пограничники отвечали за десять верст пути, разбитых на два пятиверстных участка, за каждый из которых отвечало одно отделение из десяти стрелков во главе с унтером. На этих участках и были устроены по паре постов, представляющих собой окруженные окопами землянки.

Кроме исполнения обязанностей помощника фельдфебеля, Кощиенко должен был командовать резервной группой из пяти стрелков и пулеметчика с ружьем-пулеметом Мадсена.

Но, конечно, сразу его в строй не поставили. Первым с ним побеседовал его благородие поручик. Спокойно и благожелательно он расспросил Анемподиста о его службе и немного рассказал о служебных обязанностях.

– … Учти, старший унтер-офицер, от нас всех требуется особый навык, чтобы отличить, кто ходит у дороги — мирный китаец или враг. Ибо и простой «манза» — рабочий и крестьянин, и хунгуз, и китайский солдат одеты совершенно одинаково. Поэтому тренируйся замечать малейшие отличия в их виде и поведении, — закончил он разговор. — Думаю, фельдфебель Звонарев тебе в этом поможет. Вопросы есть?

— Так точно, ваше благородие, — не удержался Кощиенко. — Мирные китайцы не вооружены, это понятно. Но солдаты и хунгузы носят оружие. Как же их отличать?

— Главным образом по тому, что они не стреляют по нам, — ответил, улыбнувшись, поручик. — Это тебе подробнее Звонарев и объяснит. Ступай к нему.

— Есть, — ответил Анемподист и отправился искать фельдфебеля.

Которого, надо признать и искать долго не пришлось. Он как раз стоял в коридоре и распекал повара и артельных из обоих отделений, которые перерасходовали картошку.

— Теперь одну чумизу есть будете, голодранцы! — ругался он. — Не могли, анчутки бездумные, взять картошки поболе, либо, раз промахнулись, уж потом помене в блюда класть. Решайте, как хотите, но чтобы картошка была…, — закруглил он разговор, заметив направляющегося к ним Кощиенко.

— Здравия желаю, господин фельдфебель. Старший унтер-офицер Кощиенко, — представился Анемподист.

– … Так это тебя к нам прислали на замену Дымова, — поздоровавшись в ответ, заметил фельдфебель. — Ну, пошли, побалакаем.

Поговорили душевно и в результате пришли к согласию по всем пунктам. Чему немало способствовали парочка мерзавчиков[1], припрятанных Кощиенко в трофейном японском ранце и кусок кулебяки, который им принес помощник повара по распоряжению фельдфебеля.

Через день начались для унтера рабочие пограничные будни. Как новичка, Кощиенко сразу отправили в дозор вместе с первым отделением. То, что конфискаций никаких обычно не предвидится, а занчит на какие-то дополнительные деньги рассчитывать сложно, он уже знал. Но что за всего лишь двойной оклад люди служат в таких тяжелых условиях, он как-то не задумывался. Мало того, что неделями жить приходилось в полевых условиях и ночевать в землянке, пограничники восемь часов патрулировали вдоль путей пешим порядком. Потом шли на отдых и на следующий день восемь часов стояли на посту. За две недели дежурства Анемподист несколько раз видел обычных китайцев. Когда же после смены они возвращались в казарму, Анемподист увидел впереди трех китайцев с ружьями, пересекавших полотно железной дороги, и спросил у командира отделения унтера Петрова.

— Что это за люди?

— Энти-то? А, ерунда, китайские солдаты энто, — ответил он.

— Чего это они тут шастают, да еще без унтеров или офицеров? — удивился Кощиенко

— А кто их знает. Может дезертировали, а наприклад начальники могли послать манзов здешних потрясти на ихнюю водку — ханжу, или на деньги.

— То есть они грабить пошли, что ли? — уточнил Анемподист.

— Может и грабить, — спокойно ответил Петров. — В нас не стреляли и не убегали, значь точно солдаты. Грабить же обычных манзов они завсегда готовы. Так у них тут устроено, — пояснил он непонятливому новичку.

Первого хунхуза Анемподист увидел, уже отслужив больше месяца. Они втроем, он и еще два стрелка из резерва, ехали в технический перерыв прохождения поездов на дрезине к посту второго отделения. Везли запас продуктов и воды. Оставалось совсем немного ехать до места, когда над головой знакомо просвистело. Оглянувшись направо, Кощиенко увидел десятка два всадников, скачущих галопом меньше чем в полуверсте от путей. Во главе группы разбойников скакал, размахивая винтовкой, явный атаман. Все разбойники, насколько мог различить Анемподист, были одеты причудливо, но глава их вообще выглядел скоморохом. На голове хунхуза каким-то чудом держался настоящий европейский цилиндр. А при каждом скачке коня развевались полы надетого, как показалось Кощиенко, надетого прямо на голове тело алого халата.

— Пугают, господин унтер, — качая рычаг дрезины, с натугой прохрипел один из стрелков, Павел Сморчков.

— Пугают? — уточнил Анемподист. — Пугают, значит, — зло добавил он, хватая закрепленную в специальной стойке винтовку. — Не частить, ровнее идем! — крикнул качающим привод дрезины стрелкам, быстро прицелился и выстрелил. Передернул затвор, матерясь от того что у русской винтовки он устроен столь неудобно. И снова выстрелил. После первого выстрела хунхузы начали хвататься за винтовки. А некоторые, включая атамана, даже успели выстрелить в ответ. Не попали. Зато одна из выпущенных Анемподистом пуль выбила из седла атамана. Тело которого, зацепившись ногой за стремя, испугало лошадь, резко свернувшую в сторону. В результате хунхузы сбились в кучу, некоторые при этом попадали как с лошадей, так и вместе с лошадями.