Удар катаны
Шрифт:
– Звезду Суворову Александру Васильевичу! — Екатерина II.
Реклама банка «Империал»
Per aspera ad astra —
через тернии к звездам .
Латинская пословица
Возвращение на Балтику получилось не столь триумфальным, как ожидал Петр. Не было того всеобщего ликования и энтузиазма, как в описаниях возвращения героев 1812 года в пушкинских «Повестях Белкина». Никто из дам не бросал чепчики в воздух и не кричал «ура». Впрочем, цветы и оркестры были, радостно встречающий героев войны народ тоже. И даже награды, пусть и не столь щедро, как ожидали многие, но появились на мундирах участников экспедиции. Петру досталась
А в целом, как понял Анжу, недавно закончившаяся война где-то далеко на задворках мира волновала жителей России куда меньше, чем недавно заключенный торговый договор с Германией или удачное выступление балерины Матильды Кшесинской в последней постановке «Лебединого озера». Еще охотнее, хотя и полушепотом, во избежание так сказать, обсуждались слухи о связи оной Матильды с великими князьями Сергеем Михайловичем и Владимиром Алекснадровичем. В объятиях которых она искала утешения после гибели великого князя Николая Александровича, который, как говорили, был ее первым и самым обожаемым любовником. И уже совсем шепотом шло обсуждение слухов об ухудшении состояния Его Императорского Величества и чахотке наследника-цесаревича Георгия.
Впрочем, у морских офицеров были и свои темы для разговоров. Говорили о путях развития флота, вспоминая о затонувшем в сентябре прошлого года совершенно устаревшем броненосце «Русалка». Обсуждали слухи о серьезной ссоре между генерал-адмиралом и цесаревичем по поводу флотских программ. Рассказывали, что посетив спущенный на воду новейший броненосец «Гангут», обычно деликатный цесаревич Георгий не сдержался. И высказал вслух все что он думает о корабле и тех, кто его заказал. Причем корабль цесаревич охарактеризовал так, что все морские остряки только завидовали умению его императорского высочества: «Одна пушка, одна мачта, одна труба — одно недоразумение!». В кают-компаниях разговоры неизменно сворачивали на этот случай. Каждый раз заканчиваясь спорами о том, кто же кого перетянет — генерал-адмирал цесаревича или цесаревич генерал-адмирала. Причем большинство было на стороне цесаревича Георгия, который не смог стать моряком только из-за болезни. Но все равно, человек-то свой — флотский. Конечно, великий князь Алексей тоже моряк, но он уже подпортил свою репутацию в кают-компаниях. Во-первых, уменьшил количество награжденных за войну с Японией, доказывая, что борьба против азиатских варваров не заслуживает столько поощрений. Ну, а во-вторых, просочились сведения о том, какие суммы генерал-адмирал и его окружение потратили на «представительство», пребывая в Париже во время всей военной кампании. Это при том, что ведущим боевые действия силам флота приходилось экономить на всем, даже на боевом угле. Надо признать, Анжу в такие разговоры старался не встревать, переводя все в шутку. Потому что считал, как и большинство населения, что «плетью обуха не перешибешь». Впрочем, одно bon mot[1], которое быстро вошло в обиход, он все же выдал: — «Что вы хотите, много мяса надо, чтобы с такой фигурой не похудеть». Шутку оценили и капитан первого ранга, директор Балтийского завода Кази в ответ наградил известное всем лицо кличкой «Семь пудов августейшего мяса». Дошли ли эти шутки до самого генерал-адмирала, или нет, никто, естественно не знал, но и без того ситуация складывалась для мичмана не самым лучшим образом. Броненосец после всех военных и морских приключений уходил на ремонт. А команда на это время переходила в береговые экипажи. Так что о том, чтобы «выплавать» полный «морской ценз»[2] на чин лейтенанта можно было забыть надолго. Желающих побывать в море для получения очередного чина всегда было больше, чем кораблей. А сейчас конкуренция еще больше усилилась, учитывая, что возвратившимся с войны «выплавать ценз» можно было быстрее. Что, естественно, вызывало зависть у не имеющих такие возможности соратников и самые разнообразные интриги. В которых Анжу, надо честно признать, был не силен. А пользоваться протекцией не хотел, даже не смотря на деда адмирала. Так что ничего хорошего в ближайшем будущем Петр не ждал…
На бал в Дворянское собрание столицы Анжу попал совершенно случайно. Дежурил в казармах экипажа, когда прибыл посыльный с приглашениями. Одно из которых и досталось Петру. Так что теперь он стоял в Зеркальном зале собрания и с удовольствием смотрел на вальсирующие пары. Успехом у местных дам
и девушек пользовались в основном гвардейские офицеры, но и молодой моряк без внимания не остался. Пришлось даже спрятаться за колонной, чтобы слегка передохнуть от назойливого женского внимания. Но, как выяснилось, укрытие оказалось не слишком надежным. Внезапно две пахнущие духами руки с силой ухватили мичмана за плечо. Держась за Петра, как за точку опоры, женщина издала не очень приятный звук и тут же произнесла:— Извините меня, мон шер, — голос звучал мелодично и нежно, хотя несколько хрипловато. Кроме того, Анжу уловил доносящийся из-за плеча запах. Отчего стало ясно, что его собеседница успела немного выпить. Или, что вероятнее — очень много. — Как мне плохо… Уведите меня отсюда, мон амираль, я вас очень прошу…
— К-куда? — удивился Петр.
— Куда-нибудь на улицу, мне срочно нужно на свежий воздух, — попросила незнакомка. — Мне… нехорошо… Я сегодня напилась, как сапожник, в зюзю, нах… Прошу меня простить за мой иностранный… Пойдемте же отсюда…
Петр аккуратно развернулся. Одновременно перехватив соскочившие с плеча руки и готовясь к тому, что собеседница не удержится на ногах. Однако барышня устояла, еще раз удивив мичмана. Потому что перед ним стояла невысокая, ладно сложенная девушка, совсем еще ребенок на вид. Вот только выглядывающие из лифа высокая грудь и нездорово покрасневшие щеки и кончик носа, да отдающее перегаром дыхание, доказывали, что она старше и эмансипированней, чем выглядит на первый взгляд.
— Извините, мадмуазель, не имею чести быть вам представленным…, — попытался внести ясность Анжу.
— Фи! Между прочим, мадам, — обиженно нахмурила брови женщина. — Какой вы скучный! Наверное, вы недавно вернулись в Петербург и редко бываете в свете?
— Прошу меня простить, мадам, — только и смог ответить Анжу, неожиданно обнаруживший, что они уже покинули зал и идут каким-то неизвестным ему коридором. — Азия-с. Только недавно по морю ходил, от береговых нравов отвык-с
— Оно и видно, — пьяно усмехнулась прелестница. — Но пойдемте же скорее, мне действительно нехорошо. Сейчас я немного похвастаюсь съеденным, и мы поедем, мон амираль.
— Куда? — снова удивился Анжу.
— Фи! И еще раз фи! Неужели вы столь недогадливы? — деланно удивилась незнакомка. — А говорят, моряки никогда не теряются и весьма умны. Ко мне, разумеется… Я вам покажу свой будуар. Ручаюсь, такого вы еще не видели, мон амираль.
— Польщен вашим предложением, сударыня… но, быть может, ваше желание уехать со мной обманчиво?
Незнакомка усмехнулась, совершенно неожиданно для Петра, язвительно, тонко и в тоже время умно…
— Вы не поверите, мон амираль, но я после Института перевидала столько разных мужских причиндалов, сколько вы морских волн не видели! И уж как-нибудь в них, могу вас уверить, я разбираюсь… Скажу вам прямо. Вы не похожи на обычного столичного хлыща… Вы настоящий мужчина, воин, офицер и моряк. Карета за углом, так что едем скорее… Я уже вас хочу…
Сопротивляться столь откровенному предложению Петр оказался не в силах. Тем более, что они уже вышли через неизвестную ему боковую дверцу в переулок.
А потом была карета, незнакомый дом, недлинный коридор...
Через пару часов Петр лежал на спине и бездумно смотрел на высокий расписной потолок. Ни на что другое сил уже не было, даже дышать было тяжело. Ныл натруженный «рабочий инструмент» и побаливала покрытая засосами грудь. Но, как ему показалось, реноме настоящего морского волка Анжу не уронил. Поскольку незнакомка, явно удовлетворенная и утомленная не меньше мичмана, спала с улыбкой ангела на лице.
Внезапно в дверь спальни негромко постучали.
— Жорж, вы? — сонным голосом задала вопрос незнакомка. — Вы же знаете, что вам всегда ко мне можно. Входите же…
— Кто? — только и успел задать вопрос Петр. И даже получил на него парадоксальный ответ.
— Муж…
— Кх-х-то? — только и успел прохрипеть Анжу, когда в спальню, не чинясь, вошел пожилой представительный мужчина в домашнем халате, напоминающий своим видом о царствовании незабвенного Александра II Освободителя.
— Лежите, лежите… Прошу меня извинить, что я вот так по-домашнему, — вежливо склонив голову, поприветствовал он лежащих в постели любовников. — Еще раз примите мои извинения, ежели я вас фраппировал своим поведением,- обратился он к недоумевающему Анжу. — Мы же даже не представлены… Дубровский, Гавриил Иудович, полковник по Адмиралтейству. Честь имею.
— Анжу Петр… Иванович, мичман, — выдавил ответ Петр.
— Мой муж, — притворно потупив глазки, добавила раскрасневшаяся незнакомка, которую все происходящее явно веселило. И только Петр никак не мог понять свою роль в этой комедии дель арте[3].