Удар судьбы
Шрифт:
— Пять аспр в день…
— Маловато. У нас самый паршивый водонос семь аспр получает! А сотник — целый иперкир. Представляешь — тридцать золотых монет в месяц!
— Да, неплохо…
— Я бы многим посоветовал завербоваться в акриты. Не на всю жизнь, конечно, а на определенный срок — послужил, подкопил деньжат — и на госслужбу! Ты в каком чине?
— Тавуллярий.
— О! А тут почти сразу в кураторы можно выйти. Ну сначала, конечно, по мелким делам, а потом и по крупняку. Сплошные выгоды.
Лешка задумался, прокручивая в голове услышанное. Дальний гарнизон, пограничная служба… опасно, конечно, но ведь на то он и мужчина, чтобы не чураться опасностей. Уехать, переждать,
— Слышь, Фирс. А в акриты на какой срок записаться можно?
— Да на какой хочешь.
— Гм… А из тюрьмы возьмут?
— Из тюрьмы? — Фирс почесал за ухом и улыбнулся. — А почему бы и нет? Поди-ка потом, найди на военных управу, особенно — в дальних крепостях. У нас ведь каждый человек на счету. Вот ты как думаешь, с чего я тут веселюсь?
— С чего? И в самом деле.
— А с того, что прежде чем сюда попасть, переговорил я с одним стратилатом из Силистрии. Ему опытные воины во-от так нужны! — Фирс чиркнул себя ребром ладони по шее. — Как, впрочем, и не опытные. Чувствую, не сегодня – завтра он за мною пожалует.
— Фирс, дружище! — решительно произнес Лешка. — А, может, твой стратилат и меня возьмет в эту, как ее…
— Силистрию.
— Ну да.
— Что ж, переговорю, — важно кивнул Фирс. — Парень ты, я смотрю неплохой — ну, подумаешь, в тюрягу попал — с каждым может случиться. Точного результата не обещаю, но, так и быть — переговорю о тебе обязательно.
— Да и я еще посоветуюсь. С друзьями и еще… с одним человеком.
— Вот-вот, посоветуйся, — сокамерник лениво зевнул и снова посмотрел в окно.
Острый солнечный лучик, прорвавшись сквозь разрыв облаков, ударил…
Глава 20
Лето 1440 г. Силистрия — Великая степь
И ВНОВЬ!
Достойно вышел юноша из тяжких испытаний.
…Прямо в грязную лужу, рядом с которой, ужасно сверкая глазами, валялась отрубленная голова Фирса. Да, неудачей кончилась эта лихая вылазка! Кто бы мог предсказать?! А ведь так здорово все было придумано — выскочить из ворот крепости, помахивая мечами и копьями, налететь, ошеломить, а затем притворным отступлением заманить турок в засаду! Все так и случилось: выскочили — почти все свободные от стражи воины, во главе с десятником Фирсом — налетели… А вот с засадой вышел облом — перебили засаду-то! Заранее перебили, вырезали почти всю, кроме вот, Лешки — у парня что-то схватило живот, и как раз вовремя. Пока сидел в кустах, все и произошло единым махом. Янычары, конечно, нашли бы и его, да только не успели — к урочищу уже скакали ромеи, навстречу своей гибели и позору.
Сеча была яростной и короткой, выскочивший из кустов Лешка тоже принял в ней посильное участие, орудовал коротким копьем, как мог, вернее — как сумел его научить Фирс. Эх, Фирс, Фирс, славный парень!
Как лихо он бился, как крушил длинным мечом налево и направо бесконечные орды турок! Да, да, именно так — бесконечные, — настолько их казалось много. Конечно, такой новобранец, как Лешка, едва только еще набиравшийся опыта в воинском деле, не мог долго противостоять янычарам, однако и не собирался сдаваться, проявив хитрость, попытался на время укрыться, подобрать брошенное кем-нибудь копье взамен сломанного. Подобрал бы и меч или саблю, да только вот беда, как-то так получилось, что с копьем юноша тренировался больше…
И все же, успел, подобрал… А когда оглянулся, на него уже пер янычар, устрашающе размахивая кривой тяжелой саблей. Глаза турка — или кто он там был —
блестели, как у наркомана после хорошей дозы, тонкие губы кривились в ухмылке, ноздри раздувались в предвкушении христианской крови.Удар!
Лешка, как учили, подставил копье, так, чтобы вражеский выпад пришелся по наконечнику.
Звон! Искры! Горящие глаза врага!
Теперь отскочить назад. Так… Копье куда длиннее сабли, единственный выход — держать противника на расстоянии. Ага… Еще удар! Маши, маши своей сабелькой, все равно не достанешь! Тебе ведь надо подобраться поближе, а как? Только хитростью, каким-нибудь обманным маневром, а не напрямик, как ты сейчас делаешь, глупо вращая глазами. Ага, да ты тоже не так уж и опытен! Молод, горяч… Сделать тебя еще погорячее? Разозлить? Запросто! Как там учил Фирс?
— Эй, скушай свининку, падаль! — внимательно следя за противником, по-тюркски выкрикнул Лешка и, набрав в рот побольше слюны, с силой плюнул, целя сопернику в морду. Конечно же, не попал, не было опыта, как ни крути, а плеваться его не тренировали… Однако… Ага! Янычар зарычал, заорал что-то гнусное, завращал своей саблей, так, что клинок просто-напросто превратился в сияющий серебряный круг.
Юноша чуть-чуть отодвинул копье… Ну, давай! Давай же!
Опа!
Заорав — Алла-а-а! — турок ринулся в атаку…
Давай! Ты, кажется, в кольчуге? Думаешь, сильно она тебя защитит? От сабли, может быть, да…
— Ну, давай быстрее, свинья!
— Ал-ала-и-и-и!
Отлично! Оп!
Сделав резкий выпад, Лешка выставил острие копья вперед и, проткнув кольчугу, насадил на него турка, как на булавку жука.
Глаза неприятеля удивленно выпучились, рот приоткрылся, и с последним вздохом из него хлынула вязкая черная кровь.
Поспешно бросив копье с наколотым на него турком, юноша упал на колени и отполз в кусты — его неудержимо мутило, рвало, — а перед глазами все стояли выпученные глаза янычара…
А затем кто-то что-то громко скомандовал.
Турки как-то быстро собрались и свалили, так быстро, что блюющий в кустах Лешка ничего толком не понял и только уже потом, услыхав громкий клич ромейской тяжелой конницы, сообразил, что к чему! Наши! Господи, неужели все?! И тут же вновь со всем омерзением ощутил снова нахлынувший спазм, увидев рядом с собой отрубленную голову Фирса! Турки, видать, не успели прихватить ее с собой в качестве трофея, а может быть, просто не нашли — слишком уж далеко она отлетела, слишком силен был удар. Между тем конники подъехали ближе:
— Эй, есть кто живой?
Лешка вдруг устыдился показываться своим в таком виде — весь в блевотине и крови. Наоборот, пополз к оврагу, к ручью — умыться, прийти в себя, а уж потом… А то потом не отмоешься от насмешек.
— Здорово их накрыли, — негромко — но юноше было хорошо слышно — произнес командир.
— Знали! — отозвался другой голос, уверенный, насмешливый, наглый. — Все знали — и про вылазку, и про засаду.
— Ты хочешь сказать, Кириак, что…
— Что в гарнизоне предатель, мой командир! И я тебе уже говорил — кто!
— Лекса? Не слишком ли он юн для предательства?
Что? Лешка затаил дыхание! Так значит… Так значит они…
— Он никакой не Лекса, а Али, — заявил наглый. — Турок! Янычар! Посмотри, командир, ведь здесь, среди убитых и раненых его что-то не видно. Сделал свое черное дело — и ушел к своим.
— Подлый пес! Жаль, я не верил тебе, Кириак…
— Клянусь, я лично выслежу и убью предателя… если он еще жив.
— Да жив. Здесь-то его нет! Бежал, тварь такая!
Лешка затаился на дне оврага, среди колючих кустов. Сердце его ныло от недоумения и обиды. За что они его так? За что?