Удар в сердце (сборник)

– Ваше высокородие! Наизнанку вывернусь! Смею мечтать, что оправдаю… я ведь и по письменной части могу… Дозвольте оставить надежду!

– Какую надежду?

– Что понравлюсь вашей милости.

О-Бэ-Пэ польщенно улыбнулся и ушел. А Шишка занялся новым работником. Он показал ему комнаты второго этажа, а потом провел беседу.

– Меня зовут Бардыгин Никифор Прович. Все свои вопросы решаешь через меня. Человек я строгий, спуску не даю.

– Понял, Никифор Прович. Вы только скажите, ежели я что не так сделаю спервоначалу. Вмиг исправлю!

– Твое дело днем – это раздеть и одеть Альфреда Осипыча и его гостей. Еще поить их чаем. Часто ходят Кречетов и твой Поляков. Запоминай: Альфред Осипыч пьет чай с лимоном, Кречетов любит с липой, а Поляков – с мятой. У тебя всегда должен иметься запас. Еще сахар чтоб был обычный и постный. А к чаю – баранки и сушки. Деньги на это добро получаешь от меня и мне же отчитываешься. Если вздумаешь украсть хоть копейку – сразу вон!

– Как можно-с!

– Да знаю я вас… Слушай дальше. Еще чай полагается охраннику и мне. Охранники меняются через сутки, их трое, все бывшие солдаты. Я люблю к чаю мятные пряники.

– Слушаюсь, Никифор Прович!

– Дальше. Это все днем. К директору часто заходят купцы, их тоже по желанию надо уметь угостить. Поэтому самовар всегда чтоб был наготове! В шесть часов снизу поднимаются два других директора, и у них с Альфредом Осипычем тогда бывает совещание. Опять нужен чай.

– Позвольте спросить, а какие у господ директоров пожелания?

– Котлубай любит зеленый чай. А Желтобрюхову что ни налей, все хорошо, лишь бы много. Он пьет по три стакана, учти! По окончании совещания снизу приносят деньги, векселя, купоны и запирают в хранилище. И все уходят, а ты начинаешь уборку. Сор из корзин выкинуть, пыль стереть, фикус полить… Что еще? Отхожее место вычистить, посыпать чуть-чуть хлоркой, полотенце менять через день.

– А воды долить в рукомойник?

– Ты что? – рассмеялся Шишка. – Какой рукомойник в Троицком подворье? Тут водопровод есть.

– Виноват-с! Деревня…

– И клозет не отвоцким порошком чистится, а смывается водой. Тебе облегчение!

– Благодарствуйте.

– Уходишь домой, только когда все закончишь. В восемь утра чтобы был здесь! Самовар должен кипеть к девяти, когда приезжаем мы с Альфредом Осипычем. На обед тебе дается час времени, когда директор-распорядитель отбудет из банка. Пока он здесь, отлучаться не сметь.

– Слушаюсь. А позвольте полюбопытствовать насчет жалования…

– Жалование у тебя будет как у каменщика высшего разряда: двадцать рублей в месяц. Только каменщик за эти деньги на ветру и на морозе день-деньской, а ты в тепле при самоваре. Цени! Ну, иди сейчас домой, а завтра к восьми как штык. Ты где поселился?

– В Тетеринском переулке, в доходном доме Вецлиха, в третьей квартире.

– Ну, ступай.

Выпроводив нового артельщика, Бардыгин пошел к директору.

– И как он тебе? – спросил тот, откладывая в сторону бумаги.

– Поглядим… Вроде сообразительный.

– Нам тут слишком сообразительные ни к чему.

– Ивану Кондратьевичу ведь не откажешь. Чего теперь? Я стану за ним приглядывать. Чуть что, сразу выкинем. А человек все равно нужен, уборную надо же мыть!

– Ты вот что, Шишка. Завтра поутру сходи к новенькому на квартиру. Понюхай там, чем пахнет. С хозяином поговори. Кто к нему наведывается, тихий ли, нет ли чего подозрительного. И в вещах поройся.

– Угу.

– Когда партия приходит?

– В пятницу.

– Все у нас готово?

– Нет.

Лятур насторожился:

– Что не так?

– Саладилов на нервах. Второй день пьет, а в пьяном виде болтает что ни попадя.

– Черт!

О-Бэ-Пэ вскочил и начал нервно бегать по кабинету.

– Черт! Вот никак нельзя с этими русскими!

– Я вроде тоже русский, и что?

– Ты не русский, ты железный. Но как быть с Саладиловым? Наболтает ведь в кабаке, попадет на агента и сгубит нас всех. Что делать, Никифор?

– Надо его отправить в деревню, передохнуть.

Лятур сел и пристально всмотрелся в своего помощника.

– На самом деле в деревню или?..

– В такую деревню, откуда не возвращаются.

– А что скажут другие кассиры? Они ведь заодно.

– Саладилова заменит Титкин. Нам надо-то всего неделю! А там хоть трава не расти. Миллион прокрутим и разбежимся.

– То есть?

– То есть кассирам говорим, что Саладилов попросился у тебя в отпуск. Ты заметил, как он водку лопает. Понял, что это не работник, и отпустил. Поехал человек в деревню, на покой, до Фоминой недели. И так строго им скажи: ежели увижу, что и вы пьете, всех распущу и обратно уже не возьму!

– Так-так. Где у этого идиота деревня?

– Далеко, в Вологодской губернии. Пока хватятся, нас уже след простынет.

– Еще неделя… Надо продержаться. А с Саладиловым… Ну, ты понял. Тебе не привыкать.

– Сделаю, – коротко ответил Шишка.

Вечером того же дня Валевачев делился с начальником своими первыми впечатлениями.

– Бардыгин удивил! Взгляд умный, пронзительный. Всех держит в кулаке. Серьезный человек, а не скуловорот. Лятур смотрится мельче его!

– Учти, что тебя попытаются на чем-нибудь поймать. Прямо завтра и начнут.

– Как?

– Надо подумать. Савелий Савельич, можно вас?

Подошел хозяин квартиры Щурь, старый негласный агент сыскной полиции.

– Слушаю, ваше высокоблагородие!

– К вашему жильцу должны наведаться проверяльщики. Вы их пустите и ответьте на все вопросы. Захотят в вещах порыться – и это дозвольте. Будто бы с перепугу.

– Ясно.

– Всем быть настороже! Начинаем игру.

Еще Лыков сообщил Юрию, что ежедневно с трех до четырех он будет сидеть в кофейне в Рыбном переулке. Если нужно срочно о чем-то доложить, то делать это надо через буфетчика Степана.

Утром Кошкин ушел на службу, а через два часа в дом Вецлиха явился огромный детина. Он прошел к Щурю и требовательно стукнул в дверь.

– Чего надо? – спросил хозяин.

– Сыскная полиция. У тебя новый жилец появился?

– А… позвольте документик, господин сыщик.

Верзила поднес к лицу старика кулак размером с пивную кружку.

– Такой годится?

– Э-э…

– Ты, старая грыжа, еще мне поговори! Я специальный агент врачебно-полицейского комитета. Скажи, твой жилец девок домой водит?