Удар

Следователь: Вы лично имели что-нибудь против Маринуса Шёберля?

Марсель Шёнфельд: Нет. Маринус украл у меня пять месяцев назад мой мопед. Я получил его в подарок от своего отца. Я сам довёл его до ума. Маринус мне в этом сознался, и поэтому я тогда ночью и врезал ему по репе.

Маттиас М.: Маринус, да мы его звали Таурус. Как марку мопеда из ГДР. Он обучал меня езде на мопеде марки MZ-Fahren. Потому что там было что-то со сцеплением — очень медленное и было не видно что, но я этого не понимал. Маринус часто имел дело с мопедами. Потом мы всегда катались на мопеде в гравийном карьере в Потцлове, всегда удирали от полиции, оба. Мопеды были не зарегистрированы, у нас не было ни водительских прав, ни шлемов, ни номеров. Вот здесь этот самый свинарник, где умер Маринус, так мы проезжали мимо этого свинарника и ещё немного вниз, в деревню, ехали по главной улице до супермаркета, где разворот, а там мы замечали: стояли они, полиция. Они тут же начали делать Маринусу и мне знаки остановиться, мы спрыгивали, тачка переворачивалась и скользила прямо на них, полицейский вспрыгивал на неё, а мы — смывались

Я при этом потерял один ботинок. Это были классные ботинки на платформе, я был единственный в деревне, у кого были такие ботинки. Ну, а потом мой приятель сказал своему отцу, мол такие ботинки есть только у Матиаса, он живёт там-то и там-то. Потом я уже увидел, что мой отец разъезжает туда-сюда. Я получил здоровенную оплеуху, но я знаю, как с этим обходиться. Мой отец часто был в отъезде на заработках. У меня есть три сестры, две — старшие. Когда много сестёр, им вообще нельзя оказывать сопротивление. Они всегда были на шаг впереди меня. Так же, как у Маринуса. У него было семеро сестёр. Да, Маринус и я, мы вообще были классные. Мы столько дел наворотили, я уже и не знаю толком, чего мы только не натворили. Воровали мопеды, воровали велосипеды, прокатимся пару кругов и бросим, или катаемся, пока не обратим в металлолом, или вообще разберём на запчасти и соберём новые велосипеды, сядем на них и на полной скорости врежемся в стену. — В летние каникулы Маринус часто ночевал в строительном вагончике неподалёку от свинарника. Иногда даже целую неделю или две, я всегда приносил ему что-нибудь поесть. То принесу ему туда бутербродов, то мы встречаемся вечером. Попить пивка, поболтать. То пили на спор, то травкой баловались. Он никогда не был один, у него всегда кто-то был. В его последний вечер, 12 июля, я даже ещё разговаривал с ним, спросил, может пойдёшь со мной ко мне, ещё парочку примем, ну там, я и Мадлен, не-е, я пойду с Шёнфельдами в Ахиму, тоже выпьем парочку пива с Ахимом, ну посмотрим, что где происходит. — Теперь-то уже известно, что произошло.

Биргит Шёберль: Моя дочь принесла домой рюкзак, спустя две недели. Но там в рюкзаке было только зарядное устройство. Ни купальных принадлежностей, ни его сменного белья или купальных полотенец. Здесь была полиция. Они только осмотрели рюкзак, заглянули вовнутрь, а потом они оставили его здесь. Ну, а так как вскоре должны были начаться занятия в школе, я постирала рюкзак для школы и сложила туда все его школьные вещи. И всё время звонки, звонки, всё время настороже. И почему же они не реагировали, когда кто-то из Потцлова сказал, что там всё давно перекопано, там, в конюшне. Но они ничего там не искали. Мой сын не беглец. Иногда я сама себя упрекаю. Если бы я его отпустила в Баварию, этого, может быть, и не случилось бы. У Маринуса были трудности в школе, и тогда я сказала, если ты не подтянешься, не возьмёшь себя в руки, ты не поедешь к Венке в Баварию. Тогда ты останешься на каникулы здесь. Ну, а когда это всё-таки не удалось, тогда я сказала: ты останешься здесь. Я уже не знаю. Каждый раз, когда раздаётся звонок, я всё время думала, вот сейчас он скажет своим низким голосом: Мама, открой, как он всегда это говорил. По вечерам я смотрю в окно, думаю, вот он придёт, когда-нибудь он придёт, я всё время ждала. Потом я садилась внизу на скамью, ждала. Даже не хожу за покупками, думаю, ты должна быть здесь, когда он придёт.

«Меркише Одер-Цайтунг», сентябрь 2002

Пропал с 12 июля 2002 г.

Маринус Шёберль

На вид 17 лет, рост 175 см., вес 70 кг, стройного телосложения, крашенный блондин с короткой стрижкой, шрам на верхней губе, едва умеет читать и писать.

Глаза карие, страдающий недостатками речи, одет был в длинные брюки, чёрную футболку с белыми полосами на плечах и серые ботинки.

Он был на относительно новом красном велосипеде модели 26 Моунтен Бик. Мог ехать также на украденном автомобиле.

Сведения о прошлом и настоящем местонахождении Пропавшего принимает любое отделение полиции.

Биргит Шёберль: 18 ноября, это был мой день рождения. Вдруг приходят двое полицейских, они чувствуют себя явно не в своей тарелке. Ну и потом, это всё. Они сказали, что нашли Маринуса в Потцлове. Отец наш страшно побледнел, я должна была о нём позаботиться. Потом они позвали ещё домашнего врача, ему сделали успокоительный укол, ну а потом после всего этого они опять ушли. Тогда мы остались одни. Он же и мухи не мог обидеть, и он не был хилым и слабым, он был хорошо сложен и достаточно высокого роста. Ну, а то, что он был сдержанным и молчаливым, то это не повод для того, чтобы смеяться над ним или плохо о нём отзываться. Если он и не блистал в школе, то был очень талантлив в ремёслах. Он был то, что называется — мужчина в доме. Если что-то где-то сломалось… Он хотел покрасить стены в комнате, в понедельник, когда он должен был вернуться из Потцлова… Он ещё так много всего хотел сделать… Как они с ним там обращались, это преследует меня и по ночам, когда я слышу, как он зовёт меня и кричит, чтобы я помогла ему, а я не могу… И тогда я каждый раз поднимаюсь с постели, я уже больше не могу спать. Это меня убивает.

Торстен М: Маринус переехал сюда в 1996 году. Мы знаем о нём не много. Он прожил здесь пять лет. Маринус, он не мог дать сдачи. Он был, насколько я его знаю, попутчик, мог бежать вслед за другими. Он мог позволить сделать с собой то, чего захотят другие. Он должен был бы, собственно говоря, учиться в специальной школе для детей с физическими недостатками где-нибудь в социальном приюте (интернате). Но не в нормальном обществе. Эти люди, которые это сделали, они, собственно, нуждаются во врачебной помощи, в лечении. Я не знаю, сколько классов они закончили, но не десять или даже восемь. Им также место во вспомогательной школе для дефективных. Они пересмотрели слишком много фильмов. Посмотри только на их сапоги, как у нацистов. Я не знаю, что бы это значило. У них нет никаких занятий, только скука, и от этого им приходят на ум эти чудовищные, вызванные хмелем идеи.

Следователь: Второй допрос обвиняемого Марселя Шёнфельда.

Марсель Шёнфельд: На этом самом месте я хотел бы сделать следующие дополнения к моему допросу от 18.11.2002, так как от страха сказал тогда не всю правду. После того, как мы выпили второй ящик пива в квартире Ахима, мы ещё направились в квартиру Шпирингов. Было около 0.30, когда мы, я имею в виду Себастьяна Финка, моего брата Марко, Маринуса и меня, пришли туда. Госпожа Шпиринг и её сожитель уже спали. Себастьян Финк сильно ударил по стеклу. Оно разбилось. Входная дверь была заперта. Марко сильно надавил на неё плечом. Потом мы разбудили обоих в спальной и все вместе уселись на веранде. Там мы распивали бутылку шнапса.

Затем мой брат Марко начал оскорблять Маринуса. Он спрашивал и повторял снова и снова, не еврей ли он и утверждал, что он еврей. Госпожа Шпиринг сказала, Маринус должен в конце концов сознаться, что он еврей, потом наступила тишина. Затем в какой-то момент Маринус, наконец, сказал, что он еврей.

Тишины как не бывало. Вот тогда-то всё и началось. Марко начал сильно бить Маринуса по морде. По меньшей мере два или три раза. Потом Марко наполнил пластиковый стакан водкой и пивом. Маринус должен был всё это выпить. Но он не справился с этим. При второй попытке его начало рвать и вырвало прямо на стол. Финк вытащил его на улицу и бросил перед входной дверью. Маринус был настолько пьян, что он так и остался лежать. Примерно минут через 3 °Cебастьян снова втащил его в комнату. На веранде он посадил его на стул. Вслед за этим они поочерёдно били его по голове. Каждый из них двинул по меньшей мере дважды кулаком в лицо. При последнем ударе Себастьяна Финка Маринус опрокинулся вместе со стулом назад. Финк поднял его и снова начал его избивать. Когда Маринуса снова начало рвать, Себастьян Финк вышел с ним на улицу. Там он бросил его на землю. В этот момент я тоже находился на улице. Финк расстегнул ширинку и начал писать на Маринуса. Сначала на область груди, а потом прямо в лицо. Маринус был в сознании и просил, чтобы Финк прекратил это. После того, как Финк проссался, мы вместе с ним подняли Маринуса с земли. Потом мы снова втащили его на веранду. Потом примерно на полчаса всё смолкло. Мы допили остатки шнапса. Марко снова начал оскорблять Маринуса. Он снова и снова повторял, что он еврей. А Маринус всё время отвечал: да, я еврей. После таких высказываний мы начинали уже втроём избивать его. При этом мы все втроём оскорбляли его словами: ты, еврей, бродяжка (ночлежник), ты, ублюдок и т. д.

Бургомистр 1: Потцлав — совершенно обычная, нормальная деревня. У нас есть общество (союз) любителей голубей и добровольная пожарная команда. Пару лет назад мы получили звание самой образцовой деревни Германии. До воссоединения у нас было 500 жителей, за это время их число возросло до 600. Тоже уже кое-что.

Бургомистр 2: Я исхожу из того, что в тот момент, когда оба брата Шёнфельд тогда в тот вечер… Я думаю, что Маринус оказался не в то время и не в том месте. Это вполне мог быть кто-нибудь другой. Они хотели в тот вечер кого-нибудь отколошматить там… Как это сегодня бывает среди молодёжи. Сегодня мы устраиваем праздник Погрома и уж кто-то мы сегодня замордуем.

Маттиас М.: Если бы Марко и Марсель сидели бы тут, скажу тебе честно, если бы оба сейчас сидели рядом со мной, то я бы каждому такой вот пивной бутылкой так врезал бы по уху, это уж в любом случае, или бы так врезал по морде, мне всё едино. И большинство, как я слышал, если Марко и Марсель сунули бы нос в деревню… Один звонок, они прошли бы не более пяти метров от двери своего дома и сразу превратились бы в сплошное месиво. Если бы каждый из деревни нанёс бы только один удар, то это стоило бы столько же, сколько 500 моих ударов. Повториться это может в любое время. Всегда есть такие идиоты. Всегда.

Женщина из деревни: Я была всего лишь ребёнком. Сколько мне было тогда, семь лет. Когда я всё это себе сейчас представляю, 1945, марши смерти, мы же всё это видели, как заключённые концлагеря, что это за люди были, как они с ними обходились. Женщины, они были страшнее, чем мужчины надзиратели, ну да, они ходили с собаками. Собаки кусали заключённых. Они отправлялись в Равенсбрюк, не знаю, были ли они из Освенцима. Мы же всё это видели. Ну да, конечно. Они проходили мимо воды, это были, ну, это были просто лужи. Они хотели пить, но им не разрешалось. Они натравливали собак, они нападали на них, и тогда несколько человек оставалось лежать на земле. Очень многие в Потцлове беженцы, кто-то из Восточной Пруссии, ну да, кто-то из Померании, а также из Польши. Половина жителей здесь переселенцы. Каждый второй — это беженец. Они приезжали также и после воссоединения. Шёнфельды, братья, которые убили Маринуса, они приехали в 1994 г. А Шёберли, они здесь тоже чужаки, семья, которая осталась здесь недавно; приехали в 1996 г., также не стали своими.