Удары судьбы. Воспоминания солдата и маршала

– То есть как? Убили без суда и следствия? Куда же он бежал? – едко спросил Ленин и сам же ответил: – В Москву, к Ленину?!

Валерий Никодимович все это знал, а вот омоновцы сидели с раскрытыми ртами, слушая историю о гибели прославленного командарма от рук авантюристов, наводнивших страну после революции…

Когда я вернулся в Тишину, Миша Авезов молился, глядя в угол, покрытый толстым слоем пыли, просил Иисуса Христа о снисхождении. Алексей Берестовой, другой мой сокамерник, строил планы обогащения при капиталистическом строе. Он рисовал заманчивую картину: сначала прикупит кусок земли под высоковольтной линией и посадит картофель. Осенью картофель пойдет по 2 рубля за килограмм. Вот так становятся миллионерами.

Не знаю, кто принял решение, но нам принесли небольшой холодильник. На другой день о холодильнике узнал весь мир, дескать, им в камере не хватает только коктейлей.

Вскоре Лев Сергеевич Абельдяев дал интервью газете «Патриот», где попытался рассказать правду: «Я не единственный адвокат Дмитрия Тимофеевича. Мы работаем вместе с адвокатом Николаем Викторовичем Печенкиным. Поскольку у нас одинаковые позиции по всему, что связано с делом, буду говорить от имени нас обоих.

Судя по всему, над маршалом, как, впрочем, и над другими обвиняемыми по этому делу, готовят не суд, а самую настоящую расправу, не имеющую ничего общего с правовым действом. Какие признаки свидетельствуют об этом? Их много. Остановлюсь лишь на некоторых, самых, что ли, ярких.

Нелепость предъявленного обвинения увидели сами его творцы. Что делать? Прокуратура, убедившись, сколь несуразна воздвигнутая ею обвинительная конструкция, изменила формулировку обвинения. Теперь оно стало таким: «Заговор с целью захвата власти как самостоятельное преступление», то есть уже без «измены Родине»… Да нет такой статьи в законе! «Заговор с целью захвата власти» – лишь форма измены Родине.

Руководитель следственной группы Е. Лисов постановил, что уголовное дело в части «измены Родине» прекратить. А дальше? Дальше, как в анекдоте. обвиняемые стали изучать многотомные дела. Пройдет девять месяцев, и В.Г. Степанков отменит постановление Лисова! Генеральный прокурор России – юрист грамотный. Так что же он за девять месяцев не разобрался: присутствует измена или нет? Видимо, он не очень вникал в дело, важно затянуть процесс, измотать узников.

О том, что следствие ведется с обвинительным уклоном, я покажу на примере одного мелкого факта. В печати проскочила небольшая заметка. Ее автор имел отношение к разработке правительственных средств связи. Он утверждал, что гэкачеписты никак не могли лишить Горбачева связи с внешним миром…

Почему бы не допросить автора публикации в качестве специалиста? Не провести экспертизу с его участием? Если хочешь найти истину, это просто необходимо. Но нам отказали. Значит, истина не нужна. Она будет мешать.

Тем более что рейтинг узников Матросской Тишины поднимается. Народ видит, что с ними хотят расправиться. Поэтому власть имущие и подливали масла в огонь.

Что касается самочувствия нашего подзащитного, то оно, мягко говоря, оптимизма не вызывает. За последнее время Язов похудел на 24 килограмма.

Обеспокоенные здоровьем подзащитного, мы обратились с просьбой провести его медицинское обследование в стационарных условиях. Получили ответ, что Д.Т. Язов «в стационарном лечении не нуждается», подпись – А.В. Фролов.

Да не о лечении мы просим, а всего лишь обследовать! Но, видимо, в наших ходатайствах ищут не то, что в них есть, а что приказано видеть. Фролов – не врач, а юрист.

Но на этом эпизоде издевательства не прекратились. По нашей просьбе в августе к Язову были приглашены два известных врача – генерал-майор медицинской службы профессор Иннокентий Всеволодович Шастин и полковник Игорь Михайлович Новиков. Они осмотрели больного, рекомендовали провести обследование в стационарных условиях. Мы снова обратились к Фролову. «У нас возражений не будет», – ответил он на этот раз.

Но, увы, радоваться было рано. Через три дня новое распоряжение прокурора: «Мы посоветовались и решили, что вернемся к рассмотрению этого вопроса после того, как обвиняемый прочитает все 140 томов дела».

Вот почему я и говорю, что не исключена возможность расправы и до суда».

Вырезка из газеты «Патриот», переданная мне адвокатом, ходила из рук в руки. Даже Алексей Алексеевич, зэк со стажем, иронизировал в адрес прокуратуры, исподволь готовясь к убытию из Матросской Тишины.

Приближалась годовщина августовских событий. Вечером принесли в камеру телеграмму из Норильска: «Москва, тюрьма Матросская Тишина, Язову. Мужайтесь беде не брошу – Владимир – в миру Сипаренко Владимир Сергеевич».

По всей вероятности, это один из многих служителей православия, которые всегда были за единство Отечества, за единую Великую Русь. Я и по сей день безмерно благодарен отцу Владимиру.

Огромный заряд я получил от знакомства с книгами прекрасного русского писателя Дмитрия Балашова, он предупреждал: «Утерявший веру утеряет и Родину, возненавидит и ближнего своего! А за сим грядет паскудное служение животной силе!»

Вопросов и через год после событий 19–21 августа не убавилось. В 1992 году все «суверенные» вползли в тяжелейший экономический кризис. Развалена финансовая система, кругом неплатежи, свирепствует инфляция.

В конце августа Берестовой распрощался с нами. Куда уехал? Мы так и не узнали. Остались мы с Мишей Авезовым вдвоем.

Подошел сентябрь, 4-го день рождения у Эммы Евгеньевны. Валерий Никодимович разрешил поздравить по телефону. Позвонил и поздравил! Эмма Евгеньевна сказала, что продала шубу, напольные часы. Теперь есть чем заплатить адвокатам, они практически работали бесплатно.

…В начале ноября меня еще утром разбудил охранник: «Дмитрий Тимофеевич, я вам принес новость: освободили Олега Шенина и Василия Стародубцева. Скоро и до вас дойдет очередь». А еще через несколько дней В. Стародубцеву пригрозили кутузкой, если он не прекратит без ведома степанковской прокуратуры выезжать с визитами в Ленинград. В этом, правда, кое-кто из политиков усмотрел ущемление прав города на Неве: Москве, дескать, можно, а Ленинград снова ходит в пасынках.

Свой день рождения, как и очередную годовщину Октября, я отпраздновал в госпитале. Меня навестили родные и близкие, приехала и Людмила Георгиевна Зыкина со своим благоверным Виктором Федоровичем Гридиным, смерть которого позднее меня потрясла. Я еще подумал: «Должно быть, на небесах острый дефицит в прекрасных и душевных людях. Какой-то злой рок витает над Россией. Все великие русские женщины доживают свой век в одиночестве».

Выписали меня из госпиталя 12 ноября, и к 18 часам я прибыл в Матросскую Тишину на нары. Сокамерник Миша встретил меня со слезами на глазах, больше месяца маялся один в камере.

Миша еще на пороге камеры выдал сенсацию, мол, Вероника Кастро в фильме «Богатые тоже плачут» добилась поразительного сходства с его милейшей супругой, мыкавшей горе с тремя детьми в далеком Самарканде. И будет несправедливо, если я не расскажу о Мише, он скрашивал мои дни между допросами и не позволял мне унывать.

Родился мой сокамерник в городе, где по ночам Полярная звезда соперничает с изразцами на древних куполах величественной мечети Шахи-Занди, – это в древнем Самарканде. На окраинах города в старых кварталах и поныне ходят друг к другу в гости по крышам домов, а старики встречаются потолковать о жизни в тени карагачей. Времена года в Самарканде, месяц и даже день старожилы определяют по базару. Сначала Самарканд забирает в полон вишня, она царица базаров! Но постепенно вишню оттесняют урюк и абрикосы, а чуть позже подступают времена соперничества дынь с арбузами. А когда на базарные ряды завозили гроздья винограда, за временами было уже не уследить.