Удержать в руках Пташку

Я не проронила ни одной слезы, но столовую покинула со скоростью пули. И только спрятавшись у себя в комнате, позволила себе разреветься.

Не знаю, сколько прошло времени, но наревевшись, я отправилась в душ. Смотреть на себя в зеркало было противно. Я все это делала с надеждой, что меня это спасет от жениха. Оказалось, зря. А носить на себе следы этого урода придется ещё, как минимум, неделю. Несмотря на жару, после душа я укуталась в банный халат, чтоб даже мне были не видны синяки. Запястье, действительно покраснело, завтра тоже станет синим. На моей светлой коже, всегда быстро появлялись отметины, ну а сейчас они цвели всеми цветами радуги. — Пташка, — Кирилл постучал в дверь. — Впусти меня, — глянула в зеркало, убедилась, что следов не видно, открыла брату дверь, а сама быстро залезла под одеяло.

— Дурочка, что ты делаешь? — укоризненно, но с заботой спросил он, присаживаясь на край кровати.

— Ты зачем пришёл? Жизни поучить?

— Убирай свои колючки, я пришёл не ругаться.

— А зачем?

— Для начала, вот — он подал мне бумажный пакет, на который, я и внимание не обратила, когда он зашёл. — Тамара Петровна передала.

Вздохнула, она все время пытается меня накормить. Но, к сожалению, на мне не нарастает ни мясо, ни жир. Так и живу, все жру, а сама худющая, ни жопы, ни сисек. Да, ладно жопа, хоть и маленькая, но аккуратненькая кругленькая. А вот то, что грудь у меня, как у пятиклашки, это прямо боль моя. Я даже бюстгальтера не ношу, не на что мне их одевать. Размер нулевочка. Пока я погрузилась в грустные мысли, Кирилл так и держал перед моим носом пакет. Я уже хотела схватить, но вовремя вспомнила, как выглядят мои руки.

— Поставь, — кивнула на столик. — Я потом съем. — Кирилл спорить не стал, сделал, как я просила.

— Рассказывай, — просит брат. — Как знакомство прошло? Все так плохо? Ну, я рассказала, часть истории. Боюсь, узнай он, что произошло, прямо сейчас сорвался бы искать экономического гения. А потом и про маму рассказала. Повисла тишина. Эта наша общая боль, пусть он старше, и старается делать вид, что все хорошо, я знаю, он тоже переживает не меньше меня.

10

Кирилл

— Какого черта это было? — зарычал на отца, когда Наташка убежала наверх.

— Она знает, а тебе не обязательно, — всё ещё зло проговорил он. — Сядь, и будем ужинать.

Я и не заметил, что вскочил. Стоило отцу сесть, его жена тут же положила ладонь на его руку.

— Успокойся, дорогой, — ворковала эта стерва. — Тебе вредно волноваться. Отец ей улыбнулся, а потом приподнял их руки, и поцеловал ее кисть. Фу, блевать хочется от этой показухи. Пришлось ждать, когда закончится ужин. Потом я сходил на кухню, и Тамара Петровна сложила в бумажный пакет несколько пирожков с повидлом, которые так любит Пташка.

Я тихонько, чтоб не привлекать внимание, постучался в дверь, попросил, чтоб она меня впустила. Я чувствую свою ответственность за неё. Она совсем мелкая была, когда папаша стал гулять, а мама всеми силами пыталась спасти молодость и стала забывать про неё. Мне было уже тринадцать, и по мне это так сильно не ударило. Да, и отношение отца ко мне, как продолжателю его дела, было совсем другим. Пташке досталось больше, а она ведь девочка, а девочкам априори, внимания и любви надо больше. — Дурочка, что ты делаешь? — присаживаюсь на край кровати. — Ты зачем пришёл? Жизни поучить? — похожа на обиженного воробья, укуталась в халат ещё и под одеяло забралась. Коленки к груди прижала, и только глазами сверкает, ну точно обиженный воробушек. — Убирай свои колючки, я пришёл не ругаться.

— А зачем?

— Для начала, вот, — показал ей пакетик с пирожками, а потом прошу рассказать, что произошло. В общих чертах я и так уже все узнал. Но ни отец, ни Матвей подробностями делиться не стали. Наташа тоже, как мне показалось, рассказала только часть, за что отец ее ударил, я так и не понял.

— И что совсем не понравился? — уточнил я.

Сам я с Матвеем познакомился полгода назад. И считаю его реально, хорошим кандидатом в мужья для Наташки. Наверное, будь на его месте кто-то другой, я бы помешал отцу с этой затеей. В принципе, мы так и познакомились, я пошел к нему разобраться, а оказалось, что это он Наташу себе в невесты выбрал. Говорит любит ее, просил ей об этом не говорить. Мол, хочет ее добиться без чужой помощи. В итоге, мы неплохо сдружились.

— Да, что там должно понравиться, он старый, мелкий, перекаченный… — она так и не подобрала слово. — У нас с ним даже общих тем не найдется. У нас вообще, ничего общего с ним быть не может. — Ему же тридцати нет, почему старый?

— А ты откуда знаешь? — она щурит глаза, надо срочно выкручиваться, иначе будет взрыв.

— Пташка, успокойся, — я справки навёл.

— И что узнал?

— Плохого ничего, — пожимаю плечами. — Вроде, хороший парень. — Ну и выходи за него, — шипит она. — Я думала, ты на моей стороне. А ты Брут. Иди отсюда.

— Ну, что ты, как ребенок? Ты человека не знаешь совсем, а уже готова в грязь втоптать. Так нельзя.

— Нельзя за спиной родной дочери все решить, а ее перед фактом поставить. Что, нельзя было поговорить? Так мол и так… Сначала нас познакомить, а потом уже о свадьбе говорить. Это при условии, что мы бы понравились друг другу.

— Согласен, — киваю я, но не могу не заступиться за друга. — В тебе говорит обида, остынь. Матвей, правда, хороший… — в меня летит подушка.

— Убирайся, — она указывает мне на дверь. А я не могу отвести взгляд от ее руки. Она это замечает и опять прячет ее под одеяло. — Что, — голос подводит, прочистил горло переспрашиваю. — Что это, бл""ь, такое? — Пташка отворачивается, говорить не желает. Пересаживаюсь поближе и силой добираюсь до ее руки. Поднимаю рукав, а там, начинающее синеть, запястье, а выше вся рука в мелких засосах. Сглатываю поднимающуюся злость, поднимаю глаза на сестру, она отвернулась, тем самым открыв шею, отодвигаю воротник халата, и мне становится противно. Нет, не смотреть на Пташку, а что кто-то посмел это сделать. — Кто? — получилось хрипло. Молчит. — Наташа, кто? — Следы несвежие, кроме того, что на запястье. Беру ее за подбородок и поворачиваю к себе. По её щекам начинают бежать слёзы, а щека, по которой ударил отец, все ещё красная. — Пташка, — прошептал я и притянул к себе.

Она с такой радостью прильнула ко мне, словно только и ждала, когда же кто-нибудь её обнимет. Я ж говорю — девочка. Она плакала, не громко, но долго, а я обнимал и гладил по голове, как в детстве, когда она сбивала коленки. Когда она успокоилась, спросил: — Расскажешь?

— Нет, — все так же прижимаясь ко мне, ответила Наташа. — Меня не насиловали, если ты за это переживаешь. Это была акция протеста, ну и ещё, я надеялась, что увидев меня такую, мой "жених" от меня откажется.

— А с запястьем что?

— Да так, псих какой-то схватил. Но мне Матвей помог. Так что, тоже все нормально.

— Наташа, могу я дать тебе совет?

— Я знаю, что ты скажешь. Поэтому — нет, — только вздыхаю, давить не хочу. Ладно, пусть Матвей сам справляется с этой упрямицей. Мы ещё какое-то время сидим молча. Наташка, все ещё прижимается ко мне, и я хоть так выражаю ей свою поддержку. Я думал, она уже уснула, когда она снова заговорила. — Я к маме заезжала, — тихо, как будто открывала страшную тайну, проговорила она. — У нее любовник, твой ровесник, ну, ему точно не больше двадцати пяти. А ещё, я окончательно поняла, ей на нас насрать. Я думала, крокусы на день рождения она прислала, а оказалось, что нет. Она забыла про мой день рождения, представляешь? Я знал, про любовника, точнее про любовников. Она словно хотела что-то доказать отцу, выбирала лишь молодых парней. Само утверждалась, что ли… Хрен поймёшь. Только вот нужна она своим любовникам, пока у нее ещё деньги есть. Двоих таких я отвадил, значит уже нового нашла.

— Представляю, Пташка, но у тебя есть я, если что. Я, конечно, не мама, но я тебя люблю.

— Спасибо, Кирюша. И я тебя люблю. Только прошу, не будь с ними за одно. Я не хочу замуж.

— Я хочу, чтоб ты знала, я всегда на твоей стороне, даже, если тебе будет казаться, что это не так.

Говорить, что возможно, этот брак её лучший вариант, я не стал, не хотел с ней ругаться. Ей и так досталось.

11

Матвей

Она ушла, не оборачиваясь. А я ударил по глазам. В крови все ещё бушевал адреналин после драки с упырем. Надо ей охрану поставить, раз папаша ее не позаботился. Блин, а ведь я был уверен, что ее охраняют. Перед глазами опять замелькало её изуродованное чужими отметинами тело. Нежная молочно-белая кожа, покрытая уродливыми синяками. Закрепил телефон на панели и включил плей лист, нашел одну из любимых песен. Она сейчас под настроение очень подходила.