Удивительный хамелеон (Рассказы)

– Вот дерьмо!

– Похоже, тебе очень надо позвонить, - сказала Марика.
– Хочешь, возьми мою карточку, я не спешу.

Девочка колебалась. Потом стала настаивать на том, чтобы Марика взяла взамен десятку. Марика согласилась, хотя считала, что это пустяк.

Пока девочка звонила, Марика украдкой разглядывала ее через стекло. Девочка была красива, но какой-то бледной и бескровной красотой, словно выросла в тени. Она не из тех, кому мужчина присвистнет вслед, но, возможно, могла бы стать предметом чьих-то мечтаний. Ее тонкий профиль напоминал камею, но волосы были спутанными и неухоженными. Наверное, она плохо питалась.

Похоже, девочка звонила через коммутатор. Сначала ей пришлось подождать, но разговор так и не состоялся. Личико камеи скривилось от разочарования и злости. Марику растрогала мимика девочки - совсем как у ребенка.

Девочка положила трубку и вышла из будки. Ее афганская дубленка, видимо из "секонд-хенда", была широко распахнута, несмотря на мороз, а под ней виднелась только хлопковая туника. Сквозь ткань просвечивали соски, и даже они были какими-то сердитыми.

"Грудь подходящая, - подумала Марика.
– Она и не должна быть слишком большой. Хотя она все-таки должна быть видна, когда девочка ляжет на спину. А может, ее лучше чем-то прикрыть".

– Вот дерьмо!
– снова буркнула девочка себе под нос, словно забыв о стоящей рядом Марике.

Потом вспомнила про нее и вернула телефонную карточку.

– Большое спасибо, - сказала она с кислым видом, и Марика заметила, что у нее под глазом легкий тик; нижнее веко вздрагивало, будто под кожей трепыхалась маленькая рыбёшка. Судя по всему, у нее какие-то неприятности. Может быть, лучше оставить ее в покое? А с другой стороны, вдруг предложение Марики ей поможет.

Девочка уже повернулась, чтобы уйти, но Марика окликнула ее:

– Можно тебя кое о чем спросить?

Та насторожилась, словно заподозрила какой-то подвох. Может, подумала, что Марика спросит, нашла ли она путь к Иисусу.

– Я фотограф, - поспешно пояснила Марика.
– Я как раз ищу кого-нибудь похожего на тебя.

– На меня? Это еще зачем?

Марика объяснила, чем она занимается: на заказ фотографирует моделей, оформляет обложки для дисков, делает фотопортреты и все такое, а для души занимается художественной фотографией, для этого ей и нужна натурщица.

Девочка оценивающе взглянула на нее. Марика почувствовала, что одета не так, как следовало бы. Слишком дорогое пальто, слишком модная стрижка. А может, и осанка тоже чересчур прямая. Ей было трудно представить, как она выглядит в глазах девочки.

– Разумеется, я тебе заплачу, - сказала она.

И тут у нее прямо сердце замерло - так бывает, когда увидишь что-нибудь в витрине закрытого магазина, а потом всю ночь не можешь заснуть при мысли о том, что кто-то другой перехватит эту вещь. Устыдившись этого чувства, Марика попыталась его подавить. Она достала из сумки визитную карточку и протянула девочке.

– Подумай немного и, если захочешь, позвони мне, - сказала Марика. Меня легче застать в мастерской.

Девочка посмотрела на глянцевую визитку, и маленький изысканный рисунок, на котором было изображено надкушенное яблочко, вдруг показался Марике невыносимо искусственным. Девочка сунула визитку в карман.

Они тут же распрощались, и Марика быстро зашагала через площадь к крытой автостоянке. Краем глаза она видела девочку, идущую между рыночными рядами в дубленке нараспашку, засунув руки поглубже в карманы.

* * *

Марика вошла в мастерскую и увидела, что тюльпаны, купленные несколько дней назад, все еще не распустились. Стебли вытянулись, но лепестки были упрямо сжаты, они постепенно истончились и сделались блестящими, что предвещало скорое увядание.

Марика купила их, потому что вспомнила другие, прекрасно распустившиеся тюльпаны на грани увядания. При всей своей неподвижности перед тем, как осыпаться, они все равно походили на просторные шелковые платья, застывшие на мгновение в неистовой пляске. Вот это она и хотела сфотографировать.

Но может быть, зимние тюльпаны такими не станут. Выгибаться и кокетничать их побуждают тепло и солнце.

Она направила на цветы яркую лампу в надежде, что они примут ее за солнечный свет. Затем она расставила красные герберы в прямой высокой вазе и пошла в лабораторию, чтобы напечатать несколько портретов.

Телефон в мастерской зазвонил в самый ответственный момент, и Марика предоставила вести беседу автоответчику.

Немного позже, включив запись, она услышала голос девочки: "Привет! Это Мю, ты хотела меня фотографировать; перезвони мне как можно скорее, я могу позировать на этой неделе почти в любое время, кроме среды и пятницы. Ах да, в субботу я тоже никак не могу".

"Могла бы сказать, что свободна только в четверг", - подумала Марика. Ей стало не по себе от этого голоса. В нем было что-то ускользающее. Она почувствовала, что ей трудно заставить себя позвонить по номеру, который оставила Мю.

Надо поскорее отделаться от этого. Она набрала номер, и Мю ответила. Теперь ее голос был хрипловатым и напряженным, как будто она только что откуда-то прибежала или у нее что-то болело.

Они договорились встретиться в четверг в мастерской.

"Что ж, посмотрим", - подумала Марика, легкое беспокойство не сразу улеглось.

* * *

Посреди ночи Марика проснулась, рывком села и подумала: "Фен!"

Накинув одежду, она сунула в сумку дорожный фен, быстро спустилась к машине и поехала по пустынным ночным улицам в мастерскую.

Она нетерпеливо отперла дверь, зажгла свет и вошла.

Тюльпаны с вытянутыми шеями и закрытыми чашечками походили на капризные слепые цветы-змеи, а их лепестки сложились как губы, нехотя цедящие какое-то сдавленное крошечное "о".

Марика сбросила с себя пальто. Включила в розетку фен.

Затем, взяв одну из маленьких закрытых цветочных головок, просто-напросто разогнула лепестки пальцами.

Ей было немного совестно. Но что же делать, ведь цветы все равно вот-вот увянут.

Щелкнув выключателем фена, она направила струйку маленького шумного сирокко прямо в бутон, который тотчас начал принимать именно ту форму, какая ей была нужна: лепестки шелковисто поблескивали, темнели и извивались, словно тонкая ткань на ветру.

Она отложила фен.

"Да что я, собственно, делаю?" - подумала она. И ее охватил почти суеверный страх в ожидании кары.