Уфолог

 - Что, пьет Карачун?

 - По лицу видно. А ты с ним знаком?

 - Сотрудничали, - коротко ответил Зинка.

 Видимо, от этого сотрудничества у Зинки остались не особенно приятные воспоминания, потому что лицо его стало кислым.

 - Хабаров плотно в теме, - продолжил Дантист уговаривать Зинку - С самого начала. Сперва нелегально. Карачун после звонка Моска-ленко не хотел делу официальный ход давать, все-таки школьные то-варищи. Отправил Макса в Степной даже командировочных не выпла-тив. Макс дважды побывал в Собачках. Большая часть информации – его заслуга.

 - А сам-то он как к своему переводу отнесется? Может он патриот Бюро.

 - Парню расти надо. А Карачун его на коротком поводке держит. В БСР у Хабарова карьеры не получится. А агент стоящий. Спортсмен, немецким языком владеет.

 - Да это все понятно, можешь не рекламировать, – махнул Зинка рукой.
– В Бюро других не держат, это не ментура.

 - Так что? – Дантист в упор посмотрел на Зинку.

 - Хорошо, - вздохнул полковник. – Решу. А ты переговори с Хабаро-вым. А то я договорюсь, а он брык, и в отказ.

 - Переговорю.

 9. Новая работа Макса Хабарова.

 - Как у тебя с языком? – Вопрос Дановича прозвучал по-немецки.

 - Владею в совершенстве, господин майор, - не задумываясь, отве-тил Макс, также по-немецки.

 - А ну-ка, поговори немного, я послушаю.

 - А что говорить?

 - Да что хочешь.

 - Тетя Эльза, - начал Макс, - ушла на рынок за молоком, потому, что у малютки Ганса от сухого рейнского разыгралась страшная изжога, - заговорил Макс на баварском (как он всегда наивно считал) диалекте. – Но коровьего молока на рынке не оказалось. Было только козье, да и то вчерашнее.

 Данович поморщился:

 - Когда будем в Лурпаке, постарайся реже разговаривать с местным населением. Нет, лучше вообще не разговаривай. По легенде ты чис-токровный ариец, а с произношением у тебя большие проблемы. Лю-бой житель Айзенбурга сразу поймет, что ты родом в лучшем случае из какой-то прибалтийской республики. Вернемся из командировки, займемся усовершенствованием твоих лингвинистических талантов. У нас имеются совершенные методики и отличные преподаватели.

 - А если так? – Макс захрипел, словно у него была фолликулярная ангина: - Малютка Ганс постоянно срыгивал и протяжно пукал. Тетуш-ке Эльзе ничего другого не оставалось, как расстегнуть пуговицы на своем любимом шелковом халате, вытащить большую молочно-белую правую грудь и сунуть в рот расхворавшегося дитяти твердый лило-вый сосок. Ганс хрюкнул от удовольствия и вцепился желтыми проку-ренными зубами в источник своего успокоения… Так лучше?..

 - Немного лучше, - с серьезным видом произнес Данович, – но над стилистикой нужно поработать. Это тоже по возвращению. Сейчас не-когда. Время не ждет. Берг может принять условия Вошкулата. Хотя, я думаю, он сделает проще – выследит нашего уфолога, прикончит его и заберет контейнер даром. Этого мы допустить, не имеем права.

 - Жалко профессора? – пошутил Макс.

 Данович не ответил. Посмотрел на часы.

 - До вылета два часа и одиннадцать минут, - сообщил он. – Време-ни осталось только выпить по чашечке кофе и пора выдвигаться. Ты как насчет кофе?

 - Черный, с сахаром и побольше. Сливок не надо.

 Данович ушел на кухню, и вскоре оттуда донеслось жужжание ко-фемолки. Макс выбрался из глубокого кресла и более внимательно осмотрел жилище напарника. Данович жил явно богаче Макса, и о его благополучии, как ни странно, можно было судить не по обилию доро-гих вещей, а, напротив, по их отсутствию. Гостиная Дановича была обставлена в духе минимализма. Мягкая мебель - диван белой обивки и два таких же кресла - относилась к какому-то современному стилю, Макс в этом не был большим специалистом - то ли модерн, то ли хай-тэк, а может быть, что-то другое. Плоский экран телевизора был вмон-тирован в гладкую светло-бежевую стену. Пульт от телевизора лежал на стеклянной столешнице журнального столика рядом с толстой книжкой. На обложке готическим шрифтом было написано: «Фридрих Ницше». Написано по-немецки. Откуда-то от стен, или с потолка доно-сились тихие звуки классической музыки. Это был Чайковский. Макс разбирался в классической музыке ничуть не лучше, чем в современ-ных мебельных стилях, но нужно быть полным невежей, чтобы не уз-нать творение великого композитора.

 На стенах не было никаких украшений, кроме трех небольших офортов – что-то от Дюрера. Окна были занавешены черными полу-прозрачными шторами. Свет в гостиную проникал частично через них, частично, откуда-то из примыкания стен к высокому потолку. На полу лежал толстый ковер с черно-белым орнаментом. Кроме дивана, кре-сел и журнального столика никакой мебели, только на одной из стен - искусственный камин, на верхней полке которого стояла женская фо-тография в тонкой золотой рамке. Макс подошел к камину и взял в ру-ки фото.

 Женщину нельзя было назвать красивой. Даже, наоборот, на пер-вый взгляд она показалась Максу страшненькой – впалые бледные щеки, нос с горбинкой (Макс предпочитал курносых), тусклые волосы редкими прямыми прядями спадали на худые обнаженные плечи. Ко всему прочему, на щеках и носу женщины проступали веснушки, а для Макса это было уже слишком. Нет, возлюбленная Дановича не отве-чала эстетическим требованиям Макса. Проще говоря, она была не в его вкусе. Но чем внимательнее Макс вглядывался в грустное лицо на фотографии, тем все больше и больше оно его завораживало. Заво-раживали, гипнотизировали глаза, большие, глубокие и грустные. Они словно жили своей жизнью на лице женщины. Фотография была чер-но-белой, и Макс гадал, каким был цвет этих глаз. Не голубым и не серым. Скорей всего синим. Синим или зеленым…

 Данович появился незаметно.

 - Кофе.

 Макс вернул фотографию на место и оглянулся. Данович смотрел на него пристально, с каким-то напряжением во взгляде, ставших вдруг холодными, глаз.

 - Жена? – Макс не был в других комнатах, не был даже на кухне, но был уверен, что в этой квартире живет один человек.

 Данович помешал кофе ложечкой, ответил, не глядя на Максима:

 - Она умерла.

 - Прости, - искренне произнес Макс. Данович молча кивнул.

 Помолчали. Макс отхлебнул кофе. Кофе оказался горячим и креп-ким. Сахару было ровно столько, сколько Макс положил бы сам.

 - Ты когда-нибудь курил такие?
– Данович протянул Максу распеча-танную пачку сигарет.

 Пачка была ядовито-желтого цвета и испещрена арабской вязью. Макс вытащил сигарету и с видом знатока, каким не являлся, вдохнул в себя незнакомый аромат – смесь крепкого табака и пряных трав.

 - Джамалтарские, - пояснил Данович. – Таких в свободной продаже не встретишь. Только на черном рынке из контрабандных поставок, да в таможне можно приобрести, если знакомые имеются.

 - А эти откуда? – спросил Макс, затягиваясь, и закашлялся, не рас-считав затяжку.

 - Можешь считать контрабандой.

 - Бывал в Джамалтаре?

 - Приходилось. – Данович уже допил свой кофе, и подождав, когда Макс допьет свой, сказал: – Ну, что, по коням.

 Регистрация на рейс шла полным ходом.

 Данович, увлекая Макса за собой, подошел к узкой двери, стоящей в одном ряду с туалетами. Эту дверь Макс всегда считал входом в техническую комнату для уборщиков, но за ней оказался коридор, в конце которого была дверь с глазком посредине и кодовым замком. Данович набрал код. За дверью был еще один коридор и в конце его еще одна дверь, без замка, но с видеоглазом над ней. Данович достал из кармана пластиковую карточку и предъявил ее невидимому стражу. Потом карточку Макса.