Угол атаки

– Но восемь экспертов подписали заключение, - напомнил Голубков.

– Это дело их совести.

– Вы считаете, что категория совести здесь уместна? Речь идет о сугубо техническом вопросе.

– Категория совести уместна везде. Как только она исключается, чудо человеческого гения превращается в атомную бомбу, телевидение - в средство промывки мозгов, а компьютер - в фомку для взлома банковских сейфов.

– Почему же вы не настаивали на своей правоте?

Крылов хмуро усмехнулся.

– За свою жизнь я открыл несколько физических закономерностей. Но больше всего горжусь другим. Я сформулировал главный закон социализма. Он звучит так: "Чем строже, тем дороже". Для наших времен он тоже применим. Сформулировал я для себя и другое правило: "Права качать - не сапоги тачать". Каждый должен заниматься, своим делом. Я уважаю Андрея Дмитриевича Сахарова, но он бы принес больше пользы, если бы занимался не правозащитной деятельностью, а тем, что ему дал Бог. Возможно, мы уже имели бы термояд и мир выглядел бы совсем по-другому.

– Спорное утверждение, - оценил Голубков.

– Я его никому не навязываю.

– По-вашему, члены экспертной комиссии знали об истинной причине катастрофы?

– Я не хочу это обсуждать. Спросите у них. Конечно, знали.

– И все-таки подписали заключение. Почему?

– Когда отсутствует категория совести или хотя бы профессиональной честности, можно найти тысячи причин для любого поступка. От интересов дела до престижа страны.

– И пенсии вдовам?

– В том числе. Трогательно, не правда ли? Они позаботились об этих несчастных вдовах. А сколько женщин они обрекли стать вдовами в будущем? Сколько детей станут сиротами?

Крылов выковырял из мундштука окурок и тут же вставил новую сигарету.

– Можно взглянуть на ваше удостоверение?
– неожиданно спросил он.

Голубков молча подал ему темно-красную книжицу с золотым гербом России.

– "Главное контрольное управление... Старший инспектор", - прочитал Крылов.
– Что это за должность?

– Вроде бухгалтера, - уклончиво объяснил Голубков.

Крылов вернул ему удостоверение.

– Вы такой же бухгалтер, как я акушер. Бухгалтеров не катают над Афганистаном на новейших "мигах". Военный?

– Да.

– Звание?

– Полковник.

– Разведка?

– Что-то в этом роде.

– А именно?

– Контрразведка.

– Что это за профессия? Голубков пожал плечами:

– Профессия как профессия.

– Каждая профессия предполагает умение в чем-то разбираться. В чем обязаны профессионально разбираться вы?

– В людях, пожалуй.

Крылов высокомерно привздернул бровь.

– Неслабо. Во мне разобрались?

– Во всяком случае, я понял, почему вы не прерываете наш разговор.

– Почему?

– На нашем профессиональном жаргоне это называется "прокачка". Вы прокачиваете меня. Пытаетесь понять, стоит ли мне доверять.

– Для чего мне это нужно?

– У вас есть что мне сообщить. Некоторое время Крылов молчал, сосредоточенно что-то обдумывая. Потом спросил:

– Чем вы занимались в Афганистане?

– Воевал.

– За что?

– Я уж теперь и не знаю.

– В Чечне - тоже воевали?

– Да.

– За что?

– Понятия не имею.

– Чем занимаетесь сейчас?
– настойчиво продолжал Крылов.

– Да все тем же. Воюю. Только не спрашивайте, за что. Я сам часто задаю себе этот вопрос. И далеко не всегда нахожу ответ.

– Но иногда все же находите?

– Иногда - да, - подтвердил Голубков.

– Почему вы заинтересовались катастрофой "Антея"?

– Поручение президента.

– Чем оно вызвано?

– Не знаю. Могу только догадываться.

– Какого рода эти догадки?

– Извините, но этого я не могу вам сказать.

– Последний вопрос. У меня действительно есть информация, которая представляет катастрофу "Антея" совершенно в ином свете. Если я сообщу вам ее, вы распутаете это дело?

– Не уверен, - сказал Голубков.
– Но я попытаюсь.

– Хороший ответ, - подумав, кивнул Крылов.
– Хватит курить. Пойдемте.

На втором этаже административного корпуса с обшарпанным линолеумом в коридорах и стенами, давно требующими ремонта, Крылов ввел полковника Голубкова в небольшой кабинет и включил компьютер. Потом достал из сейфа дискету и вставил в приемное устройство. Предупредил:

– О том, что вы сейчас узнаете, я не говорил никому.

– Почему?
– спросил Голубков.

– Потому что меня об этом никто не спрашивал. Вы первый. И поэтому вправе получить ответ. Но прежде - необходимое пояснение. После любой авиакатастрофы все остатки самолета подвергаются самому тщательному изучению. Для этого они доставляются в лабораторию. В Алатау такой возможности не было. Поэтому было вывезено в Москву только самое главное, а остальное отснято на фото и видеопленку. По понятным причинам основное внимание было обращено на детали "Алтея". К тому, что осталось от груза, особенно не присматривались. Вы знаете, конечно, какой груз был на борту "Антея"?

– Да, - подтвердил Голубков.
– Два МиГ-29М.

– Совершенно верно. Так вот, я сканировал все материалы и прогнал их через компьютер. И вот что выяснил. Взгляните.

На экране монитора появился кусок искореженного, оплавленного металла.

– Так выглядел этот фрагмент "мига" в натуре. А вот что он представляет собой в нормальном виде. В первоначальном.

На изображение фрагмента наложились четкие контуры заводской штамповки.

– Это одна и та же деталь, в этом ни у кого не может быть ни малейших сомнений, - объяснил Крылов.
– Сейчас я покажу вам еще два фрагмента точно такой же детали. Всего на месте катастрофы таких деталей было обнаружено три. Не нужно быть специалистом, чтобы убедиться в их полной идентичности. Смотрите внимательно. Убедились?

– Да, - кивнул Голубков.

– А теперь я вам скажу, что это за деталь. Это часть контейнера тормозного парашюта. Но важно другое. А именно то, что в конструкции каждого "мига" такая деталь только одна. Одна-единственная, - подчеркнул Крылов. Вы понимаете, что это значит?

– Кажется, да. Начинаю. Но вы все же скажите.

– Это значит, что в трюме "Антея" было не два "мига", а как минимум три.

– Святые угодники!
– вырвалось у Голубкова.

– Три - как минимум, - повторил Крылов. Он помолчал и добавил: