Угол падения

Сицилийцы подвергли поселок обстрелу из ручных автоматических огнеметов – похожих на моего «Экзекутора» устройств, только гораздо большего калибра и стреляющих контейнерами с напалмом. Два стрелка, одетые в такие же, как у пилотов, комбинезоны, только без шлемов, высунулись из боковых люков и за считаные секунды накрыли напалмом сразу полтора десятка строений. Деревянные дома загорелись дружно, будто головки собранных в пучок спичек. К треску пламени и звону лопающихся от жара стекол тут же прибавился грохот обрушивающихся перекрытий. Не хватало только криков объятых ужасом поселян, но и без них буйство огненной стихии выглядело довольно жутко. Огонь пожирал двухэтажные здания с жадностью голодного зверя, набросившегося на свежее парное мясо. Даже имейся в поселке пожарная команда, оснащенная самыми современными средствами огнетушения, вряд ли сейчас от нее была бы какая-нибудь польза. А «Блэкджампер» поджигателей взялся неторопливо облетать горящее селение по кругу, дабы не проморгать в дыму улепетывающих из пекла меня и Кастаньету.

Я слегка воспрянул духом: макаронники взялись отлавливать нас, руководствуясь своими охотничьими инстинктами, а не конкретной информацией о местоположении жертв, поскольку явно ей не располагали. Впрочем, радоваться по этому поводу было все равно глупо. Где гарантии, что уже в следующую минуту эти данные не поступят на коммуникаторы противников?

Понятно, что наше выкуривание не принесло сицилийцам никаких результатов. Кроме, пожалуй, того, что навело банду на мысль прочесать Финляндский вокзал. Не обнаружив нас ни бегущими по пустыне, ни скрывающимися на прежнем месте, враги пришли к выводу, что мы можем попробовать затеряться от них в шумной толпе вокзальных статистов. Облетев над догорающим поселком последний круг, головорезы приземлились у крыльца вокзала, после чего покинули борт «Блэкджампера» в количестве шестерых человек и двинули внутрь здания. А челнок вновь взмыл в воздух, убив во мне едва зародившуюся дерзкую надежду угнать летательный аппарат, пока его хозяева будут заняты нашими поисками там, где нас нет.

– Проваливаем отсюда! – скомандовал я Викки, которая так же, как и я, наблюдала из-под плаща за всем, что происходило по ту сторону «Эйфелева шлагбаума». – Надо кровь из носу убраться подальше, пока не рассеялся дым. Иначе Демиург заметит нас с воздуха.

Бросив плащ, я и Кастаньета подхватили оружие и, выбравшись из стальной паутины башенного каркаса, припустили по пустыне по ходу движения Утиль-конвейера. Между нами и кружившим над вокзалом «Блэкджампером» Демиурга возвышалась стена черного дыма, которая при отсутствии ветра могла продержаться в воздухе довольно долго. Но не стоило забывать, что мы находились в мире, куда в любой момент какой-нибудь миротворец мог запросто выбросить этот самый ветер и сорвать наше отчаянное бегство. Поэтому, несмотря на жару, мы бежали так, будто враги уже гнались за нами, а не рыскали по переполненным залам оставшегося позади нас Финляндского вокзала.

Поскольку солнце как таковое в квадрате Платта отсутствовало, а заменявшее его матово-желтое пятно на здешнем сером небе не давало никакого тепла, значит, создатель раскинувшейся перед нами пустыни отправил ее в утиль вместе с ее раскаленной атмосферой. В поселке она почти не ощущалась, но стоило нам углубиться в пески всего на полкилометра, и бег начал превращаться для нас в натуральную пытку. Хорошо хоть песчаный слой был относительно плотный, и ноги почти не проваливались в него, а иначе мы точно бросили бы это самоистязание и сдались на милость судьбы. Но пока мы обливались потом, спотыкались и дышали, словно загнанные лошади, потому что стимул бороться за жизнь у нас все же имелся. Через пару километров пути по барханам окружающий мир претерпел заметные перемены и продолжал меняться с каждой пройденной нами стометровкой.

Как я уже упоминал, в Черной Дыре определять расстояние на глазок являлось бессмысленным занятием. Выброшенный на Утиль-конвейер чересчур крупный мусор предварительно подвергался М-пространственному сжатию для удобства хранения и пересылки. И если визуально «утоптанный» М-эфирный мир почти ничем не отличался от обычного, то при попытке взаимодействовать с его средой некоторые несоответствия сразу бросались в глаза.

Каков был истинный размер пересекаемой нами пустыни, неведомо, но через полчаса пути, когда сицилийцы должны были закончить обыск Финляндского вокзала, мы уже не могли разглядеть даже его шпиль. Как не видели и сгоревшего поселка вместе с поваленной башней. Лишь торчащая из-за горизонта усеченная вершина вулкана да рассеявшийся столб дыма указывали на то место, откуда мы уносили ноги, спасаясь от погони.

Зато прямо по курсу перед нами все выше и выше вздымался лес искусственных сооружений – тех самых, чьи верхушки мы могли наблюдать из окна салуна. Скопление отправленных на утилизацию останков цивилизации (такая вот любопытная получилась игра слов) по мере нашего приближения становилось все выше, грандиознее и одновременно сюрреалистичнее. Причем такую безумную картину эпического размаха вы уж точно не встретите нигде, кроме гигантских М-эфирных свалок. Если, конечно, в ментальном пространстве Земли существуют подобные Черной Дыре квадраты.

Чтобы представить, с какой скоростью мы приближались к этому апогею сюрреализма, вообразите, что вы замечаете с окраины Парижа Эйфелеву башню, затем бежите к ней со всех ног и спустя всего полчаса уже стоите у ее подножия. Нечто похожее происходило и с нами. И я не зря выбрал в качестве примера именно главную парижскую достопримечательность, потому что, убежав от одной из ее копий, мы в итоге наткнулись – о, ужас! – сразу на как минимум пару сотен Эйфелевых башен. И ладно все они стояли бы так, как им пристало возвышаться над французской столицей! Нет, избавившийся от них креатор будто потешался, собрав все созданные им башни в титаническую горсть, как шурупы или гвозди, и небрежно швырнув их на Утиль-конвейер. Да с такой силой, что одна из башен докатилась аж до ковбойского поселка.

Многие башни были покорежены, некоторые торчали из песка вверх основаниями, большинство сплелось между собой в этакую гигантскую колонию железных кораллов, и лишь немногие упали, встав на четыре опоры сообразно замыслу своего прародителя – Александра Гюстава Эйфеля. Интересно, что сказал бы сей гений инженерии, узри он вместе с нами этот башенный бурелом? Наверное, решил бы, что спит и видит во сне специфический инженерный кошмар.

За циклопическим нагромождением этих трехсотметровых «бирюлек» можно было рассмотреть конец пустыни и находящийся за ней город. Судя по очертаниям, небольшой высоте зданий и окружающей его полуразрушенной крепостной стене – город явно не современный. А в сравнении с Эйфелевыми башнями он и вовсе выглядел игрушечным. Башни загораживали почти весь обзор, но я был уверен, что мне не почудилось: по ту сторону стального вала царила зима и валил снег. Вдвойне удивительное явление, учитывая то, что мы взирали на него, шагая по песку раскаленной, как кухонная плита, пустыни, раскинувшейся почти у стен городка.

Чтобы попасть в него, нужно было или обежать груду башен по краю, или прорываться напрямик, сквозь переплетение решетчатых конструкций. Второй вариант мог сэкономить нам массу времени, пусть и представлял собой преодоление длинной полосы препятствий. Но близкое расстояние до спасительной прохлады позволяло отнести этот рывок к финальному испытанию на пути к заветной цели. Вдобавок оставленная нами на песке цепочка следов наверняка была отчетливо видна с воздуха. Поэтому нам следовало поскорее убираться с открытой местности, пусть даже путем погружения в ночной кошмар инженера Эйфеля…

Сицилийцы достигли завала тогда, когда мы уже скрылись с глаз и начали продвигаться к городу через проемы в решетчатых конструкциях. При этом мы старались не смотреть на громоздившиеся над нами тысячи тонн металла, скрипящего и стонущего от деформационных перегрузок. Несмотря на то что эта гора М-эфирных отбросов пролежала здесь явно не меньше недели, ее усадка – медленная, но не прекращающаяся ни на миг – все еще продолжалась. Постоянно то справа, то слева или же у нас над головами что-то лязгало, грохотало и со скрежетом оседало, повергая весь этот зыбкий монумент в дрожь от вершины до основания. Преодолевая очередную преграду, мы чувствовали под руками трепет металла, который лишь усиливал тот мандраж, что колотил нас. Создавалось ощущение, что я и Викки являемся неотъемлемой частью этого могучего, испытывающего неимоверное перенапряжение организма. И, увы, – одновременно его самым слабым звеном, способным рассыпаться при первой же мало-мальски серьезной нагрузке.

Придерживаясь наших следов, «Блэкджампер» подлетел к тому участку завала, откуда мы проникли в его стальное решетчатое нутро, и приземлился. Наверное, сицилийцы заметили в просветах между конструкциями мельтешение наших фигур, поскольку не задумываясь открыли по нам автоматный огонь. Однако тут же его прекратили. В загроможденном пространстве пули не только не достигали целей, но и рикошетили куда попало, того и гляди норовя зацепить самих стрелков.

Я и не рассчитывал, что макаронники пустятся за нами в пешую погоню. Перелететь через железный бурелом и встретить нас на выходе – вот что они должны были предпринять. Впрочем, бушующий по ту сторону завала снежный буран давал нам возможность избежать нежелательной встречи. Видимость с воздуха была почти нулевой, и, чтобы отрезать нас от города, главарю сицилийцев требовалось проявить недюжинную смекалку. Прежде я терпеть не мог всяческую непогоду – ни здесь, ни в реальном мире. Но сегодня был готов поклониться креатору сказочного городка за то, что его забракованное творение встречало нас ветром и снегопадом.