Угол падения

– Я так и знал, что это ты выдал меня ему! – процедил главарь. – Догадался в тот же день, когда Массимо вдруг связался со мной по видеосету Дарио. Мой номер был у дона в зашифрованном адресном списке, куда не сумели бы попасть ни Марко Бискотти, ни синьора Сальвини, ни тем более какой-то Щеголь. Так что узнать мои координаты он мог лишь от кого-то из вас.

– Да, это была моя работа. Извини, Дом, – развел руками Мухобойка. – Дружба дружбой, а бизнес бизнесом. Все знали, что мы с тобой друзья, поэтому какой был смысл отпираться, что у меня нет твоего адреса? Массимо приказал: найди и приведи ко мне Тремито. Что, по-твоему, мне оставалось делать?

– Щеголь также приказал тебе присматривать за мной, чтобы я не сошел с катушек и не напортачил глупостей? – полюбопытствовал Доминик. – И если это случится, остановить меня любыми средствами, верно?

– Верно, босс, – ответил за вконец стушевавшегося Мухобойку Косматый. – Видит Бог, мы не собирались…

– Какой я тебе, к чертовой матери, босс?! – перебил его Доминик. Единственным признаком того, что он был вне себя, являлись его ледяные глаза, превратившиеся в узкие щелки. Впрочем, главарю сицилийцев было достаточно и одного этого взгляда, чтобы вогнать в смятение своих подручных. А точнее, исходя из ситуации, бывших подручных. – Ваш босс теперь – дон Массимо де Карнерри! Однако вся проблема в том, что, в отличие от вас, я не работаю на его семью. Равно как и на Сальвини, поскольку той семьи, которой я когда-то служил, больше не существует. Я заплатил за смерть Дарио жизнями восемнадцати либерианцев, которые были дороги этой девушке почти как близкие родственники. По нашим законам, это вполне приемлемая расплата за одну отнятую жизнь, тем более что сама вдова Сальвини не объявляла «Дэс клабу» вендетту. Мой долг выплачен, и сегодня я служу семье Доминика Аглиотти. Поэтому если кто-то мешает мне защищать ее интересы, значит, он становится моим врагом. Таков закон, и вам он тоже хорошо известен!

И, стремительно выхватив из-за пазухи пистолет, пустил пулю в голову сначала Мухобойке, а потом Косматому. И хоть каждый из них держал в руках взведенный автомат, никакого преимущества им это не дало. Доминик в мгновение ока уложил бывших подручных до того, как они успели среагировать на его молниеносный выпад.

Два мертвых громилы выронили оружие и грохнулись на мост с продырявленными лбами и развороченными затылками всего в паре шагов от нас. Автомат Томазо брякнулся настолько близко от меня, что я мог без труда завладеть им – стоило лишь протянуть руку и схватить эту пушку. Но сицилиец, разумеется, тоже был не лыком шит и предугадал мой коварный план, не успел я даже шевельнуться.

– Не дергаться! – приказал Доминик, направив пистолет на нас с Викки. Пришлось подчиниться, поскольку хладнокровно прикончивший приятелей сицилиец с нами и вовсе не стал бы церемониться. – А теперь оба – лицами вниз, руки – вытянуть перед собой!

Переглянувшись, мы нехотя исполнили и эту команду. А пока мы принимали требуемые позы, макаронник отбросил ногой подальше автоматы, дабы те не искушали нас своей заманчивой близостью. Когда же я и Кастаньета разлеглись на булыжниках, словно решили на пару заняться йогой, Доминик стоял перед нами так, будто он и являлся нашим тренером.

– Нет времени объяснять, что здесь произошло, – заговорил наконец сицилиец. – Сейчас эти два «жмурика» отключатся от М-эфира и потребуют у нашего креатора, чтобы он вывел из ментального пространства и меня. После чего нам предстоит очень серьезный разговор… У нас с вами в запасе не больше пяти минут, поэтому буду говорить кратко и предельно понятно. Если хотите жить, слушайте; если нет – могу исполнить и это ваше желание. Что выбираете?

– Чего вы хотите? – поинтересовался я. – По-моему, вы и так уже отобрали у нас все, что только можно.

– Мне нужна ваша помощь. Вам не обойтись без моей. Если, конечно, вы все-таки еще надеетесь выжить, – пояснил макаронник. Как и обещал: кратко и предельно доходчиво.

– А почему мы вообще должны верить, что вы хотите нам помочь, а не разыграли этот спектакль с какой-нибудь другой целью? – вступила в разговор Викки.

– Ты задаешь бестолковые вопросы, девочка, и напрасно тратишь мое и свое драгоценное время. – Доминик недовольно поморщился, но на вопрос все же ответил: – В сделке, которую мы заключим, я первый доверюсь вам. И когда выполню свое условие, вы выполните свое. Идет?

– Идет, – пожав плечами, хмыкнула Наварро.

– Идет, – как попугай повторил я. И впрямь глупый вопрос задала Кастаньета. Хотел бы сицилиец нашей смерти, уже давно кромсал бы нас на куски у себя в квадрате Палермо. Ну а если Доминик этим хитрым спектаклем пытается принудить нас работать на Южный Трезубец, так я и сам, помнится, собирался пойти в услужение картелю, лишь бы его боссы смиловались и сохранили жизнь моей подруге.

– Хорошо, – резюмировал макаронник. – А теперь к делу. Я знаю, что один из вас проходил танатоскопию у профессора Эберта. Мне известен характер этой процедуры, но лишь в общих чертах. Скажите, возможно ли осуществить ее вне стен эбертовского института?

– Странная у вас традиция: сначала все сжигать, а потом думать, как это можно восстановить, – буркнула Викки, но едва сицилиец открыл рот, чтобы напомнить ей о дефиците времени, быстро поправилась: – Теоретически такое вполне возможно. Насколько я в курсе, Эберт использовал стандартное М-эфирное оборудование, которое можно купить в обычном магазине. Основная проблема, которая, опять же теоретически, может помешать провести танатоскопию в домашних условиях, не в том, как умереть, будучи подключенным к М-эфиру. Главное, нужно не дать ментальному импульсу твоего умирающего мозга уйти в пустоту. А для этого требуется, чтобы в момент смерти с тобой на связи находилась трансляционная станция. Причем та, чей администратор рискнет создать нетипичное загрузочное досье – такое, какими были уничтоженные вами досье членов «Дэс клаба». Дело в том, что найти такую станцию будет сложно, поскольку любое, даже незначительное отступление от технического протокола может повлечь за собой серьезный сбой в работе М-транслятора и массовое недовольство подключенных к нему пользователей. Крупные станции не пойдут на это ни за какие деньги – слишком велик риск. Чтобы его избежать, оператор студии должен иметь в качестве образца хотя бы одно загрузочное досье «мертвеца» для снятия необходимых мнемошаблонов. Эберту было проще: для нашего интегрирования в ментальное пространство он пользовался мощностями своего институтского транслятора. В твоем положении придется искать какую-нибудь маленькую частную станцию и задабривать ее хозяев хорошим вознаграждением. Однако и здесь не все гладко. Подобные студии очень часто прогорают и закрываются, поэтому есть опасность, что однажды ты в лучшем случае попросту утратишь доступ к своему досье, а в худшем – безвозвратно лишишься его… Пожалуй, это все, что я могу сказать по интересующему тебя вопросу.

– У тебя есть на примете такая станция? – полюбопытствовал Доминик. – Неважно, надежная или нет – боюсь, в моей ситуации уже некогда заниматься поисками. Главное, пусть там примут сигнал и сформируют досье, а шаблон я им обеспечу.

– Если бы я знала, что однажды какие-то ублюдки взорвут институт Эберта, я бы, конечно, позаботилась об отступлении и подыскала для себя резервную конторку, – огрызнулась Наварро. – Но поскольку раньше я ни о чем таком не задумывалась, значит, и дружбы с администраторами М-трансляторов не заводила. Так что извини, мужик. Выкручивайся как знаешь – сам эту канитель заварил, сам и ломай голову, как теперь быть.

Прямота Викки делала ей честь, но сейчас такой ответ мог обернуться для нас крайне плачевно. Поэтому я поспешил вернуть наш едва начавшийся диалог с Домиником из тупика в конструктивное русло:

– Допустим, я могу предоставить тебе такую станцию. Вдобавок она будет вполне надежной и не возьмет с тебя никакой оплаты. Этого хватит, чтобы Южный Трезубец навсегда забыл о наших взаимных обидах и оставил нас в покое?

– Для меня – да, для картеля – нет, – ответил сицилиец. – Вероятно, вы уже догадались, что Доминик Аглиотти тоже, мягко говоря, вступил в разногласие с Трезубцем. Мое желание подвергнуть себя танатоскопии и навсегда переселиться в Менталиберт отчасти объясняется этим. Но если я выйду из игры, это не значит, что картель прекратит на вас охоту. Ее нельзя остановить, но ей можно воспрепятствовать. Тот факт, что до сей поры главным охотником выступал именно я, позволяет мне выдать вам на руки все наши козырные карты. Это изменит расклад в вашу пользу и, не сомневаюсь, позволит таким матерым М-эфирным игрокам, как вы, оставить в итоге Трезубец в дураках.

– И какой масти эти козыри? – осведомился я.

Макаронник перечислил аргументы, которых, по его мнению, будет достаточно, чтобы мы отвязались от остервенелых гончих картеля, а Доминик купил себе нашу помощь в задуманной им авантюре. Причем вражеский отступник пообещал выдать нам обещанное без каких-либо предварительных гарантий. Мы были вольны решать, помогать ему или получить страховку и пуститься в бега, вынудив «благодетеля» расхлебывать свои проблемы самостоятельно. Что за кошка пробежала между этим сицилийцем и его напарниками, нам было неведомо. Но, похоже, положение у него и впрямь складывалось незавидное, раз он заключал с нами договор на таких рискованных для себя условиях.