Уголек в пепле

Дверь в палату Элен приоткрылась, я встал, но лекарь покачал головой.

– Нет, Витуриус. – Он выглядел бледным и подавленным. Все его бахвальство исчезло. – Она не готова к приему посетителей. Иди, парень. Отдохни немного.

Я чуть не засмеялся. Отдохни!

Я повернулся к Маркусу, но тот уже ушел. Я должен был найти моих солдат. Проверить их. Но не мог встретиться с ними взглядом. И они, я знал, не хотели меня видеть. Мы никогда не простим себя за то, что сотворили сегодня.

– Я хочу видеть Претендента Витуриуса, – из-за дверей лазарета доносилась старческая брань. – Это мой внук, и я, черт побери, хочу быть уверенным, что он… Элиас!

Я вышел на улицу. Дед, растолкав перепуганных учеников лекаря, привлек меня к себе и крепко обнял.

– Я боялся, что ты погиб, мой мальчик, – прошептал он мне в макушку. – Аквилла дралась лучше, чем я думал.

– Я чуть не убил ее. И остальных. Я стольких убил. Так много. Я не хотел. Я…

Подкатила тошнота. Я отвернулся от него, и меня стало рвать прямо на дверь лазарета, безостановочно, пока в желудке ничего не осталось. Дед потребовал принести стакан воды и, поддерживая меня за плечи, спокойно ждал, пока я выпью.

– Дед, – сказал я, – я хотел бы…

– Мертвые – мертвы, мой мальчик, пусть и от твоей руки. – Я не хотел слышать этих слов, но нуждался в них, потому что это было правдой. Прятаться от нее стало бы оскорблением для погибших от моей руки. – Как бы ты ни хотел, этого уже не изменить. Теперь тебя будут преследовать призраки. Как и всех нас.

Вздохнув, я посмотрел на свои руки. Я не мог унять дрожь.

– Я должен пойти к себе. Я должен… помыться.

– Я могу проводить тебя…

– Это необязательно, – из тени появился Каин, такой же долгожданный, как чума. – Пойдем, Претендент. Я хочу поговорить с тобой.

Я тяжело поплелся за Пророком. Что я делаю? Что я скажу существу, которого ничуть не заботит ни преданность, ни дружба, ни чья-то жизнь?

– Я не верю, – обронил я тихо, – в то, что вы не знали о защитной рубашке Элен.

– Конечно, мы знали. Почему, как ты думаешь, мы ей вручили ее? Испытания не всегда касаются самих действий, но иногда и намерений. Тебе и не полагалось убивать Претендента Аквиллу. Мы только хотели посмотреть, сможешь ли ты, – он взглянул на мою руку, которая неосознанно потянулась к рукояти меча. – Я говорил тебе раньше, Претендент, мы не можем умереть. Кроме того, ты ведь и так сегодня немало душ отправил на тот свет, верно?

– Зак и Маркус, – я едва мог говорить. – Вы заставили его убить брата.

– А-а. Закариус. – Печаль легла на лицо Каина, вызвав во мне еще большее бешенство. – Закариус, он – другой, Элиас. Закариус должен был умереть.

– Вы могли дать нам любых других противников, – я не смотрел на него. Мне не хотелось, чтобы меня снова вырвало. – Ифритов или рэйфов. Или варваров. Но вы заставили нас драться друг с другом. Почему?

– У нас не было выбора, Претендент Витуриус.

– Не было выбора?! – Страшный гнев охватил меня, жестокий и мучительный, как тошнота. И хотя он правильно заметил, я уже слишком многих сегодня отправил на тот свет, прямо сейчас я хотел одного – вонзить меч в черное сердце Каина. – Вы придумали эти Испытания. Естественно, у вас был выбор.

Глаза Каина вспыхнули.

– Не говори о том, чего ты не понимаешь, мальчишка. На то, что мы сделали, есть определенные причины, которые много выше твоего понимания.

– Вы заставили меня убить моих друзей. Я чуть не убил Элен. И Маркус… он убил своего брата… своего близнеца… из-за вас.

– Вам придется делать вещи и похуже, прежде чем все закончится.

– Хуже?! Насколько хуже может быть? Что я должен буду сделать на Четвертом Испытании? Убивать детей?

– Я не говорю об Испытаниях, – сказал Каин. – Я говорю о войне.

Я остановился.

– Какой войне?

– Той, что является в наших снах. – Каин продолжал идти, жестом приглашая следовать за ним. – Тени сгущаются, Элиас. И этого уже не остановить. Тьма собирается в сердце Империи, и она будет расти, пока не накроет всю землю. Близится война. Ее не избежать. Потому что зло должно быть истреблено, зло, которое становится сильнее с каждой отнятой жизнью. Война – единственный путь все исправить. И ты должен быть готов.

Загадки, всегда загадки у этих Пророков.

– Зло, – процедил я сквозь зубы. – Какое зло? Когда? И как война может это исправить?

– Однажды, Элиас Витуриус, эти загадки станут тебе понятны. Но не сегодня.

Он замедлил шаг, когда мы подошли к казармам. Все двери были закрыты. Я не слышал проклятий, рыданий, храпа. Ни единого звука. Где мои люди?

– Они спят, – пояснил Каин. – Потому что той ночью не смыкали глаз. Сегодня их не будут тревожить мертвые в их снах. Это награда за доблесть.

Ничтожная награда. У них еще будет завтрашняя ночь, чтобы просыпаться с криками ужаса. И все остальные ночи…

– Ты не спросил про свой приз, – напомнил Каин, – за победу в Испытании.

– Я не хочу никакого приза. Только не за это.

– Тем не менее, – сказал Пророк, когда мы подошли к моей комнате, – ты его получишь. Твоя дверь будет заперта до рассвета. Никто тебя не побеспокоит. Даже Комендант.

Он вышел из казармы, а я смотрел ему вслед, с тяжелым сердцем думая над его словами о войне, о тенях и тьме.

Но я слишком устал, чтобы долго об этом думать. Все тело болело. Мне просто хотелось спать, хотелось забыть о том, что случилось, хотя бы на несколько часов. Я отбросил все мысли в сторону, отпер дверь и вошел в комнату.

41: Лайя

Дверь в мою камеру открылась, и я бросилась на звук, желая выскочить в коридор. Но холод проник в меня до самых костей. Конечности отяжелели, и чья-то рука легко поймала меня за талию.

– Дверь закрыта Пророками. – Рука отпустила меня. – Ты только поранишь себя.

Моя повязка упала, передо мной стоял маска. Я узнала его сразу же. Витуриус. Его пальцы ощупали мои запястья и шею, развязали веревки, вынули кляп изо рта. На секунду меня охватило замешательство. Все это время он спасал мою жизнь, поэтому он и допрашивал меня сейчас? Я осознала, что в глубине души мне всегда хотелось наивно надеяться, что он лучше. Пусть не обязательно он будет добром. Но и не злом.

«Ты это знала, Лайя, – упрекнул меня голос. – Ты знала, что он замышляет подлую игру».