Ухабы грядущих дорог. Мистический роман

– Мне! – твёрдо сказал старик. – Кто я и что, мне ведомо. Но вот ты, как раз, Гиров, точнее, вселившийся в чужое брошенное тело, есть великий злодей. Ты не простой элементал, а кровавый. Нельзя изменить то, что невозможно переделать. Ты и на этом отрезке бесконечного пути совершаешь страшные ошибки. Падая на ухабах и рытвинах дороги, ты уже опираешься на невинных и беззащитных.

– Тебе ли, страшная суть, – сказал старику Сьва Михал, – спорить с Богом? Я такой, каким он меня создал. Я – нормальный человек, и мне только в кошмарных снах видится, что я убийца и злодей. Всего лишь, видения. Не больше.

Водяной не сомневался в том, что существо с чёрной душой не может встать на тропу добра. Сьва наставительно посоветовал Гирову и сейчас жить просто, не задумываясь, не надеясь на свои добрые намерения и великие способности и возможности. Получалось, что перемен к лучшему не предвидится.

Понятно, что Михаил не желал признавать, что является элементалом, живущим в чужом теле. Да ведь если бы Сьва был прав, то Гиров, наверное, помнил и знал об этом.

– Если бы я был мощным и злым духом, то не вселился бы в другое тело, – возразил Гиров. – Наверное, я просто парил бы в небе, как птица.

– Не всё дано тебе знать и уметь, и даже помнить, – сказал водяной и растворился в воздухе и крикнул из ниоткуда. – Не переусердствуй!

– Не старик, а чертовщина какая-то! – засмеялся Платонов. – Мне показалось, что он говорит совсем не о том, о чём думает. Это какое-то злое существо, ряженное, под маской. Не обращай внимания на этот бред, Миша! Поехали!

Они сели в «попрыгунчик» и продолжили путь. Платонов, как обычно, вёл машину.

По дороге Иван Снегирёв пришёл в себя.

– Ой, голова моя! – застонал он. – Куда вы меня везёте, президентские шкуры? На расстрел? Не получится! Я – Снегирёв! Вам понятно? За меня есть, кому заступиться. У вас неприятности будут.

– Лежи, пацан с птичьей фамилией! – миролюбиво осадил его Платонов. – Мы считали, что ты уже дохлый. Везём тебя на городскую свалку.

– При первой же остановке, – сообщил ему Гиров, – мы посмотрим, что у тебя с твоей дурной головой. Перепил, наверное, мальчик. По крайней мере, череп расцарапан только сверху.

– Гады, – повторил Снегирёв, – давайте по-честному! По полному… честнаку! Куда вы меня везёте?

– Если не заткнёшь свою пасть, – пригрозил хулигану Родион, – мы выбросим тебя, где-нибудь, у обочины дороги. Кому ты нужен, Снегирев, со своей алкогольной натурой и дохлыми претензиями на какие-то привилегии!

– Я поэт! Я философ и борец за истинную свободу и демократию! – закричал Снегирёв. – Я среди тех, кто борется в России за нормальные человеческие права! Я – Иван Аркадьевич Снегирёв! Ты чего на меня пялишься, бородатый?

– Мне так нравится. А ты – Никто, мальчик, – заметил Михаил, – и зовут тебя Никак. Государство, аппарат подавления и узаконенного разбоя, сметёт тебя, как лавину мусора с большой дороги. Ты поверил, мелкий пёсик, что слон тебе позволил тявкать на него? У него своё понятие о демократии, и он в борьбе за свои личные права не оставит от того, что существует веками, камня на камне. А ты, всего лишь, мелкая подстава, коих сейчас тысячи. Бараны – на заклание! Есть предположение, что тебя используют втёмную, возможно, и купили с потрохами.

– Смотри-ка, блюститель порядка, а тоже философ, – простонал Снегирёв. – Как же у меня болит голова!

– Если ты, Снегирёв, не побоишься себе сказать – «я дерьмо», значит, возможно, и станешь человеком, – подал голос Платонов, сидящий за рулём. – А гуманистов и президентских шкур, как ты выразился, ищи в другом обществе! Мы – ни те, и не другие.

– Я – дерьмо, – тихо сказал Снегирёв, – я об этом знаю. Но я поэт и борец за свободу российского народа!

Он начал говорить, что его мысли и стихи помнят наизусть миллионы пользователей, Интернета, могучих и непобедимых социальных сетей.

Они сделали небольшую остановку. Платонов, а потом и Гиров внимательно осмотрели голову Снегирёва. Михаил сделал несколько движений ладонями вокруг черепа Ивана – сверху вниз, как и положено. Так ведь снимают потоки негативных волн и явлений экстрасенсы и колдуны, да и заштатные гипнотизёры. Опускают энергией собственных ладоней «болезнетворные волны» пациента и прочий негатив к земле. Она примет и преобразует всё. Как всегда.

Ещё Иван Снегирёв сказал, что он плевать хотел на всяких разных дельцов от культуры, и, в частности, творчества. Они не умеют и двух слов связать и забыли, что такое русский язык. Идёт его наглое искажение, перемешанное со штампами и лозунгами такого же уровня.

– Говори, чёрт возьми, матами, на сленге, – пробормотал Снегирёв, – но только не штампами и по-русски!

– Тут ты, конечно, Ваня, прав, – согласился с ним Платонов. – Министр культуры в России есть, а вот сама культура начисто отсутствует. Но яркими её представителями стали… Одним словом, хлам какой-то. Полный отстой!

– Да, – поддержал друга Гиров, – не телеэкране сплошь дебильные, тупые и самодовольные рожи. При этом они что-то ещё и говорят и любуются своим голосом. Чёртов процесс флотации! Плывущие и говорящие испражнения! Страшная сказка, ставшая явью. Когда всё это закончится?

Снегирёв, прикрыв глаза, прочитал наизусть стихотворную строфу:

– Зажигаю свечу, и на пламя огня

Прилетает ночной мотылёк.

Он долгие вёрсты летел сюда

Для того, чтобы просто сгореть.

Чтобы произвести на слушателей большее впечатление, Снегирёв приподнялся с места, стараясь посмотреть в глаза хоть одному из друзей.

Таким образом до них быстрей дойдёт «глубина образа».

– Мысль не новая. Это что-то из самой древней поэзии, – засмеялся Платонов.– Или я ошибаюсь?

– Чёрта с два! – запротестовал Снегирёв. – Это моё стихотворение! Понял? Это моё… и никакому проходимцу и современному классику я её не отдам! Пусть пишет… сам. А если он уже подох, то пусть и там мои мысли не выдаёт за свои.

Платонов жестом руки дал знать Снегирёву, чтобы тот лежал или сидел спокойно. Иван, махнув рукой, подчинился.

«Попрыгунчик» передвигался по ответвлению дороги, пролегающей через небольшое поселение, каких многие тысячи в средней полосе России, с магазином, общеобразовательной школой, с домом встреч и расставаний, где были установлены даже игровые автоматы… Не простые, а с объёмным цветным изображением, звуком, запахами, Одним словом, всё почти, как в большом городе.