«Уходцы» в документах, воспоминаниях и рассуждениях. Досадная страничка из истории Уральского казачьего войска и государства Российского
Шрифт:
Когда главные участники событий принадлежат к определённой религии, нелишне будет принять во внимание некоторые аспекты их религиозных воззрений, тем более что эти религиозные особенности были выбраны войсковой администрацией в «козлы отпущения» и стали «причиной» репрессий, а также эти самые религиозные особенности сыграли значительную роль в том, как развернулись события в 1870-х.
В результате многовековых преследований старообрядцев осталось мало, а грамотных старообрядцев, знакомых со старообрядческой догмой, – и того меньше, а среди историков, писавших о событиях 1870-х годов, их нет вообще.
Неудивительно, что религиозные воззрения старообрядцев знакомы широкому кругу людей по случайным источникам: по художественным произведениям вроде фильма «Тени исчезают в полдень» (угрюмые злобные антисоветчики, не имеющие друзей и даже не любящие своих детей) и по антирелигиозной пропаганде советских времён, пугающей нас рассказами о самоубийствах всевозможных сектантов и об убийствах, в том числе собственных детей. Неудивительно также, что в результате такого «образования» отношение к старообрядцам если не поголовно отрицательное, то всё равно настороженное.
Просветительная литература по старообрядчеству полна такого количества мусора, что в потоке макулатуры трудно найти
К сожалению, я являюсь продуктом типичного советского воспитания. Живя вдалеке от старообрядческой общины, я не получила полноценного «домашнего образования» и не научилась принимать все внешние атрибуты старообрядчества за аксиому. Я не обладаю такой же силой духа отстаивать веру моих предков, какой обладали наши бабушки и дедушки, и нет у меня таких знаний Священного Писания, какими блистали практически все члены нашего семейства в старшем поколении. Нет, я совсем не ровня своим предкам и не дерзну выдавать своё мнение за «учёное».
Но я жила рядом с этими людьми, я их помню, я их знаю. И для меня они не пугала из книжек по религиозному «просвещению», а нормальные (и в большинстве совершенно замечательные!) люди. Я готова засвидетельствовать, что, вопреки всем мифам, старообрядцы умеют и петь, и смеяться, и танцевать; есть такие, кто и на пианино играет. И покушать любят, и как вкусно готовят для регулярных семейных посиделок! Только на их столах вы не увидите раков (потому что они «грязные») или бутылку с водкой или пивом (разве что для гостя-нестаровера). Если и будет спиртное, то своего приготовления: на юге – вино, в Сибири – наливочка. И пить будут очень в меру: одна стопочка на весь вечер. И не будет никто валяться пьяный под столом и затевать пьяные склоки и драки. И никто не будет курить за столом и вообще в доме, а многие никогда не курили и не будут курить, потому что табак – это грех. А значит, в домах староверов не воняет, как во многих других местах. А тот, кто и курит (не все же сильны духом!), то делает это подальше от дома и от стола, чтобы не опоганить скверной иконы и еду. И никто не матерится. В среде уральцев меня всегда очаровывает русская речь: красочная, красивая – ни тебе пошлых анекдотов, ни тебе хамства и грубостей. Не могу сказать за всех староверов России, но такими я запомнила и знаю уральских староверов из сосланных в Казахстан казаков. Однако есть один момент, в котором мифы про староверов совпадают с действительностью: они строги нравами. Есть некоторые принципы, которыми поступиться нельзя, потому что альтернатива – это погибель бессмертной души своей и вечные муки в геенне огненной. Компромиссы и индульгенции не предусмотрены.
В противостоянии 1870-х казаки-староверы нашли себя в теологической ловушке, из которой нельзя было найти приемлемый с общепринятой точки зрения выход, а точнее: нельзя было избежать самопожертвования.
Истинный христианин обязан жить по заповедям, данным людям самим Богом. Их десять. Не каждый человек сходу скажет все десять, но некоторые заповеди известны всем, какой бы религии люди ни придерживались. Даже атеистам. Шестая заповедь гласит: не убий. Не человек сотворил жизнь, а Бог, а потому жизнь человеческая не принадлежит другому человеку или себе самому: не ты дал, не тебе и забирать. Поэтому христианство в корне против любого убийства, в том числе и самоубийства. Истории о старообрядцах, склонных кончать самоубийством чуть ли не тысячами, – из числа провокационных мифов, состряпанных государственным аппаратом ещё с начала раскола церкви в России: «Готовясь к концу мира, одни умирали голодной смертью, другие сжигали себя, третьи строили гробы, чтобы лечь в них перед вторым пришествием, читали друг над другом молитвы, отпевали друг друга. Были ещё и омут, и топор, и нож», – какая чушь, какая неинформированность. Такие мифы создаются по принципу: «Слышал звон, да не знаю, где он». Мученическая смерть в очистительном огне не была самоубийством в обыкновенном смысле; такую смерть принимали только когда не было возможности продолжать исправлять религиозные обряды «как положено», когда правительственные войска вот-вот возьмут штурмом последний приют/цитадель и отнимут детей, которых, по их молодости и неопытности, «погубить» легче всего, когда выбор был между верностью Богу или дьяволу. Практика массовых самосжиганий начала формироваться во времена правления царевны Софьи и продолжилась в правление Петра I, когда законы против «раскола» стали особенно свирепыми, вплоть до наказания смертной казнью за принадлежность к «старой вере»; смертная казнь также могла быть на «очистительном» костре (вспомните казнь протопопа Аввакума), так что старообрядцу в любом случае грозила мученическая смерть в огне, но в случае самосжигания старообрядец избегал предварительных (и обязательных!) пыток (Нильский, стр. 54–56). Если бы правительственные войска не атаковали старообрядческие поселения и монастыри, то не было бы и самосожжений. Но таких радикальных общин было сравнительно мало даже до того, как отменили смертную казнь за принадлежность к «расколу». Смягчился закон – прекратились самосожжения среди «раскольников».
На заповеди «Не убий» основан один из краеугольных принципов христианства: непротивление злу насилием. Этот принцип тоже на слуху у всех, даже у тех, кто не знаком со старообрядчеством и не очень-то знаком с христианством. Все, кто окончил школу в России, «проходили про Льва Толстого» и его духовные искания в последние годы, его личную интерпретацию учения Христа. С христианской доктриной, так же как и с доктриной Льва Толстого, можно соглашаться или не соглашаться, но для правильного понимания событий 1870-х годов её нужно понять, а также понять и то, что участники событий в подавляющем большинстве были убеждённые христиане, абсолютно верящие в христианское учение. Более того, казаки-старообрядцы очень отличались от большинства христиан (и других старообрядцев) в России своим теологическим образованием. Россия была страной, где подавляющее большинство населения не умело ни читать, ни писать и не имело никаких интеллектуальных занятий… Достаточно почитать повесть Н. Ф. Решетникова «Подлиповцы», чтобы понять весь ужас и убожество крестьянской жизни того времени (кажется, это единственное произведение в русской литературе XIX века, посвящённое жизни именно крестьян/крепостных, а не дворни, которая ошивалась вокруг дворянства), или взглянуть на статистику грамотности по результатам переписи 1897 года, по которой на Урале светская (общепринятая) грамотность была
от 10 до 20 %, и этот уровень был выше, чем во многих районах Российской империи. То, что грамотных людей в принципе было очень трудно найти, свидетельствует и объявление в местной газете о вакансиях на должности инструкторов в учебной сотне: «Докладные записки грамотными казаками должны непременно писаться собственноручно, как кто может, и должны быть поданы не позже 1 сентября. Особенно хорошего знания грамоты от поступающего в сотню не требуется. Знание арифметики не обязательно» («УВВ», 1878, № 29, стр. 4). Во время расследования событий 1870-х годов мне довелось перечитать огромное количество документов из переписки министров и губернаторов. Можно было бы предположить, что генералы и министры выбирали себе в секретари не совсем безграмотных людей, но как часто я, глядя на многостраничные рапорты, ловлю себя на мысли (как учительница русского языка, пусть бывшая и многое уже забывшая из родной речи и правил правописания – всё ведь ржавеет в бездействии, и тем более на расстоянии, в том числе и языковые навыки!), как часто я ловлю себя на мысли, что эти секретари не сдали бы выпускной экзамен в моём классе. Нельзя давать аттестат зрелости человеку, делающему по 25 ошибок на каждой странице. Уж если таков был уровень грамотности на министерском уровне, то чего можно было ожидать от простонародья в глубинке? Многочисленные документы, использованные в этой книге, свидетельствуют о поистине трагическом положении образования в Российской империи. В такой безграмотной стране уральские казаки поддерживали чуть ли не стопроцентную грамотность, пусть и не светскую.Старообрядчество в целом стремилось поддерживать домашнее религиозное образование, но в УКВ образование детей было не семейным, а общинным делом, поэтому практически каждый ребёнок, включая девочек, на каком-то этапе учился хотя бы читать. Раскольники УКВ заклеймены в литературе как упрямые консерваторы, не дозволявшие строить школы, не пускавшие своих детей учиться, а между тем все дети проходили обучение у местных мастеров и мастериц. И пусть обучались они не светскому чтению и письму, а церковно-славянскому, но ведь обучались! Хоть какое образование лучше, чем никакое! А религиозное образование в УКВ было не хоть какое, а достаточно основательное.
Система обучения у мастеров и мастериц была эффективной и популярной в народе. Во времена атамана Столыпина было даже предложено «поощрять занимавшихся издавна в войске обучением церковно-славянской грамоте «мастеров» и «мастериц» грамоты» (Бородин, стр. 190). А вот попытки местной администрации выстроить систему светского образования в войске были зачастую неуспешными. В литературе о том времени причиной неудач реформ в местном образовании часто называют упрямых старообрядцев, не желающих учиться, но Н. А. Бородин называет другую причину: просто нехватка средств и учителей, а тем более учителей хороших. В то время как в больших станицах было по одной школе на 4–6 тысяч человек; причём школы были маленькие (всего одна классная комната) и тесные, зачастую без парт и досок, даже полок не было, чтобы сложить книжки, не было грифеля, бумаги и чернил для письма, не хватало учебников; расположены многие школы были в неспециализированных помещениях, не отвечающих требованиям здравоохранения; а то и вовсе ни одной школы не было; зато в каждой станице были мастера и мастерицы. Так, в Круглоозёрной станице, где к 1885 году проживало почти шесть с половиной тысяч человек, была всего одна начальная школа, зато было 16 мастеров и мастериц. В Бударинской или Кожехаровской, где проживало почти по пять тысяч человек и было тоже по одной школе, было по 7 мастеров и мастериц (Бородин, стр. 196). Многие из школ в войске были построены на деньги обществ, то есть жители станиц (те же самые старообрядцы, так же как и мусульмане, и невойсковые) собирали деньги частным порядком, чтобы открыть в своей станице светскую/войсковую школу. Это является косвенным свидетельством того, что не так уж и противились старообрядцы новым веяниям и не были они против публичного светского образования. Но войсковая администрация не сумела поддержать начинания казаков, не организовала подготовку учителей (не было программ, «всякий учил, как бог на душу положит», Бородин, стр. 212, а первые программы появились в середине 1880-х) и не обеспечила школы даже самым необходимым; а бывало и так, что школы, открытые с таким трудом, закрывались в итоге по каким-нибудь финансовым или административным причинам. Так в августе 1878 года закрылась Чаганская школа: помещение стало непригодным, учителя уволили («УВВ», 1878, № 33, стр. 1). А по утверждению Витевского, в 1860-е годы таким образом закрылось много школ.
Нормальные родители желают своим детям добра, и будем надеяться, что никто не сомневается: старообрядцы – нормальные родители, желающие добра своим детям. Поэтому и не хотели они, чтобы их дети сидели зимой в грязной и нетопленой школе, а летом задыхались от жары в здании без форточек, и чтобы теряли они время с учителями, которые не могли ничему научить. В местной газете иногда встречаются упоминания о наёме учителей в войсковые школы, из которых становится ясно, какого рода образование они могли дать своим ученикам. Например, в Котельниковской школе преподавал недоучка войсковой гимназии, отчислившийся из 5-го класса («УВВ», 1880, № 1, стр. 2), в Зелёновском форпосте преподавал «уволившийся из 3-го класса войсковой гимназии» («УВВ», 1877, № 37, стр. 1), а в Баксайской школе «бывший ученик 2-го класса» той же самой гимназии («УВВ», 1873, № 46, стр. 1). Но как бы ни были ограничены возможности казаков получить образование, оно всё-таки было нужно. Почти каждому казаку нужно было вести счёт деньгам, сдавать и получать товар (многие занимались торговлей и извозом), каждому бывает нужно написать прошение или даже просто письмо родственнику, служащему где-то на внешней службе. Жители станиц пытались восполнить этот пробел как могли, но что они могли поделать? Некоторые из мастеров и мастериц, грамотные в современном русском языке, пытались преподавать современную грамоту, но таких было мало, и нет ни одного свидетельства, насколько успешным было такое частное современное образование.
Конечно, можно было бы отдавать детей и в войсковое училище, благо что среди казаков было немало вполне зажиточных и они могли бы позволить себе более качественное обучение для детей, но вот беда: чтобы записать ребёнка в гимназию или училище, нужно было предоставить (помимо прочих документов) «метрическое свидетельство о законном рождении и крещении малолетнего, засвидетельствованное духовною консисториею» («УВВ», 1880, № 21, стр. 4), что далеко не всегда относилось к детям староверов, особенно беспоповцев, а также в войсковом училище в обязательном порядке преподавалось православие и читались православные молитвы, на что старообрядцы, конечно же, не соглашались. В самом начале существования войсковой гимназии руководство, зная, что подавляющее большинство учеников является выходцами из старообрядческих семей, отменило утренние молитвы и исповеди в дни Страстной недели, чтобы не создавать щекотливых ситуаций. Через четыре года, когда гимназия набрала достаточное количество учащихся и уверенность в себе, церемонии по отношению к детям староверов отменили (Витевский, стр. 185). Неудивительно, что станичное религиозное образование было более доступным, чем светское, и тому есть много свидетелей: это было качественное образование.