Уходили из дома
Шрифт:
Утром мы, попрощавшись, пошли в горы. Так как из ближайших гор мне хорошо знакома была только Самшитовая роща, которая казалась мне этакой карманной горой, мы туда и пошли. Ну в самом деле, не на Красную же Поляну переться? К тому же эту гору я выдал Ренате за один из высочайших кавказских хребтов и вести ее старался наиболее трудными путями, минуя официально проложенные асфальтовые дорожки.
Гуляли мы долго, вдумчиво осматривали древние стволы самшита, а когда я робко намекнул, что пора бы и на вокзал, случилась буря. Рената сказала, что это не гора, а говно, и так как я ее фактически обманул, мы должны провести с ней ночь на соседней горе. Пришлось скрепя сердце подчиниться. И мы начали спуск. Прямо там, где стояли,
Но спустились с грехом пополам. Переправились через горную речку и полезли вверх, на соседнюю гору. Подниматься всегда проще, но не по осыпающемуся склону, который достался нам! К ночи доползли до вершины, если верхнюю точку этих гор вообще можно называть вершинами. Силы там и иссякли. Набрали мы дров, разожгли костер. И вот тут-то и выяснилось самое неприятное. Оказалось, что ночи в Краснодарском крае в апреле не то чтобы не очень теплые. Они невыносимо холодные! А у нас нет ни одеял, ничего, кроме одежды, на нас надетой! Почуяв легкую добычу, в кустах забегали животные, судя по звукам, большие и страшные. Неподалеку завыли шакалы и заухали совы. Стуча зубами то ли от ужаса, то ли от холода, мы съежились у костра. Я — проклиная Ренатку, Ренатка — проклиная себя. Периодически мне приходилось идти за новой порцией дров, что не так-то просто, когда нет фонарика.
В общем, как только забрезжил рассвет, промерзшие мы вышли на дорогу, которая оказалась всего метрах в ста от нашей стоянки, и добрались до поселка, а там и до вокзала. К бабушке идти не позволил банальный стыд за свое идиотское поведение.
Испытание так на нас подействовало, что мы купили билеты прямо до Ростова-на-Дону и бухнулись спать. Проснувшись, мы обнаружили внимательно изучавших нас армян. В общем-то дружелюбные, через час после знакомства они стали предлагать мне деньги. Я даже не сразу понял, за что. За Ренатку! Естественно, я отказывался! Признаться, когда цена дошла до двух тысяч рублей, я на секунду засомневался — ведь ровнехонько две штуки стоили тогда новенькие барабаны «Амати». Ренатка с неподдельным ужасом на лице наблюдала за собственной продажей с верхней полки. Отстали армяне внезапно. Я начал понимать, что шутка затянулась, стал сердиться и гнуть двумя пальцами пробки из-под пива. Это отчего-то сильно потрясло армян, и они отстали.
Вот такая произошла тогда история. Жалко, что я не вел дневник в прошлом году. Год был, как и этот, безумно интересным!
Место нашей тогдашней стоянки я тоже углядел, рассказал всю историю отцу. Он посмеялся, сказал, что в нескольких места, где мы спускались с Самшитки, есть нормальная тропа. Идиоты! Хотя получилось в итоге очень увлекательно, теперь есть о чем вспомнить.
Пока шли, начался неприятный дождь. На речке никакой рыбой и не пахло, поэтому рыбалка, которая, собственно, и была нашей целью, прошла в стандартном ключе: мы закинули удочки, расстелили скатерть и принялись выпивать и закусывать. Даже дождь замечать перестали, хотя сидели мы непосредственно под ним и вымокли вскоре до нитки.
На обратном пути поймали машину, попросили подбросить. Азербайджанцы, громко смеясь, поинтересовались:
— А што нам за это будэт?
— А мы вам за это ничего не сделаем, — хором сказали мы.
Шутки шутками, но у них тут же сломалась машина, и уже никто никуда не поехал. А мы спокойно поймали другую, и нас довезли забесплатно почти до дома.
Весь оставшийся день лечились от возможной простуды и валялись на кроватях. Я читал «Москва-Петушки», все остальные спали.
22 июня, понедельник
День прошел никак. Погода наладилась, ходили
на пляж. Отдыхали, отдыхали и еще раз отдыхали. Они от работы. А я от чего?Гуляя по Хосте, вспоминал прекрасные детские годы...
Когда мне было года два, я был небольшим пухлым ангелом с платиновыми волосами. Гуляли мы с мамой по улочкам, а все встречные пускали сопли и говорили:
—Ой, какая прелестная девочка, как тебя зовут?
— Гена, — строго ответствовал я.
— Лена, какая волшебная девочка!
А я щеки надувал.
И вот ходил я, такой блондинкой, по славной Хосте, красивый, двухлетний, засмотрелся на птицу-ворону, да ка-а-ак шлепнусь. Разбил обе коленки, плачу сижу, а мамка на меня рявкает:
— Что ты орешь, мужчина же ты!
А я на это ей резонно возражаю:
— Какой же я мужчина, если меня все тут Леной называют?!
Доводил мать с детства.
А когда мне стукнуло лет восемь, в Хосту стали привозить мою двоюродную сестру Оксану Плахотину. Будучи чуть младше, Оксана была и чуть непосредственнее более серьезного меня и вечно пыталась выпендриться. Например, однажды она придумала, что мы с ней вежливые, и мы начали здороваться со всеми прохожими. Прохожие поначалу относились к нам благосклонно, приговаривали: «Ах, какие приятные дети, сразу видно, что столичные», но на третий день все-таки начали шарахаться. Мне тоже эта дурацкая игра порядком поднадоела, но убедить сестру прекратить ее никак не удавалось. И тогда я сказал Оксане, что все люди с красными лицами — алкоголики, буйно помешанные и разговаривать с ними опасно. А учитывая, что ровно половина населения Хосты действительно алкоголики с красными рожами, да плюс отдыхающие со сгоревшими, здороваться, по сути, стало не с кем.
23 июня, вторник
Втроем рванули утром в Сочи. Зашел в гости к Машель, на Курчатова, но дома ее, естественно, не оказалось. Она в Краснодаре, экзамены сдает. Погуляли по городу, вина попили. Перекусили в баре с игривым названием «Петушок», выпил полтора литра пива. С собой купили чачи, на закуску орехов и черешни. В Хосте домой не пошел, решил еще погулять. Погулял, блин.
На пирсе попивающий пиво и курящий сигару блондин с длинными волосами не понравился двум проходящим мимо патрульным.
— Откуда? — сразу перешли они к делу.
— Из Москвы.
— Отдыхаешь?
— Да, к бабушке приехал.
— Документы покажи.
— Дома, у бабушки.
— Поехали...
В отделении обыскали, забрали всю скудную наличность и даже бычок сигары. Поделив деньги и чертыхнувшись, патрульные ушли, а я остался с дежурным.
— Что я натворил-то? — озадачивал я вопросами дежурного. Ответ был оригинальным:
— Щас что-нибудь тебе придумаем, не переживай.
Придумать могли что угодно. Приключение начало
мне надоедать, и я принялся уговаривать вялых милиционеров дать мне позвонить бабушке:
— Бабушка волнуется, можно хоть предупредить?
Разрешили.
Бабушка отнеслась к моему задержанию крайне серьезно, и уже через полчаса я услышал шум.
— Сержант, где мой внук? — раздался голос бабушки.
— Я лейтенант!
— Уже нет, — тоном, не терпящим возражений, сказала бабушка.
Нина Дорофеевна Авраменко вошла во всей красе. В парадном мундире, с подполковничьими погонами, орденами и медалями, она разметала все отделение своей харизмой.
— Нина Дорофеевна, я же не знал, что он ваш внук! — пытался промямлить что-то дежурный.
— За что задержан?!
— Ни за что, документов нет.
— Документы есть. Они у меня дома. Еще вопросы есть?
— Никак нет! — выдавил посеревший лейтенант.
— Геночка, не трогали они тебя? — Бабушка на мгновение из подполковника превратилась в человека.
— Не, не били. Но вопрос есть у меня. Двадцать пять рублей.
Лейтенант спешно пошарил по карманам.
Я забрал, не поморщившись, тридцать.