Уилт

– Я же сказал. Я ее никуда не девал.

– А я говорю, девал. Или ты мне немедленно скажешь, где она, или я вышибу из тебя признание. Понял?

– Если хотите, можете меня избить, – сказал Уилт, – но это вам ничего не даст.

– Еще как даст, – сказал инспектор и снял пиджак.

– Я требую адвоката, – поспешно сказал Уилт.

Инспектор снова надел пиджак.

– Наконец-то я от тебя этого дождался. Генри Уилт, я обвиняю вас…

16

Восход Ева встретила в камышах, надувая матрац в десятый раз. Либо он где-то прокололся, либо что-то было не в порядке с клапаном. Как бы там ни было, продвигалась она очень медленно и в конце концов была вынуждена искать убежища в камышах. в стороне от пролива. Здесь, среди камышей, она и провела ночь, вся в грязи, время от времени слезая с матраца, чтобы поддуть его, и залезая обратно, чтобы смыть грязь и водоросли, налипшие на нее, когда она с него сползала. В процессе этих манипуляций она лишилась нижней части своей лимонной пижамы и так изодрала верхнюю, что, когда взошло солнце, Ева скорее напоминала не одержимую хозяйку с Парквью 34, а финалистку в тяжелом весе в женском чемпионате по борьбе в грязи. К тому же она ужасно замерзла и потому очень обрадовалась, когда наступило утро, обещавшее впереди жаркий летний день. Теперь ей надо было добраться до суши или открытой воды, где кто-нибудь… Тут Ева осознала, что ее вид может вызвать, мягко говоря, недоумение. Даже в лимонной пижаме, пока та была на ней, Ева бы не рискнула выйти на улицу. Теперь же, когда этой пижамы на ней практически не было, она определенно не хотела бы показываться кому-либо на глаза. С другой стороны, не могла же она весь день торчать в камышах. Ева двинулась в путь. таща за собой надувной матрац, наполовину вплавь, но в основном шлепая по воде и грязи. Наконец камыши кончились, она вышла на открытое пространство и увидела вдалеке дом, сад, спускающийся к воде, и церковь. До них было довольно далеко, а лодки нигде не было видно. Оставалось добираться до берега вплавь и надеяться, что женщина, живущая в этом доме, отнесется к ней сочувственно и, еще лучше, окажется достаточно большого размера, чтобы одолжить ей какую-нибудь одежду, чтобы добраться до дома. В этот момент Ева обнаружила, что потеряла свою сумку где-то в камышах. Она хорошо помнила, что ночью сумка была при ней, но, наверное, упала с матраца, когда она его надувала. Делать было нечего, не возвращаться же из-за этого. Надо продолжать путь, а потом позвонить откуда-нибудь Генри и попросить его приехать за ней на машине. Он и одежду какую-нибудь сможет привезти. Значит, решено. Ева вскарабкалась на матрац и стала грести к берегу. На полпути матрац снова обмяк и начал тонуть в одиннадцатый раз, Ева бросила его и продолжила путь в спасательном жилете. Однако и он замедлял ее продвижение, поэтому она решила от него избавиться. Барахтаясь в воде, Ева пыталась расстегнуть его. После некоторых усилий все же сняла, вместе с остатками лимонной пижамы. Когда Ева Уилт наконец-то добралась до берега, она была совершенно голой и выбившейся из сил. Тяжело дыша, она легла на землю под ивой. Немного придя в себя, Ева встала и огляделась. Она находилась в дальнем углу сада, а на холме, в сотне ярдов от нее, стоял дом. По Евиным понятиям, это был большой дом, и притом такой, в котором она даже в лучших обстоятельствах не чувствовала бы себя уверенно. С одной стороны, там было что-то вроде конюшни. Во всяком случае, так показалось Еве, чье знакомство с загородными домами ограничивалось тем, что она видела по телевизору. Кроме того, создавалось впечатление, что в доме есть слуги. Все здесь дышало благородством и порядочностью, что делало ее появление в голом виде морально весьма затруднительным. Но, с другой стороны, дом и все, что его окружало, выглядели абсолютно запущенными. Сад был заросшим и неухоженным. Декоративные кусты, когда-то подстриженные так. чтобы придать им форму птиц и Животных, теперь выглядели странно и страшновато; ржавые проволочные петли наполовину спрятались в траве на запущенном крокетном поле; теннисная сетка провисла между столбами, а в заброшенной теплице уцелело лишь несколько рам. Довершали картину запустения покосившийся лодочный сарай и плоскодонка. На всем лежал какой-то зловещий отпечаток, и его не смягчали даже небольшая церковь и слева от нее заброшенное кладбище за ржавым железным забором. Ева выглянула из-за ветвей ивы и уже совсем было собралась покинуть свое убежище, как открылась дверь и из дома вышел мужчина с биноклем в руках и начал смотреть в сторону пролива Ил. На нем была черная сутана со стоячим воротником. Ева снова спряталась за дерево и стала думать, что же ей делать, учитывая полное отсутствие на ней какой-либо одежды. Ситуация была удрунающей. Ничто не могло заставить ее войти в дом викария в совершенно голом виде. Жизнь на Парквью не научила ее, как действовать в подобных ситуациях.

* * *

Но и жизнь на Росситер Глоув тоже не научила Гаскелла, как действовать в ситуации, в которой он оказался, когда Салли разбудила его словами:

– Дрошка Ной, наверху вполне сухо. Пора отваливать.

Открыв дверь каюты и выйдя на палубу, Гаскелл обнаружил, что Ева уже отвалила, захватив с собой надувной матрац и спасательные жилеты.

– Ты хочешь сказать, что оставила ее на ночь на палубе? – спросил он. – Вот теперь мы уж точно по уши в дерьме. Ни весел, ни надувного матраца, ни этих чертовых спасательных жилетов, ничего.

– Откуда мне было знать, что эта сумасшедшая утащит все с собой? – поинтересовалась Салли.

– Ты оставила ее под проливным дождем на всю ночь, естественно, ей что-то надо было делать. Может, она уже замерзла до смерти. Или утонула.

– Она пыталась меня убить. Сам подумай, как я могла ее пустить в каюту. И вообще, ты сам во всем виноват. Не надо было трепаться насчет этой куклы.

– Ты все это расскажешь полиции, когда они найдут ее тело плывущим вниз по течению. Объяснишь им, почему она отправилась вплавь в разгар шторма.

– Ты просто хочешь меня запугать, – сказала Салли. – Я вовсе никуда ее не прогоняла.

– Я хочу только заметить: если с ней что-то случилось, это будет выглядеть очень странно. А теперь скажи, как мы отсюда выберемся. Если ты полагаешь, что я пущусь вплавь без спасательного жилета, ты ошибаешься. Я не Шпиц.

– Ах ты, мой герой, – сказала Салли.

Гаскелл спустился в каюту и заглянул в ящик рядом с плитой. – И еще. У нас проблема с едой. И с водой. Ничего не осталось.

– Ты нас впутал в эту историю, теперь сам и выпутывайся, – ответила Салли.

Гаскелл сел на койку, пытаясь что-нибудь придумать. Должен же быть какой-то способ дать людям знать о том, что они в беде и где находятся. Берег наверняка неподалеку. По всем признакам, он находился по другую сторону камышей. Гаскелл вышел на палубу, забрался на крышу каюты, но ничего, кроме церковного шпиля вдалеке, не увидел. Мешали заросли камыша. Может быть, если взять тряпку и помахать, то кто-нибудь заметит? Он снова спустился вниз, взял наволочку и в течение двадцати минут махал и громко кричал. Затем он спустился вниз, достал карту и долго ее рассматривал в безнадежной попытке определить, где они находятся. Он уже сворачивал карту, когда заметил, что некоторые детали от игры в слова все еще лежали на столе. Буквы. Отдельные буквы. Что бы такое запустить в воздух с буквами? Вроде воздушного змея. Гаскелл поразмыслил над возможностью смастерить воздушного змея и отказался от этой идеи. Наверное, лучше всего подавать сигналы дымом. Он взял на кухне пустую банку, налил в нее горючего, обмакнул туда носовой платок и снова забрался на крышу каюты. Поджег платок и подождал, пока загорится горючее. Получилось немного дыма, а банка так разогрелась, что ее трудно было удержать в руках. Гаскелл пинком столкнул ее в воду. Зашипев, она погасла.

– Крошка – гений, – заметила Салли, – умом с тобой никто не сравнится.

– Ладно, когда придумаешь что-либо путное, дай мне знать.

– Попробуй вплавь.

– Попробуй утонуть, – огрызнулся Гаскелл.

– Можно сделать плот или что-то вроде.

– И разобрать катер Шеймахера по частям. Только этого нам и не хватало.

– Я видела картину про гаучо или римлян, или еще кого-то. Так вот, когда им надо было переплыть реку, они использовали свиные пузыри.

– Нам свиньи не хватает, – сказал Гаскелл.

– Можно использовать пакеты для мусора, – предложила Салли. Гаскелл пошел за пакетом, надул его и затянул веревкой. Потом надавил на него. Пакет лопнул.

Гаскелл сел расстроенный. Должен же быть какой-то простой способ привлечь внимание. О том, чтобы плыть по этому болоту, зажав в руке пакет из-под мусора, не могло быть и речи. Он машинально перебирал в руках буквы от игры и снова думал о воздушных змеях. Или шарах. Шарах.

– У тебя с собой нет презервативов? – внезапно спросил он.

– Господи, самое время для эрекции, – сказала Салли. – Забудь о сексе. Думай, как нам отсюда выбраться.

– Я и думаю, – сказал Гаскелл. – Мне нужны эти резинки.

– Ты собираешься плыть вниз по реке на связке из презервативов?

– Шаров, – ответил Гаскелл. – Мы их надуем, нарисуем буквы и запустим.

– Крошка – гений, – похвалила Салли и пошла в туалет за своей сумкой. – Вот они. А я-то подумала, что ты меня хочешь.

– Дни вина и роз уже позади, – сказал Гаскелл. – Напомни мне не забыть с тобой развестись. – Он разорвал пакет, надул презерватив и завязал.

– На каком основании?

– К примеру, на том, что ты лесбиянка, – ответил Гаскелл и помахал надутым презервативом. – И плюс к тому, страдаешь клептоманией и имеешь привычку спаривать чужих мужчин с куклами. И многое, многое другое. Например, что ты нимфоманка.

– Ты не посмеешь. Твоя семья на потерпит скандала.

– Еще как посмею, – сказал Гаскелл и надул еще один презерватив.

– Пластиковый урод.

– Выгребная яма.

У Салли сузились глаза. Ей начинало казаться, что он действительно собирается с ней разводиться, а если Гаскелл разведется с ней в Англии, то какие она получит алименты? Практически ничего. Детей у нее не было, зато было впечатление, что британские суды жадноваты в смысле денег. Как и Гаскелл и его семейка. Богатые и жадные. Она села и посмотрела на него.

– Где твой лак для ногтей? – спросил Гаскелл. Двенадцать надутых презервативов летали по каюте.

– Чтоб ты сдох, – ответила Салли и отправилась на палубу. Уставившись в темную воду, она думала о крысах и смерти, о том, что может снова стать нищей и от всего свободной. Крысиная парадигма. Мир – это клоака Люди – предметы, которые используют, а потом выбрасывают. Такова философия Гаскелла, и теперь он выбрасывает ее. Стоит только поскользнуться на покрытой горючим палубе – и конец всем ее проблемам. Всего-то и требуется, чтобы Гаскелл поскользнулся и утонул, и она станет свободной и богатой, и никто никогда ничего не узнает. Несчастный случай. Естественная смерть. Нельзя, однако, забывать, что Гаскелл умеет плавать. Один раз попытаться и проиграть – и второго раза не будет. Он станет остерегаться. Нужно действовать наверняка и так, чтобы все выглядело естественно.