Уильям Юарт Гладстон. Его жизнь и политическая деятельность

Понятно, что такие известия с театра военных действий поднимали в Англии целую бурю негодования. Радикалы в парламенте потребовали назначить следственную комиссию над действиями правительства по поводу положения британской армии под Севастополем. Накануне вотировки этого предложения Дж. Россель подал в отставку и тем подлил масла в огонь: если самый старый и опытный министр покидает министерство в самую критическую минуту, значит, его дела так плохи, что их нельзя и защищать. Тем не менее, министерство, конечно, восстало против назначения комиссии, но при голосовании осталось в огромном меньшинстве и подало в отставку. Так закончило это коалиционное правительство, про которое Дизраэли еще в самом начале сказал: “Англия не любит коалиций”.

Теперь во главе нового кабинета встал Пальмерстон как представитель антирусской политики среди вигов, а “пилиты” вошли в его состав только на том условии, что премьер будет противиться назначению комиссии. Но очень ненадолго, потому что комиссия все-таки была назначена, и они вышли в отставку при самых критических обстоятельствах войны, чем сильно повредили своей репутации в глазах общественного мнения. С другой стороны, не вступать Гладстону в правительство Пальмерстона было неловко, потому что никто не хотел браться за финансы из боязни беспощадной критики Гладстона, – так велик был его авторитет в этих делах. Как бы то ни было, этим закончилось существование “пилитов” как особой партии в парламенте – после этой позорной отставки им уже никогда не удалось возвратить себе прежнего влияния, когда на них смотрели, по выражению Гладстона, как на “ледяные горы”, столкновение с которыми, несмотря на их малую видимую величину, было крайне опасным. С этих пор Гладстон начинает фигурировать в парламенте как отдельная личность, как ни сильно пострадала его популярность от крушения “пилитов”. Она достигает своих прежних размеров не раньше 1860 года, когда он уже вполне присоединился к либеральной партии и когда появилась крайняя надобность в его реформаторских способностях, на которых и строится его дальнейшая карьера.

Но и министерству Пальмерстона, состоявшему сплошь из новых членов, предстояла не лучшая участь. 18 февраля 1855 года умер Николай I, и была сделана попытка прекратить кровопролитие путем мирного соглашения, для чего в Вене собралась конференция. Представителем от Англии был послан Дж. Россель с целью добиться от России согласия на так называемые “четыре пункта”, из которых два главных состояли в прекращении русского преобладания на Черном море и в признании Турции первоклассной державой, а следовательно, отказа России от первоначального требования протектората. Достигнуть этой цели конференции не удалось, и по возвращении Росселя в Англию нападки на военное министерство до того усилились, что он должен был еще раз выйти в отставку, чтобы избежать ответственности, чем окончательно уронил себя в глазах общественного мнения.

Зато в эту же сессию, когда война возобновилась с прежней силой и Англия наняла за десять миллионов рублей пятнадцать тысяч сардинцев, Гладстон выступил с совершенно противоположным требованием. Он доказывал, что цель войны уже достигнута, что Россия согласилась на все те требования, которые ей предъявлялись до начала войны, и даже почти на все четыре пункта Венской конференции. Ограничение же русской силы на Черном море он считал слишком унизительным для нее и не необходимым ввиду тех ужасов, с которыми связано продолжение войны. “Если же мы, – убеждал он, – сражаемся теперь из-за одной военной славы, то пусть палата посмотрит на это чувство глазами разума, и оно покажется ей безнравственным, бесчеловечным и не христианским”.

Такие речи в то время, когда общественное мнение Англии кипело негодованием и жаждой мести за неудачи и потерянные силы, были более чем смелыми, – они равнялись чуть ли не самоубийству, потому что давали в руки противников могущественное оружие, которым было очень легко совершенно парализовать и влияние, и популярность Гладстона на много лет; кроме того, эта речь сама по себе вызвала в стране сильную сенсацию и даже прямые обвинения в том, что Гладстон – умышленно или нет – играет на руку врагам отечества. В парламенте против него были не только враги-тори, но и недавние товарищи – Дж. Россель, Пальмерстон и другие. Однако к чести Гладстона и в опровержение тех, кто считает его оппортунистом, нужно сказать, что перспектива непопулярности в этом случае, как и в других, позднее, его не испугала: до самого окончания войны он пользовался всяким удобным случаем, чтобы доказывать ее ненужность и бесчеловечность.

Наконец, в сентябре 1855 года пал Севастополь, и в марте следующего года было заключено Парижское перемирие, по которому Россия признала все четыре пункта Венской конференции. 16 июня палате был представлен отчет следственной комиссии следующего содержания: “Страдания британских войск под Севастополем происходили оттого, что администрация не имела надлежащих сведений ни о числе русских войск в Крыму, ни о средствах страны; она рассчитывала на скорое и успешное окончание экспедиции, а не на продолжительную борьбу и потому не сделала своевременных приготовлений к зимней кампании...”

С другой стороны, вот слова самого Гладстона, сказанные по поводу Крымской войны 20 лет спустя: “В сущности, цель этой войны была отстоять европейский закон от самовластного нарушения одной державою. Другими словами, она состояла в защите целости и независимости Оттоманской империи от России и была обязательна для английского правительства в интересах справедливости и международного права, чего бы она ни стоила стране и казначейству”.

Таким образом, Гладстон ищет оправдания практических ошибок в нравственной неизбежности. Но страна вывела из горького опыта Крымской войны другой урок: даже многие поклонники Гладстона сознаются, что мало не желать войны, нужно уметь избегать ее; а если война неизбежна, успешно руководить ею могут только люди, желающие драться, а не морализировать, что Гладстон для этого не годится и что было бы гораздо лучше и для него самого, и для партии, и для Англии, если бы он как настоящий моралист следовал примеру квакера Дж. Брайта, который наотрез отказывался от участия в каких бы то ни было войнах, а не останавливался уже на полдороги. И последующие события вполне подтвердили это.

Глава VII. Не у дел

В течение следующих трех лет положение Гладстона в парламенте, да и в стране, было крайне изолированным. Его тогдашние воззрения и стремления побуждали его примешивать свои клерикальные принципы ко всему, о чем ни заходила речь. Такое отношение к государственным делам не находило себе места в тогдашней палате и не встречало отклика в стране. Он это чувствовал и стоял в оппозиции обеим парламентским партиям. С одной стороны, он подвергал беспощадной критике финансовые дела заместившего его сэра Льюиса, отстаивал от налогов предметы народного потребления, а с другой – восставал против самого умеренного проекта светского и обязательного народного образования; возмущался шовинизмом правительства в Китае и тратил массу сил и энергии на борьбу с проектом Пальмерстона о бракоразводном суде. Во время обсуждения этого проекта он выступал не менее семидесяти раз, писал статьи в журналах, полемизировал в газетах, ораторствовал в частных собраниях и корреспондировал о том же предмете друзьям. Он всюду доказывал, что брак есть “тайна христианской религии”, а не только и не главным образом гражданский акт; что по самому божественному закону он должен быть нерасторжим, и обе стороны могут вступать в него только один раз. Он предсказывал, что “учреждение такого суда поведет к разложению христианской, семейной и общественной нравственности...” Тем не менее, закон о разводах прошел, и такой суд был учрежден.

Тогда же он говорил: “Мне очень больно быть не у дел, тем более что есть так много занятий, которым я бы очень хотел посвятить свое время. Лучшие годы моей жизни уходят бесполезно, и все-таки я не перестаю радоваться, что не служу с Пальмерстоном. Всякий раз, когда вижу его подтасовки, шулерство и обманы, к которым он ежедневно прибегает в своей деятельности, я от души радуюсь, что не сижу на одной министерской скамье с ним”.

Наконец, Пальмерстон внес бестактный проект дополнения закона о заговоре с целью убийства по поводу покушения Орсини на Наполеона III. Тогдашняя французская пресса уверяла, что весь заговор практически в открытую велся из Лондона, и бросала таким образом тень на английское правительство. Против этого проекта восстали даже единомышленники министра, в том числе и Гладстон. В этом косвенном признании несовершенства английского закона видели угодничество Наполеону, который вообще никогда не пользовался в Англии уважением и наемная пресса которого никогда не смешивалась в глазах англичан с истинным общественным мнением разумной Франции. Пальмерстон остался в меньшинстве и подал в отставку.

Тогда образовалось торийское министерство лорда Дерби и Дизраэли, и последний потом писал к Вильберфорсу: “Как мне хотелось, чтобы Вы уговорили Гладстона принять участие в кабинете лорда Дерби. И не моя вина, что он не согласился на это. Я чуть не на коленях просил его об этом...” И все это была фальшь. Дело в том, что для Дизраэли Гладстон был самым опасным противником, и ему во что бы то ни стало хотелось избавиться от него; самым верным способом, конечно, было сделать его соучастником своей политики. Хотя этот план ему и не удался, но на время Гладстон все-таки позволил себя провести и согласился на предложение Дерби поехать на Ионийские острова экстренным комиссаром королевы, “благо он вообще так любил греков и все греческое, начиная с Гомера”.

Дело в том, что эти острова с 1815 года находились под протекторатом Англии и теперь выражали желание быть присоединенными к Греции. Гладстону было поручено исследовать, действительно ли все население желает этого или это лишь дело одной партии. Более беспристрастного исследователя трудно было найти. Он ездил по островам, везде принимал депутации, собирал всевозможные сведения, беседовал с их сенатом в Корфу, составил подробнейший план конституции. Но в конце концов должен был донести своему правительству, что ионийцы хотят присоединения к Греции, что и было исполнено.