Уитни, любимая

– Ты, должно быть, Мимолетное Увлечение, – сказала она прекрасной гнедой кобылке, гладя ее по атласной шее. – Какая милая кличка!

– Вижу, по-прежнему любите беседовать с лошадьми? – фыркнул кто-то за спиной.

Уитни поспешно обернулась, широко улыбаясь высокому худому как палка Томасу, старшему конюху отца. В детстве Томас был поверенным ее тайн и сочувствующим свидетелем всех выходок, проделок, взрывов негодования и несчастий.

– Поразительно, до чего много у отца лошадей! – заметила она после того, как они обменялись приветствиями. – Интересно, зачем ему столько?

– В основном чтобы объезжать. Однако пойдемте, я хочу кое-что показать вам.

Знакомые запахи масла и кожи встретили Уитни, когда она вошла в прохладную конюшню, моргая, чтобы привыкнуть к полумраку после яркого солнечного света. В конце коридора двое конюхов пытались усмирить великолепного вороного жеребца, привязанного к столбу, пока третий прилаживал ему подковы. Однако жеребец недовольно тряс головой, фыркал и пятился, насколько позволяла длина веревок.

– Опасный Перекресток, – гордо провозгласил Томас. – Имечко как раз для него!

– Он уже объезжен? – осведомилась Уитни, с восторгом представляя себя сидящей на спине этого прекрасного создания.

– Отчасти, – хмыкнул Томас. – Но, как правило, пытается укротить наездника. Самое капризное животное в мире. Сейчас он вроде бы готов сдаться и покориться хозяину, а в следующую минуту может размазать тебя по забору. Стоит чем-то вывести его из себя, и он бросается на врага, словно разъяренный бык.

Томас поднял хлыст, чтобы показать на другое стойло, и испуганная лошадь утроила усилия освободиться.

– Тпру! Полегче, полегче, – уговаривал один из конюхов. – Мастер Томас, не могли бы вы спрятать хлыст за спину?

Поспешно выполнив просьбу, Томас с извиняющейся улыбкой объяснил Уитни:

– Не выносит одного вида хлыста. На прошлой неделе Джордж попытался отогнать его от забора и едва не отправился к Создателю. Но Бог с ним, с этим жеребцом. Я хочу показать вам кое-что.

И Томас повел Уитни к другому выходу из конюшни, где еще один конюх вел, а вернее, почтительно сопровождал чудесного гнедого жеребца с белоснежными «чулочками» на ногах.

– Хан? – шепнула Уитни, и, прежде чем Томас успел ответить, гнедой потыкался носом в бедро девушки, явно разыскивая карман, где она когда-то держала лакомства, которыми угощала четыре года назад совсем еще маленького жеребенка.

– Как он теперь? Когда я уезжала, Хан был слишком мал для седла.

– Почему бы вам самой не проверить?

Довольная этой просьбой, Уитни, придерживая зубами хлыст, потуже перевязала бирюзовую ленту, стягивающую волосы на затылке. Опасный Перекресток мгновенно взвился на дыбы, едва не сбив с ног конюха.

– Спрячьте кнут! – резко бросил Томас, и Уитни поспешно подчинилась.

Хан нетерпеливо пританцовывал, пока его вели из стойла. Уитни поставила ногу на скрещенные руки Томаса, грациозно скользнула в седло и, направляя коня к воротам, предупредила:

– Я давно не каталась верхом. Если Хан вернется один, ищите меня на полпути между поместьем и домом отца леди Эмили.

Когда Хан подрысил к входной двери дома Эмили, занавеска на широком окне с эркером чуть дрогнула, и мгновение спустя на крыльцо вылетела сама леди Арчибалд.

– Уитни! – радостно вскричала она, бросаясь подруге на шею и крепко обнимая. – О, Уитни, дай мне посмотреть на тебя! – Эмили, смеясь, отстранилась, все еще сжимая руки Уитни в своих. – Ты настоящая красавица!

– Это ты изумительно выглядишь, – запротестовала Уитни.

– И не потому, что я такая уж красавица, а потому что счастлива.

Девушки рука об руку направились в гостиную. Стройный светловолосый мужчина лет около тридцати встал при их появлении. Зеленовато-карие глаза приветливо улыбались. Эмили вне себя от восторга поспешно пробормотала:

– Уитни, могу я представить своего мужа…

– Майкла Арчибалда, – закончил тот за жену, прежде чем она успела произнести его титул, который, вероятно, мог бы смутить Уитни и стать преградой старой дружбе. Этот простой, неподдельно искренний и приветливый жест не остался незамеченным как Уитни, так и сияющей Эмили.

Через несколько минут он извинился и оставил подруг побеседовать вдвоем, занятие, которому они со страстью предавались последующие два часа.

– Пол был здесь утром, – сообщила Эмили, когда Уитни неохотно встала, чтобы уйти. – Приехал поговорить с моим отцом о чем-то.

Смущенная улыбка мелькнула на губах Эмили.

– Я… то есть… подумала, что не повредит… если я… как бы между делом… повторю рассказ месье Дю Билля о том, каким успехом ты пользовалась во Франции. Хотя, – добавила она, неожиданно перестав улыбаться, – не уверена, что месье Дю Билль оказал тебе услугу, упомянув об этом в присутствии Маргарет Мерритон. Он, можно сказать, вонзил ей нож в самое сердце, поведав о твоих победах, и теперь она ненавидит тебя еще больше, чем раньше.

– Почему? – удивилась Уитни, выходя вместе с подругой в холл.

– А почему она всегда терпеть тебя не могла? Наверное, потому, что ты богаче всех нас. Хотя теперь, когда она так занята нашим новым соседом, может быть, соизволит хотя бы ненадолго быть с тобой любезной. – И, заметив недоуменный взгляд Уитни, пояснила: – Недавно здесь поселился мистер Уэстленд. Судя по тому, что говорила мне вчера Элизабет, Маргарет считает его своей исключительной собственностью.

– Как Элизабет? – осведомилась Уитни, совершенно забыв о Маргарет при упоминании имени своей соперницы.

– Такая же хорошенькая и милая, как всегда. И лучше тебе сразу узнать, что Пол сопровождает ее повсюду.

Уитни думала о последних словах Эмили, пускаясь галопом по незасеянному полю, принадлежавшему отцу Эмили. Элизабет Аштон всегда была такой, какой хотела стать сама Уитни, – воспитанной, вежливой, скромной, миниатюрной и к тому же блондинкой.

Ветер рвал ее волосы, высвобождая их из бархатной ленты, распуская по плечам. Хан с поразительной резвостью мчал ее вперед, оставляя позади милю за милей. Девушка с сожалением натянула поводья, заставив его перейти на рысь, а потом и на шаг, когда они очутились в лесу и двинулись по тропинке. Испуганные зайцы шарахались из-под копыт и прятались в зарослях, белки сновали по деревьям, с любопытством глядя на молодую всадницу.