Украденные воспоминания

Предложение отец сделал утром того дня, когда объявили о смерти Брежнева. Вся страна напряглась в испуганном ожидании — что же дальше, как жить без мудрого руководства? А отец приехал и позвонил в дверь. Будущая жена выскочила на площадку, и реставратор пригласил ее в кафе. Там было пустынно и тихо, потому что запретили исполнять в общественных местах и передавать по радио эстрадную музыку. Отец взял бутылку шампанского. Буфетчица посмотрела на него косо и, несмотря на пустой зал, шепотом попросила не радоваться громко. И сама же испугалась своих слов. Пробка вылетела из горлышка почти беззвучно, и, разливая вино по бокалам, отец сказал:

— Кончится траур, поедем подавать заявление.

Ночью мать проскользнула в комнату Наташи.

— Заснуть не могу, — объяснила она, — все думаю, что будет, если ты уедешь туда жить.

— Станем летать друг к другу в гости.

Мать вздохнула и спросила:

— Ты хоть его любишь?

— Не знаю, — солгала Наташа. — Но за семь месяцев нашего знакомства он не совершил ничего такого, что вызывало бы у меня отвращение.

— Главное, чтобы не пил. — Опять вздохнула. — А все остальное можно стерпеть.

Джон Кеннеди Говард Хадсон даже на своей свадьбе выпил всего-навсего бокал шампанского. Когда гости орали «горько!», он целовал невесту осторожно, хотя и достаточно умело. Зал ресторана, рассчитанный на две с половиной сотни человек, едва ли был заполнен на треть: коллектив фонда в полном составе, несколько подруг Наташи по институту и школе, все с мужьями, разумеется. Присутствовали и десятка полтора сотрудников американского консульства, все в почти одинаковых серых костюмах и с голубыми галстуками.

Мама улыбалась и плакала, а вот отец сидел растерянный: накануне свадьбы Джон подарил будущему тестю внедорожник «Додж». Наташа смотрела на родителей, и ей было жалко их: маме уже за пятьдесят, отец старше ее на пять лет, но что они видели в жизни? Самая большая радость за годы супружества — получение квартиры, если не считать рождения дочери. Квартира небольшая, двухкомнатная, типовая. Отец, правда, постоянно что-то делал в ней, как мог, улучшал. Например, заменил обычные створки на старинные дубовые, те были приготовлены на выброс в одном из особняков, который ремонтировала его бригада. Он отреставрировал их, и теперь это не двери, а произведение искусства. Так же как и ореховые стеновые панели. Откуда-то отец притаскивал разбитую старинную мебель и долго возился с ней — в квартире вечно стоял невыветриваемый запах морилки, лака, старого дерева. Наташа так привыкла к нему, что этот «аромат» казался ей родным и приятным.

Когда Джон пришел знакомиться с родителями невесты, по его лицу было видно, как он удивился. Мистер Хадсон посмотрел на резную раму зеркала в прихожей, потрогал бронзовые ручки дверей и произнес:

— Странный вы народ, русские. Здесь отделка стоит, как вторая квартира, причем куда больших размеров.

А Наташе казался странным сам жених. И с каждым днем сближения с ним она все больше и больше не могла понять этого человека. Правда, и близости как таковой не было. Через неделю после того, как Джон сделал ей предложение, они отправились поужинать в ресторан, где сидели за столиком на двоих в углу зала. Благоухал огромный букет алых роз, радостно потрескивали свечи в бронзовом канделябре, а скрипач весь вечер исполнял им итальянские мелодии. Наташа не сомневалась, что после ужина Джон пригласит ее к себе. Так и случилось.

Когда выходили из зала, мистер Хадсон сказал как бы между прочим:

— Сейчас заедем ко мне: посмотришь, как я устроился в России и где тебе придется жить.

Она, конечно, изобразила радость, а сама подумала: сегодня случится то, что должно рано или поздно произойти. Мысленно Наташа уже была готова ко всему и поняла, что это произойдет именно сегодня, в тот момент, когда услышала приглашение на ужин.

Жил Джон неподалеку от ресторана, в старом доме на Итальянской. Перед входом раскинулась охраняемая парковка, на которой сверкали боками дорогие автомобили. На лифте поднялись на последний этаж, где была лишь одна дверь. Хозяин пропустил ее внутрь в темноту, вошел следом и включил свет. Наташа увидела просторный холл с мягкими диванами и креслами, барную стойку, большие напольные часы в ореховом корпусе и несколько картин на стенах.

— Вот так скромненько я и живу, — прозвучал за ее спиной голос Джона. — Никакого антиквариата, если не считать часов и полотна Ватто, которое я приобрел тебе в подарок. Представляешь, старушка, владелица картины, попросила за нее всего сто тысяч, а я еще и поторговался немного. Сделку мне Максим Грановский устроил: старушка уже чуть не при смерти, какая-то подруга его бабушки.

Наташа подошла к стене. На полотне были изображены куртуазный кавалер с дамой на фоне лиственного леса. Дама полулежала на траве, подставляя кавалеру шею для поцелуя, кавалер склонился над ней, держа в руке бокал с шампанским. Неподалеку маленькая собачка лаяла на птичек, а за кустами отгоняли хвостами мух две оседланные лошади. Картина Наташе не понравилась, но все равно она сказала:

— Мне всегда был интересен Ватто, спасибо тебе, Джон, за подарок.

Она поцеловала мистера Хадсона, и тот ответил ей. Потом провел гостью по квартире, демонстрируя две спальни, гардеробную и кухню. Из бара под стойкой достал бутылку шампанского и спросил:

— Не желаешь?

Она подумала и покачала головой, посчитав, что согласие выпить Джон сочтет за оттяжку времени, за ее нежелание идти в спальню прямо сразу.

Мистер Хадсон кивнул и произнес:

— Возможно, ты права. Завтра с утра заседание совета директоров, и надо выспаться хорошенько, быть в форме. С утра следует еще раз просмотреть все документы. Кстати, я хочу, чтобы ты тоже присутствовала на совещании: будут рассматриваться вопросы, которые касаются и твоей компетенции. А потому водитель отвезет тебя сейчас домой, а утром заберет, как обычно.

На том знакомство с квартирой закончилось. Наташа возвращалась домой, не расстроенная, а несколько обескураженная — мистер Хадсон повел себя более чем странно. Но потом решила, что он так воспитан или просто хочет понравиться ей лишний раз своим благородством.

До свадьбы так ничего и не случилось. Вероятно, Джон решил отложить сие событие на брачную ночь. А потому и выпил за столом всего один бокал шампанского.

Подвыпившие гости вопили «Горько!», мистер Хадсон улыбался им. И, помогая Наташе подняться для поцелуя, шепнул ей на ухо на английском:

— Скорее бы это все закончилось.

Потом начались танцы. Первый танец, конечно, танцевали жених с невестой. И Наташа удивилась мастерству, с которым Джон кружил ее по залу.

— Ты занимался танцами? — поинтересовалась она.

— Совсем немного. Несколько уроков вальса, танго и сальсы. И то лишь для того, чтобы не сидеть сиднем на подобного рода мероприятиях.

— А мне показалось, что у тебя серьезная подготовка…

Мистер Хадсон не успел ничего ответить, потому что к его молодой жене подсела ее изрядно подвыпившая школьная подруга.

— Наташка, — закричала она, пытаясь перекричать музыку, — у тебя талия сколько сантиметров? А то я смотрю, смотрю и не могу понять. У меня такая, наверное, только в седьмом классе была. Ты вообще как рожать собираешься?

Наташа не успела ничего ответить, потому что подруга полезла уже обнимать жениха.

— Джон, ты в каком городе живешь? Санта-Барбара далеко от вас?

— Я живу в Нью-Йорке, — спокойно ответил мистер Хадсон, — а Санта-Барбара находится в Калифорнии.

— Да какая разница! — обрадовалась школьная подруга. — В Америке все близко. Дай-ка лучше я тебя поцелую… Ты такой хорошенький!