Украиский гамбит. Война 2015

Потом же, когда они отъехали метров на триста вокруг террикона и когда он увидел на молодой траве обочины оторванную по плечо руку морского пехотинца, ему вообще стало физически плохо и едва не вывернуло тут же на приборную панель. Желудок дернулся раз-другой, застрял где-то в районе пищевода, и Костя потерял ориентацию в пространстве. В итоге, они едва не перевернулись. Чисто рефлекторно он надавил несколько раз на тормоза, колеса все-таки попали в промоину посредине дороги, амортизаторы жалобно взвизгнули, и машина замерла в метре от пирамидального тополя.

— Что случилось?! — тревожно спросил Игорь.

— Ничего, — Костя сделал глубокий вдох, стараясь не смотреть влево, где на обочине все еще лежала рука пехотинца. Желудок медленно и осторожно, как скалолаз, опустился на место. Комок в горле пропал, во рту остался горький вкус желчи. Даже в носу почему-то безбожно щипало, словно Костя вдохнул водки.

Больше всего Костя боялся, что еще кто-нибудь заметит руку и будет думать о нем, как об убийце. А убийцей Костя никак быть не хотел. Не лежала душа у него к этому. Репортаж снять — это пожалуйста, а убивать он не хотел. Не привык. Даже в Боснии он ни разу не выстрелил, хотя сидел в окопах под обстрелами.

— Поехали! — сказал Игорь таким тоном, словно все понял, но не укорил, не спросил: — Что не понравилось убивать людей? — А ведь мог, запросто мог, а за одно и припомнить все обиды.

Костя мысленно поблагодарил его за тактичность и завел двигатель. Он сдал назад, вывернул на дорогу и все же не удержался: в последний момент, когда они должны были выскочить на трассу, глянул в зеркало. Пресловутой руки морского пехотинца он, разумеется, не увидел. Слишком густой была трава да и жирные лопухи стояли сплошной стеной и слишком он разволновался, чтобы точно определить то место, где лежала рука. Бог с ней, подумал он, выезжая на трассу, может, ничего и не было, может мне привиделось, может, это была коряга, только на корягах ручных часов не бывает.

— Ну правильно, — ободряюще сказал Сашка, чтобы никто не нервничал. — Я бы тоже так поступил, — и посмотрел на Костю очень и очень, как показалось Косте, вопросительно.

И Костя понял, что все всё понял и совершенно не порицают его, мало того, они на его стороне и не думают, что он убийца. Ведь если бы было иначе, они бы уже не существовали. Как только он пришел к такому умозаключению, ему стало на душе легче. Война на то она и война, просто я от нее отвык. В Осетии привыкнуть не успел, а здесь отвык без привычки.

Игорь сказал:

— Сверни-ка с трассы, а то не дай бог… — и выразительно выглянул в окно.

Костя тоже выглянул и обратил внимание на очень знакомый звук, похожий на звук 'кобры'. Все, подумал он, писец, сегодня о репортаже не может быть и речи, потому что за нами начнется настоящая охота. Шутка ли, завалить военный 'хаммер'. Америкосы не любят шутить. Это не в их стиле.

Однако, им все же повезло. Их не заметил ни дрон, прилетевший на место взрыва, ни вертолет марки 'кобра', который прикрывал спасательные работы и барражировал в радиусе километров трех. Им повезло еще и потому что через полчаса в районе Пески сбили транспортник С-5А с ротой морпехов и тремя 'хаммерами', и все силы пиндосов были брошены на спасательные работы.

***

Но репортаж они все сделали — ближе к вечеру, когда усталые и голодные забрались на террикон и втащили на себе оборудование. В шесть часов у них был канал связи. С террикона был виден весь город и особенно — центр. В Буденовском районе черный дым, закрывая полнеба, стелился в сторону Макеевки. И похоже, горел аэропорт, только никто не хотел верить, что это хорошая новость: например, что наши его взяли или хотя бы сбили что-нибудь стоящее.

В эфире творилось что-то неимоверное.

— Сбили… — придав загадочное выражение лицу, сообщила Завета, кивая на приемник, из которого доносилась сбивчивая английская речь. — Шпарят открытым текстом.

— Чего сбили? — дернулся Игорь, который дремал, умаявшись, в салоне.

Плечо у него все еще болело, но Игорь, привыкший к боли, не обращал на него внимания, разве что когда неудачно поворачивался, тогда плечо дергало так, словно в него забили гвоздь.

— Какой-то большой самолет, — Завета покрутила ручку настройки.

— Нашла чему радоваться, — равнодушно ответил Игорь. — Их теперь пачками сбивают. Давно пора привыкнуть, лучше иди сюда…

— Не-а… — загадочно ответил Завета, кокетливо прикусив губу. — Не-а… Сбили большой транспортник…

— Транспортник? О! — на этот раз Игорь убрал с лица маску безразличия. — Это меняет дело. Если это 'гэлэкси', то он может перевозить до фига пехоты или два танка или кучу 'бредли'. Я такие в Багдаде видел.

— Ты что, воевал в Ираке?

— Было дело под Полтавой.

— Расскажи…

— Что прямо сейчас? — лицо Игоря сделалось дурашливым, — я думал, мы с тобой чем-нибудь другим займемся.

— А когда? Конечно, сейчас, — Завета пропустила мимо ушей недвусмысленное предложение и покрутила ручки настройки, паническая речь стала громче и внятнее. В друг в нее вклинились русские слова: 'керосин', 'двигатели' и 'адский взрыв'.

— Эй пожарников сзывай! Заливай! Заливайте! — прокомментировал Игорь Божко. — Да это неплохо, — наконец в полную меру оценил он. — Это хорошая новость. Ха! Значит, еще не вмерла Украина. Надо сообщить нашим. Пойдем.

— Чем это его так?

— Может, 'иглой', а может, ракетой посерьезнее, — Игорь самодовольно рассмеялся.

— Ну да… — сообразила Завета. — Получается, наши так далеко стреляют?

— А чего? Недаром в Славяногорских лисах уже месяц идут дожди и висят тучи. Технологии, однако! Разбираться надо!

— Все-таки расскажи, что ты делал в Багдаде?

— Рассказать? — оценивающе посмотрел на нее Игорь. — А что мне за это будет?

— Господи! — в нетерпении воскликнула Завета. — Да поцелую, чего еще?

— Ну ладно, тогда слушай…

Они покинули 'газель' и, поднимая ржавую терриконовую пыль, зашагали по серпантину, опоясывающему рукотворную гору. В двух метрах ничего не было видно из-за густой цветущей акации. Сладковатый, приторный запах привлекал массу пчел. Завета несколько раз ойкнула и предпочла, чтобы впереди шел Игорь и веткой отгонял назойливых насекомых. Впрочем, чуть выше задул ветерок, и мучения Заветы кончились, не успев начаться.

Они поднялись на террикон в тот момент, когда Сашка Тулупов заорал: