Украшение для женщины
Шрифт:
– На ночь я пью кефир «Домик в деревне», три и два процента. Передайте кухарке. Да и еще предупредите, чтобы был не холодный.
О Господи! Дай мне терпения!
Неужели у нее появились родственники? Да не просто родственники, а совершенно необыкновенные люди. У Юльки слезы навернулись на глаза, а потом улыбнулась сквозь слезы, вспомнив смешного Левочку и тетю Соню. А какие они красивые. Особенно Светлана или Птичка, как все ее называют. И ее мама, и бабушка, которая говорит по-французски, и подруги, и муж, наверное, тоже необыкновенный. Опять эти слезы – вспомнила маму. Ну почему так несправедливо? Если бы она была жива …. А может она знала про них, но не хотела ни с кем общаться? Ну почему она никогда ничего не рассказывала? Это так здорово – родственники. А еще Светлана обещала заехать
– Это как же? Это кто ж такой их привез? А кто в машине-то еще сидел? Ты видела?
– Ну и ну.
– И ведь похорошела как в последнее время
– А недавно на другой машине подъезжала, и кавалер вроде другой был.
– А может это не кавалер вовсе, а так?
Тетя Маруся Катафалк только головой покачала
– А то я не видала, как он на нее смотрел, да и она тоже улыбалась. Ой, Галь, как же хочется, чтобы у нее все получилось. Девчонка-то очень хорошая, порядочная.
– Ну, и дай ей Бог!
Люба с улыбкой смотрела на Юлькино счастливое лицо
– Ну вот, и родственники у тебя нашлись.
– Да. Представляешь, как здорово! И красивые такие. Да? И Светлана, и Алла Владимировна, и Нина, и Люся и…
– И тетя Соня, – со смехом добавила Люба.
– Да, и тетя Соня. Просто она старенькая и с памятью у нее плохо.
– Не уговаривай меня, мне они тоже все понравились. А этот, который все Абрама с Геной звал? Я все искала, где ж они? А это, оказывается, Светлана и Нина. Вот умора!
– Да, я тоже все никак понять не могла, кто это. Действительно, смешно. Но он очень симпатичный, этот Левочка. Правда?
– Симпатичнее Юры?
Юлька покраснела
– Ты что, Люб? Это же совсем другое.
Люба засмеялась
– Да брось, ты! Не смущайся. Кстати, кажется, телефон звонит.
– Ой, правда! – Юлька бросилась в прихожую, а Люба прошла на кухню, поставила чайник.
– Представляешь, Юра еще задерживается на несколько дней.
– Я забыла, в каком он городе?
– В Норильске
– В Норильске?! Ничего себе! Ой! А ведь муж Светланы тоже в Норильске. Помнишь, она говорила.
– Да, действительно. Удивительное совпадение.
– Ладно, давай лучше чай пить. Не хочешь? А я чашечку выпью.
Люба налила себе чай, достала варенье, а Юлька достала альбом с фотографиями.
– О, давай посмотрим, очень хочется разобраться в вашем родстве.
– Сейчас найду карточку тети Оли. Где же она? А, вот, смотри. Тетя Оля была двоюродной сестрой моей бабушки и тетя Соня двоюродная сестра моей бабушки, значит, она мне двоюродная бабушка? Да, Люба?
– Она тебе троюродная бабушка, – авторитетно поправила ее Люба, слизнула с ложки варенье и зажмурилась от удовольствия.
– Люба! Представляешь? У меня есть бабушка! Нет, в это просто невозможно поверить
– Между прочим, у тебя в Израиле есть родные дедушка и бабушка. Ну, как же ты не понимаешь? Вспомни, что тетя Соня на кладбище говорила? Ведь она сказала, что твой дед выгнал твою маму из дома, а сам уехал в Израиль с женой и сыном. Вот и выходит, что у тебя есть и дедушка, и бабушка и еще дядя.
– Как все странно, – Юлька задумчиво листала альбом.
– Слушай, надо их найти.
– Нет, – покачала головой Юлька. – Раз они выгнали мою маму, значит, не захотят меня видеть.
– Не они, а твой дед, – поправила Люба.
– Все равно.
Люба не стала возражать, хотя в душе была не согласна, а Юлька листала альбом и думала, что в последнее время что-то часто рассматривает фотографии. Собственно она все их знает наизусть. Везде они с мамой. Несколько маминых любимых воспитанников, несколько маминых сотрудниц. А вот карточка, где она пошла в первый класс. Две косички и два больших банта. А здесь уже выпускной. Косичек нет, зато появился хвостик и очки. Какая она была
невзрачная. Хотя, что значит, была? Юлька подошла к зеркалу в прихожей и стала критически себя разглядывать. Люба вышла за Юлькой, и стоя в дверях, с интересом наблюдала за ней.– Ты чего там разглядываешь?
– Люба, мне кажется, я изменилась. Ты не находишь?
– А я про что говорю? Ты жутко похорошела.
– Да ну тебя, – отмахнулась Юлька, впрочем, очень довольная. Она вернулась на кухню и опять стала листать альбом.
– Странно, куда все-таки делась эта фотография. Я не вытаскивала. Не понимаю, куда она подевалась.
– Кстати, Юль, ты обещала антресоли разобрать, – напомнила Люба. – Давай, я тебе помогу. – И, не дожидаясь согласия, подставила табурет.
– Нет, – Юлька решительно поставила табурет на место. – Я как-нибудь сама. А ты иди, отдыхай, вон глаза слипаются.
– Да, пожалуй, мне пора, завтра на работу.
Проводив Любу, Юлька стала убираться на кухне. Ах, да. Антресоли. Убрав последнюю чашку, она подставила табурет и открыла дверцы. Какой-то старенький чемодан и коробки. Юлька решила начать с чемодана. Он был не тяжелый, но взяться было неудобно, она потянула его, задела коробки, и одна из них упала. «В таком случае начну с коробки», – подумала она. Спрыгнула с табуретки, подняла коробку, притащила ее в комнату на стол. В коробке лежали бумаги, старые открытки. Она взяла одну. «Дорогая Майя Марковна, поздравляем Вас с Новым Годом!» … – Она перевела взгляд на подпись. «Благодарные родители». Остальные открытки также были от родителей, некоторые были написаны детским почерком. А это письмо с заграничным штемпелем и маркой. Сердце почему-то забилось сильнее, она чувствовала, что сейчас прочтет что-то важное, что-то из прошлого. Немного помедлила и, задержав дыхание, достала письмо. «Дорогая сестренка! Шалом! С трудом узнал твой адрес. Прошло двадцать два года, как мы уехали. Мне тогда было четырнадцать лет, я не понимал, почему ты не поехала с нами, и почему родители запретили спрашивать о тебе. Друзей у папы не было, а мама полностью ему подчинилась. Не буду подробно описывать нашу жизнь, в первые годы было очень трудно, а теперь мы ни в чем не нуждаемся. Я получил хорошее образование, работаю в дорогой клинике и пишу научную работу. Отец своим фанатизмом совсем подавил маму. Мне легче, я живу отдельно, а она, бедняжка, мучается. А недавно вдруг заговорила о тебе, втайне от отца, конечно. Она подсказала, где тебя искать, и я сразу написал. Пожалуйста, откликнись. Отец не готов тебя принять, но, в конце концов, это случится. Я пишу тебе свой адрес и телефон. Буду ждать. Целую, твой брат, Яша».
Юлька несколько минут сидела, как неживая. Она еще раз перечитала письмо. Что же это получается? Этот Яша мамин брат? И еще у нее есть бабушка и дедушка? Ой! Надо посмотреть штемпель. Какое число? Непонятно. Вот здесь. Что-то стерто. А! Вот! 15января прошлого года. А в марте мама попала в больницу. Но она ничего не сказала про письмо, вообще ничего. Почему? Почему она ничего не рассказала Юльке про своих близких? Когда в последний раз она видела маму в больнице, та сказала, что теперь они заживут по-другому. Да, правильно, так она и сказала. Но три месяца она молчала. Она жадно прочитала письмо еще раз. «Прошло двадцать два года…» Столько, сколько ей лет. Значит, они уехали, не зная, что у них родилась внучка? Вспомнились слова тети Сони там, на кладбище. «Этот полоумный еврей выгнал свою дочку, а сам вместе с женой и сыном Яшей уехал в Израиль, а Олечка приютила ее у себя». Все правильно. Значит, Юлькин дед выгнал маму из дома. За что? Что она такого сделала? Возможно, это из-за ее отца. Как бы это выяснить? Обидно, что нельзя ничего узнать. А что же теперь делать? Надо написать ответ. Или не стоит? Посоветуюсь с Любой. Вот она удивится.
И, действительно, на следующий день Люба просто дар речи потеряла от этой новости. Она несколько раз заставила Юльку перечитать письмо, хотя та уже выучила его наизусть. Потом Люба сама полезла на антресоли, и со словами «Вдруг еще что-нибудь найдется», достала чемодан и другую коробку. Но в чемодане оказались Юлькины первые пинетки, еще ее детское платьице и несколько бережно уложенных маминых платьев, которые Юлька никогда не видела. А в коробке под старыми квитанциями на самом дне под пакетом лежала пожелтевшая фотография. Юлька с осторожностью стала ее разглядывать, от волнения закусив губу. Люба из-за ее плеча тоже посмотрела.