Укрепить престол

— А мы и так честь тебе выказали, слушая твои обвинительные речи. Понять же нужно тебе и тем, что так же думает, что это Мы поставили Дмитрия, а он прогнал, ляхам сперва отдавшись, а после и тех обманул. Мы не терпим обмана. Если на Дону обман царствует, то плохо для казачества. Отчего твой царь, словно татарин набегами жить стал? Быхов, Брагин? Вишневецкие не враги нам, они немало пороха дают, да оружием с нами торгуют, — объяснял ситуацию Дмитрий Барабаш.

— А ты отчего, Дмитро, разъясняешь ему? Смерть москальскому холопу! — выкрикнул Изапович.

Сагайдачный не сдержался и проявил эмоцию, зло посмотрев на своего конкурента. Петр Кононович понимал, зачем Изапович так нагнетает. Григорий Изапович является агентом влияния короля среди казачества, и, потом, ему очень важно, чтобы королевские войска получили больше казаков в войско. На самом же деле, запорожцы, посылая лишь три тысячи воинов, отмахивались от королевских дел. Казаки могут прислать и тридцать тысяч воинов, что очень много, и может сильно изменить все расклады на войне, но не сделало это, в том числе и по причине сопротивления подобному Сагайдачного. И смерть Корелы — это поступок, который практически объявляет войну России.

— Чего молчишь, кошевой атаман? Какое решение нам принять? — поддерживал Изаповича его соратник полковник Олевченко.

— Что предлагал царь? — спросил Сагайдачный у Корелы.

Петр Кононович читал письмо-послание, но он давал шанс донскому казаку заявить всем собравшимся о предложении русского государя. Пусть услышат. Да, не примут, это уже ясно, но ситуация может же измениться, и тогда всплывут слова русского царя, в пересказе атамана Корелы.

— Я не желаю это слушать! — выкрикнул Изапович.

— Так я и не держу тебя! — спокойно сказал Сагайдачный, ставя Григория Изоповича в неловкую ситуацию.

Уйдет — слабость и истерика, останется — подчинится и будет принужден слушать. Изопович остался.

— Многое государь предлагает. Помощь вам, совместные походы — то малое, что может быти. Мы уже строим струги на Дону, готовы на следующий год хоть бы и на Константинополь, чтобы пощипать его пригороды, Трапезунд, Кафа, Синоп. Государь хотел сладить соглашение по людям, чтобы покупать у вас православных, да хоть и татар, но за тех меньше по деньгам. Или обмен на пушки. На что вам, казаки, влезать в свару государей? Не говорю, чтобы стали на сторону России, говорю, что не лезьте ссориться с Россией! О чем ином можно говорить уже тогда, как руки мои заживут от пут, что вы навешали, — высказался Корела.

— А пусть все казаки выскажут свое разумение! — предложил Изапович и Сагайдачному ничего не оставалось, как согласиться.

Голоса разделились, но все же казаки были не на стороне Корелы. Были те, кто спрашивал, сколько уже завтра подвод с серебром пришлет русский царь, чтобы купить нейтралитет. И величина стоимости невмешательства казаков была запредельной для России. Пятьсот тысяч и казаки чуть ли не готовы ударить по ляхам с юга.

Не сделали бы этого — те, кто хотел подобного, были в отрядах Северина Наливайко и сложили свои головы во время восстания. Ну или еще не пришло время и для этого поколения казаков сказать свое слово против засилья польского, которое временно ослаблено внутренними и внешними проблемами Речи Посполитой.

Донского атамана увели. Уже было готово помещение — хлев со свиньями, где и будут держать Корелу, для того, чтобы на следующий день, при скоплении казаков казнить.

И вот, подвешенный к потолку Корела, ожидал, когда придут его убивать. Нет, никто не пытал, больше и не спрашивали, но и рассчитывать на то, что отпустят, было нельзя. Да ему прямо сказали о том, что будет и Андрей с достоинством принимал свою участь, до того попытавшись освободиться от пут.

— Что, Андрей Тихонович, тоскуешь? — раздался голос с боку, где находился вход в сарай.

— Да, что ты, какая скука! Вот размышляю, какую еще песню спеть. Жаль, что станцевать не могу, ноги висят над землей грешной. Но и так весело! — ерничал Корела.

— А ты не был таким! Угрюмым сычом ходил, шуток не понимал, да и сам не шутил! Это так служба на Дмитрия Ивановича влияет? — Сагайдачный встал напротив донского казака.

— Добрый он царь! Можно с ним казачий кулешь сварить! — отвечал Корела.

— Я не хочу войны меж нами. Мне могут понадобиться донские казаки, да и с государем русским можно замахнуться на великие дела. Может, и крымцам перья выщипать, — говорил Сагайдачный, медленно, словно ожидая чего-то.

— На словах говорили мне передать, что Гетманщина может быть. Не сейчас, позже, под рукой царя, но с гетманом, кабы сами решали, как жить, но помогали воинами и привечали русских. Все обсуждать можно, — сказал Корела именно то, что и хотел услышать Сагайдачный.

Петр Кононович лелеял мечту стать правителем и не только Запорожья, но и ряда территорий, которые считал Гетманщиной. Можно сделать переворот на Сечи, частью казаков подкупить, частью убедить, стать тем, кем может быть только во время походов. Вот только без поддержки из вне, не быть Гетманщине и не стать Сагайдачному гетманов. А так… с царем…

— Бери нож, саблю! Не робей! У входа три мертвяка, то казаки охраняющие тебя, твой побег выглядел правдоподобно. Вытащишь тела во двор, одного можешь оставить тут. Думаю, руки выкрутить себе сможешь, чтобы разрезать путы. За хлевом два коня, добрые они. Уходи. Погоня будет, но время тебе дам. И помни, что я сделал, мне войны не надо! А то, что предлагает государь… может время и придет для того, — сказал Сагайдачный и спешно вышел из сарая.

— Все правильно! Доброе теля двух мамок сосет! Будет доброе от царя, да испугается Сигизмунд, так и оттуда и отсюда получим, а там подумаем, к кому под крыло идти, — сказал Дмитрий Богданович Барабаш, когда Сагайдачный вышел из хлева. — Ты убил людей Изоповича, которые сторожили донца? Отомстил Григорию? Мудрено, что подложил Кореле. А если вскроется?

Сагайдачный улыбнулся. Не будет же Петр Кононович сообщать даже своего соратнику Дмитру Барабашу, что с Григорием Изоповичем собирается разделаться кардинально, иначе тот жизни не даст.

*……………*………….*

Москва

20 апреля 1607 года

Ксения Борисовна — царица и, если соответствовать титулу, который был утвержден государем, императрица, принимала в кабинете своего мужа людей. В старом кабинете, так как мастера мебельной фабрики, вместе со строителями-отделочниками, готовили Дмитрию Иоанновичу новое помещение для работы со всевозможными, а для многих, так и невозможными, новинками.

Вчера, когда Ксения Борисовна была под воодушевлением своей деятельности, царица была уверена, что делает все правильно. Сегодня она хорошо выспалась, голова по утру была светлой, а за завтраком пришла мысль, что нельзя что-то менять в своей жизни без одобрения мужа. Существует риск не только не снискать признание и радость Димитрия, но и потерять хорошее отношение. Вот и стоял вопрос: действия Ксении — это начала конца ее семейной жизни, или начала новой?

— Я рада приветствовать вас, — собравшись с мыслями, поняв, что отступать поздно, обратилась Ксения Борисовна к собравшимся.