Укрепить престол

— Нет, генерал русского главнокомандующего в этих городах нет! В Пскове головой себя провозгласил казачий вожак Иван Заруцкий. Он ранен, потому за него много решает заместитель. Ну а в Новгороде лютует Захарий Ляпунов, — продолжал свой доклад ротмистр.

— Письма с докладами и вестовых ко мне!.. А почему Ляпунов лютует? Вы же говорили, что русские стараются не убивать подданных шведского короля? — Делагарди начинал испытывать холодную решимость, отринув эмоции.

— Много жителей Новгорода поддерживали нас… нашего короля Карла, вот их и отсеивают. Есть слухи, что таких людей отправят в русскую далекую Сибирь, — отвечал адъютант.

Делагарди оценил ход русских. Вполне изящно. Можно было поаплодировать тому, кто придумал так обхитрить шведов. Можно, но Яков чувствовал себя брошенной невестой, которую до свадьбы лишили девственности и в обоих случаях, что с обманом русских, что с невестой, не до аплодисментов.

Нет, не был швед столь наивным, чтобы не предполагать вероятные ходы московитов. Но не сейчас, у них же война! Сигизмунд, если сведения генерала верны, рвется к Москве. Туда нужно направлять все силы, спасать свое государство. А они… разбив поляков под Смоленском, освободили свои силы и отправили их для контроля городов, которые шведы хотели оставлять за собой после войны, или иметь часть русских территорий в качестве компенсаций за то, что шведские солдаты проливают кровь за русских.

Но договор был нарушен именно шведами. Казаки не добились внушительных успехов в набеге на Ригу. Да, теперь этот город разом лишился половины своих ремесленников, которых бездумно бросили против не таких уж и диких и мужицких казаков. По некоторым сведениям казаки умудрились и что-то награбить и людей увезти, но они явно рассчитывали на большее.

— Они отправили в северные города только конные части? — спросил Делагарди.

— Нет. В Псков направляется два стрелецких полка, в Новгороде так же есть два полка, но в обоих городах было большинство конных, — отвечал адъютант.

— Эх, Шютте… гори в аду! Кто тебя просил так явно помогать полякам, а, получилось, что и русским? — чуть слышно проговорил Делагарди.

Якоб Пунтусс решил написать королю о том, что сделал Шютте и намекнуть, что нужно бы и расследовать, почему у русских появилось письмо. Это или слишком топорное исполнение тайного дела, или… может ли Шютте продаться? Каждый может.

Шютте воспитатель наследника, а тот был сильно впечатлен после посещения русских войск. Откуда у наследника шведского престола Густава Адольфа столько почитания личности русского короля? А потом и страха перед царем? Неужели русский правитель оказался столь хитрым и расчетливым, что просчитал характер шведского принца и уже воспитал под себя Густава Адольфа? Нет, это слишком сложно в исполнении.

— А что дальше? — сказал сам себе Делагарди, когда ознакомился с принесенными адъютантом бумагами. — Брать Полоцк и удачно его продавать! Ну и пусть в Стокгольме решают, я свою работу выполняю, как положено.

На следующий день шведские войска, потеряв убитыми семь сотен человек и еще тысячу раненных, из которых не менее восьми сотен воинов умрет, взяли приступом Верхний замок в Полоцке. К вечеру сдались и защитники Нижнего замка, который оказывался под плотным огнем из Верхнего.

Вот только на Могилев идти Делагарди не спешил. Это был бы серьезный отрыв от своих коммуникаций. Если прекратится снабжение армии, то все будет бесславно закончено. Однако, одвуконь в Ревель были отправлены вестовые с сообщениями для короля. Скоро корабль донесет до короля новости о взятии Витебска и Полоцка. Свою миссию Якоб Пунтусс знает и делает, что нужно качественно, и не от него зависело то, что русские города стали враждебны шведам и оттуда будут выселены те, кто ранее поддерживал шведского короля.

*……………*……………*

Могилев

30 июня 1607 года

Юрий Дмитриевич Хворостинин въезжал в Могилев. Чинно, горделиво, одетый в лучший свой доспех, скорее тот, что более остальных сверкал на солнце. Это был юшман, что еще славный великий предок иногда одевал в бою.

Отец нынешнего воеводы, Дмитрий Иванович Хворостинин, был гениальным военачальником, и Юрию Дмитриевичу было сложно жить в его тени. Жажда венных побед, стремление быть таким, как отец — вот главное, чем жил Хворостинин-сын. И пусть отец, ранее бывший отнюдь не в числе знатнейших людей державы, своими славными делами сильно продвинул род в местничестве, Юрию все еще не хватало знатности, чтобы участвовать в распределении важных военных постов. И сейчас свой шанс Юрий Дмитриевич не собирался упускать.

Пока у Юрия Дмитриевича не было возможности проявить себя, как полководец. Он оставался в тени Михаила Скопина-Шуйского. И вот Хворостинин получает назначение быть первым воеводой и, казалось, радость и возможность. Вместе с тем, у Хворостинина-сына была некоторая горечь от того, что он не брал большой литовский город Могилев силой своего оружия, не повел в лихую атаку русские полки, что сметали бы со своего пути любого супостата. Могилев был взят подлостью, ну или хитростью.

В городе уже зрел мятеж. Сплошь православное население, если убрать за скобки иудеев, крайне негативно относилось к униатству, считая Брестскую церковную унию предательством веры. А тут еще и обещание от русских войск, что никто грабить купцов не будет, если город станет русским. Могилевчанам не объяснили, что еще далеко не факт, что город войдет в состав русского государства, да и сами горожане не просчитали последствий от такого события.

В Российской империи не было городов с самоуправлением и, уж тем более, по немецкому праву. Да и с кем торговать могилевским купцам, если они станут подданными русского государя? Можно осваивать большой, но только формирующийся российский рынок, однако, тогда теряются уже наработанные торгово-экономические связи. Так что не все было просто… но это потом, а пока Могилев стал, пусть и временно, но русским, православным, городом [симпатизирующие России в городе могли быть, к примеру, в РИ религиозные противоречия в Могилеве вылились в восстание против униатского епископа Исофата Кунцевича].

План по вторжению в пределы Речи Посполитой был рожден в голове воеводы Скопина-Шуйского, но и Юрий Дмитриевич то же внес свою лепту в планировании. Так, было принято решение не идти по более протоптанной дороге на Оршу, Шклов. Русские полки выдвинулись на Мстиславль и далее сразу на Могилев. Такое решение было оправдано еще и действиями шведов. Врага так же нужно было смущать нелинейными шагами.

Тот факт, что выдвижение русских полков было налажено исключительно на повозках и верхом на конях — сильное подспорье для быстрого передвижения и возможности для маневрирования. Вот только данный подход сильно ограничивал численность русских войск, но уже шли следом три стрелецких полка и еще два полка городовых казаков, а вместе с ними и артиллерия. И вот это уже была сила для данного региона, когда основные войска Сигизмунда находятся в России.

Воеводе Хворостинину выделили дом могилевского бургомистра, который бежал из города. Вообще, Юрий Дмитриевич не препятствовал бегству могилевчан, лишь только приказал смотреть, чтобы поклажи у беглецов не было слишком много. Особо хорошо одетых мещан проверяли и на вынос драгоценностей. Уже собрано немало ценностей и Хворостинин вернется из похода вполне небедным человеком, хотя и до того не бедствовал.

— Воевода, к тебе человек! Рвется, говорит, что важное есть для тебя! — слуга развел руками.

— Ну, давай его! — Хворостинин напрягся.

Через пару минут перед воеводой стоял молодой мужчина с дерзким видом, словно великовельможный пан. Однако, Юрий Дмитриевич уже научился распознавать по польско-литовской одежде социальный статус человека. И этот был явно из мещан, но точно не бедствующих. Торговец или успешный ремесленник.

— Дозволь, пан воевода сказать тебе! — обратился мужчина лет двадцати пяти, со светлыми волосами и выразительными голубыми глазами.

— Кто таков и в чем твое дело? — отрешенного спрашивал Хворостинин, быстро теряя интерес к мещанину.