Укротитель времени (сборник)
Шрифт:
— Э-э-э… перстень был сделан для принца Крупкина, — пояснил Рой.
— Вот как? Никогда не доверял этому мошеннику с бегающими Глазами.
— Так-то оно так. Но вот Длинный говорит, что получил эту безделушку вовсе не от Крупкина. Он утверждает, что перстень дал ему герцог Родольфо.
— Не может такого быть. Я прекрасно помню этот заказ: я сам собирал схемы в соответствии с требованиями Крупкина. Теперь мне понятно, почему он так возражал против каких-нибудь модификаций! Он все предусмотрел заранее — этот приборчик можно без труда переделать. Ему нужно было только заземлить вывод А, провести
— И все-таки я получил его от Родольфо! — горячо сказал Лафайет. Герцог поручил мне одно важное дело, и перстень должен был служить мне пропуском.
— Тебе придется придумать что-нибудь более убедительное, — сказал Флимберт. — С этим перстнем тебя задержал бы первый дозор, даже если бы он состоял из одних мальчишек.
— Постой-ка, — перебил его Рой. — Может, он хотел тебе дать герцогский перстень с печаткой? Я сам видел его у герцога на пальце, когда он с нами торговался. Это тоже перстень с рубином, а на нем выгравированы две буквы: PP. Он, видимо, по ошибке дал тебе не тот перстень. Какое было при этом освещение?
— Влажное, насколько я помню, — ответил Лафайет. — Послушайте, джентльмены, мы напрасно теряем время. Теперь недоразумение улажено, и, если бы вы вернули мне одежду, я смог бы продолжить путь…
— Не торопись, приятель, — оборвал его Флимберт. — Мы знаем, как вести себя с теми, кто нарушает условия контракта.
— В таком случае, обратитесь к Крупкину, потому что именно он подписывал контракт.
— Он прав, — согласился Пинчкрафт. — Крупкин, как партнер по контракту, несет ответственность. Этот парень всего лишь его соучастник.
— Какое ему за это грозит наказание?
— Гораздо менее суровое, — неохотно признался Флимберт. — Каких-нибудь сто лет на камнедробилке.
— Ты слышал, Длинный? Тебе повезло, — поздравил его Рой.
— Я просто в восторге, — отозвался Лафайет. — А нельзя ли нам вместе что-нибудь придумать? Как вы смотрите на условный приговор, к примеру?
— А что, если он совершит какой-нибудь геройский поступок? — предложил Рой. — У нас есть партия галстуков ручной работы, которые никак не удается сбыть. Он вполне мог бы торговать ими вразнос…
— Да что за ерунда! — вспылил О'Лири. — Это все дело рук Крупкина, а я ни в чем не виновен. Кроме того, я уверен, что именно Хрупкий похитил леди Андрагорру.
— Это нас не касается.
— Возможно, но у меня создалось впечатление, что у вас предусмотрено суровое наказание всякому, кто попытается переделывать ваши изделия.
— Хм-м… — почесал нос Флимберт. — Это действительно так.
— Тогда давайте сделаем вот что, — горячо предложил О'Лири. — Если Крупкину удалось преобразовать персональное сигнальное устройство в камеру-шпион, то почему бы вам не смонтировать прибор таким образом, чтобы его действие стало обратным?
— То есть?
— Переделайте его так, чтобы он передавал сюда, в лабораторию, то, что происходит у Крупкина, а не наоборот.
Пинчкрафт наморщил лоб:
— Вполне возможно, вполне возможно.
Он знаком приказал всем молчать, поднял чашку и, поднеся перстень к свету, принялся за работу. Остальные молча наблюдали за его
действиями.— Так… соединение В к контакту D… проводник Е к излучателю X… красный… синий… зеленый…
Через десять минут Пинчкрафт удовлетворенно хмыкнул, вставил камень обратно в гнездо и поднес перстень к уху. На его лице появилась широкая улыбка.
— Я его слышу, — сказал он. — Вне всякого сомнения, это кольцо настроено на точно такое же парное, которое Крупкин держит при себе.
Он передал перстень Флимберту.
— Хм-м. В самом деле, это его голос.
— Ну, и что же он говорит? — спросил О'Лири.
— Поет. Что-то о дороге в Мандалай.
— Дайте мне послушать.
Флимберт передал ему кольцо; Лафайет поднес его к уху.
— …идола из глины звали Буддо-о-ой…
Слова заглушал шум воды. Лафайет нахмурился: казалось, он уже когда-то раньше слышал этот голос. Неожиданно пение оборвалось. Лафайет различил легкий стук, за которым последовало чертыхание, потом шаги и звук отворяемой двери.
— Ну? — недовольно спросил голос, певший перед этим песню.
— Ваше высочество… плен… то есть, я хотел сказать, ваша гостья отказывается от приглашения присоединиться к завтраку и… э-э-э… приносит подобающие извинения.
— Черт бы ее побрал! Я хочу, чтобы она чувствовала себя здесь, как дома, только и всего! И не надо мне лгать, Хонч. Эта дрянная девчонка не знает, что такое извинения. Она только и делает, что топает ногами и приказывает с тех самых пор, как появилась здесь. Я тебе честно скажу, иногда меня берут сомнения, стоит ли вообще с ней так церемониться.
— Должен ли я… э-э-э… передать ей приглашение вашего высочества к обеду?
— Нет, это лишнее. Позаботься только, чтобы ей подавали в комнату все, что она потребует. И вот еще: она должна быть всем довольна, насколько это вообще возможно. Я не хочу, чтобы у нее появились морщинки или растрескались руки, пока она здесь находится.
— Конечно, ваше высочество.
Шаги, звук закрывающейся двери, негромкий свист, и вдруг — тишина и тяжелое дыхание.
— О, дьявол! — пробормотал голос. — Неужели эти коротышки…
Фраза оборвалась. Послышался громкий скрежет, потом глухой удар, за которым наступила полная тишина.
— Угу, — сказал Лафайет. — Он перестал передавать.
Все остальные тоже послушали по очереди.
— Он, видно, сообразил, что что-то не так, — заметил Пинчкрафт. Вероятно, положил кольцо в шкатулку и захлопнул крышку. Ну, что ж, конец контрразведке.
— Очень жаль, — беспечно сказал О'Лири. — Только-только стало интересно.
— Да. Ну, ладно, пойдем, приятель, — приказал Флимберт. — Тебя ждет камнедробилка.
— Пошли. Прощай, Рой, — сказал О'Лири. — Я готов выполнить свой долг перед обществом, но мне очень жаль, что веселье начнется без меня.
— Не переживай, Длинный, жизнь на «Аяксе» не отличается особым разнообразием, так что ты ничего не упустишь.
— Кроме нападения, — сказал Лафайет. — Вторжение на «Аякс» Крупкина со своей армией, военно-воздушными силами и флотом будет, вероятно, впечатляющим.
— Какое вторжение? — перебил его Флимберт. — О чем это ты говоришь?
— Ах, да, я совсем забыл: вы же не могли его слышать. Впрочем, он, наверное, дурачился, только и всего.