Укротители лимфоцитов и другие неофициальные лица

– Только в дождь туда не вставай. Ну, правда я хорошо все придумал?

Янек смотрел на Доктора Славика из-за своего стекла с ужасом, Пепа – беспомощно и с еще большим изумлением, чем прежде.

Но – приспособились. А пойди не приспособься, когда Доктор Славик трижды в неделю катался с ними, взяв операцию по подготовке Янека к вступительным экзаменам под личный контроль. После завершения маршрута он тащил своих юных друзей в ближайшую от автопарка тихую пиццерию и кормил пиццей за свой счет, пока они еще часа два распутывали хитросплетения химических взаимодействий. Постепенно Янек, который все по тем же темным семейным обстоятельствам не мог заниматься дома, втянулся и научился виртуозно делить свое внимание между дорогой и химией. Втянулся и профессор Петржелка, он освоился на передней площадке и действительно оказался прекрасным лектором – в ту весну многие, заслушавшись, проезжали свою остановку, потому что пан профессор царил и восхищал: глаза его наполнялись огнем, худые плечи приподнимались, подбородок выпячивался вперед, очки на тонком носу подрагивали и все время норовили съехать на сторону.

– Как ты не понимаешь? – метался он по пятачку на передней площадке, обращаясь к Янекову затылку. – Да ты и не слушаешь совсем! – возмущенно стучал он в стекло и тут же отвлекался, к примеру, на входящую в автобус старушку, выхватывал у нее сумку, отводил к свободному месту и вихрем возвращался вперед, оставив старушку в полном недоумении и с не успевшей сорваться с уст благодарностью. – Так вот, слушай, это важно и может быть в тесте, не говоря о том, что это же дико красиво! – и он снова стучал в стекло. – Углерод проявляет валентность IV за счет распаривания 2s2-электронов и перехода одного из них на вакантную орбиталь! Это же гениально! – он преподносил свойства элементов, химические законы и правила, как преподносят волшебный подарок, с тем лукавым и счастливым видом, с каким, наверное, любящий родитель, выхватив из-за спины, протягивает ребенку давно желанную игрушку.

И Янек, не отрывая взгляда от дороги, кивал, запоминая, а Доктор Славик смотрел умильно и тоже кивал. Правда, и тут получился небольшой казус: некоторое время спустя Доктор Славик заметил, что в автобусе прибавилось хихикающих девиц. Они садились на той же остановке, что и Профессор Петржелка, а выходили на конечной, и все время, пока профессор объяснял, они наперебой строили ему глазки, а несколько особо нахальных, к страшному неудовольствию Доктора Славика, повадились задавать вопросы. При этом, судя по возрасту и вопросам, химия в школе у них еще не началась, но Профессор Петржелка, как честный человек и одержимый профессионал, все равно пытался отвечать, мужественно вступая в бой с темными заблуждениями, неточными формулировками и покоцанной логикой девичьих вопросов. Время, отведенное Янеку, пропадало втуне, Доктор Славик ерзал на сиденье, а когда терпение его иссякло, все-таки подошел к девицам и, понизив голос, чтобы не отвлекать Профессора Петржелку, пообещал, что та из них, которая завтра появится в автобусе и станет хихикать, отвлекая благородных донов от химии, будет на веки вечные сдана в лабораторию радиохимии для опытов. И там у нее непременно вырастет вторая голова с отвратительным цветом лица, а то и что похуже. На ближайшей остановке девиц из автобуса как ветром сдуло, и спокойное движение следующего “химического маршрута” уже ничто не нарушало… Кроме одного: Профессор Петржелка загрустил. И не потому, что ему хотелось именно дамского внимания, а потому что они были аудиторией, которая подавала признаки жизни и пыталась участвовать в процессе, хоть и весьма бестолково.

– Что же, им не понравилось, как я читаю? – близоруко и с вызовом глядя на Доктора Славика, спрашивал Профессор Петржелка. – При их, я прошу прощения, скромных знаниях мои лекции могли бы очень им пригодиться в будущем, неужели никто из них этого не понимает?

– Может быть, я слишком сложно объяснял? – спрашивал он через некоторое время, внезапно отворачиваясь от Янека.

– Может, я их чем-то обидел? Не может же быть так, чтобы они все сразу утратили интерес? – внезапно прерывал он на полуслове повествование о карбонатах и в ужасе шарахался от самой этой мысли. – А что если я уничтожил в них интерес к химии?! – и он бледнел, серел и едва не падал в обморок, шепча роковое: – Навсегда…

Прямо комплекс какой-то развился у бедного профессора на почве исчезнувших поклонниц и недопрочитанного им курса химии, даже энтузиазм Янека, который с каждым днем все лучше и лучше разбирался в молярностях, валентностях и молекулярных массах, не мог утешить Пепу Петржелку в его горе. Тогда наконец у Доктора Славика сдали нервы. В один прекрасный день он дождался на остановке давешних школьниц и оповестил их, что условия переменились: теперь в лабораторию радиологии попадет каждая, пропустившая хотя бы одну поездку на автобусе. Девицы вдохновились и вернулись, Профессор Петржелка хлопнул себя по лбу и воскликнул: “Ну конечно! У них же были каникулы, как это я не догадался!” Доктор Славик скрежетал зубами, равновесие было восстановлено.

Физику Янеку объяснял Доктор К., как впоследствии он объяснял ее Кларе, правда, места для демонстрационных моделей не хватало, и Доктор К., привыкший к наглядности, страдал по этому поводу, то и дело пытаясь самостоятельно изображать то магнит, то маятник Фуко. Впрочем, Янек, следивший за дорогой, не мог в полной мере оценить актерских талантов Доктора К., в отличие от пассажиров, которые, не побоюсь этого слова, наслаждались.

А однажды за объяснением Янеку гистологии был застукан пан Профессор Прохазка.

– Куда же это годится, коллега? – возмущенно гудел Доктор Славик. – Это же как называется – гистологией человеку голову забивать, когда его ждет экзамен по химии и физике! Гистология же только во втором семестре первого курса начнется, зачем ему сейчас гистология?

– Ну и что, – горячился Профессор Прохазка, размахивая старческим кулачком перед носом Доктора Славика, – вот они и приходят потом к нам на кафедру – ни в зуб ногой, ни костный мозг под стекло правильно положить! Поступить-то он поступит, а ну как потом остолопом останется?! Гистология – залог правильного понимания медицины! – резюмировал он, победоносно глядя на Доктора Славика, и возразить тому было нечего.

Я до сих пор удивляюсь, как Янек не сошел от них с ума. Но факт остается фактом: не сошел. Более того, блестяще сдал все экзамены, а сейчас уже и гистология позади: Янек учится на четвертом курсе, работает санитаром в нашем центре (к сожалению, в силу чисто административных причин в Чехии невозможно работать медсестрой или медбратом, учась в медицинском институте), и его уже с нетерпением ждет Доктор Славик – передавать мастерство трансплантолога. Впрочем, и пан Профессор Прохазка не отказался от мысли заполучить Янека на свою кафедру для научной работы.

Кстати, Янек не единственный, чье лицо обратилось к медицине благодаря сотрудникам нашего института. История, объединившая поэзию, любовь и внезапное совместное распитие спиртного, оказалась значительно ближе к лаборатории иммуногенетики, чем история с Янеком. Вот она.

Про любовь, поэзию и…

Дело было прошлой зимой. Стояли холода, по всей Златобашенной мело и вьюжило, а над красными крышами с утра до вечера дымили трубы каминов и котельных, выпуская в морозное небо густые белые облака. Погода, конечно, живописная и всячески литературная, но для жизни, на мой личный взгляд, плохо пригодная. Большинство коллег были того же мнения. Все-таки нелегко, когда ты привык бултыхаться сутками напролет в лабораторном фильтрованном воздухе неизменной комфортной температуры и чистоты и вдруг сталкиваешься с необходимостью время от времени нырять в снежную тьму, стучать зубами, плясать в ожидании автобуса и покупать на последние деньги дополнительную пару варежек. Словом, страдали. Но речь совсем не о том.

А о том, что однажды зимним почти-что-вечером Доктор К. вкатился к нам в лабораторию на своем любимом стуле и возвестил: “Коллеги, мне было видение. Я видел нас весело и беззаботно пропивающими зарплату в одном кабаке на Летне [15] . Думаю, с видениями не шутят, поэтому предлагаю всем завтра явиться по померещившемуся мне адресу”, – и укатил, прежде чем Солнечный Л. или я успели высказаться насчет кабаков, зарплаты и особенно видений Доктора К.

Как известно, с Доктором К. не шутят: кто сегодня не явился на вечеринку, тот завтра, к бабке не ходи, получит бан в цитометрическом компьютере на месяц. Или, того хуже, позвонит Доктор К. посреди вечера да и молвит ангельским голосом: “Я тебя, дорогой коллега, на конференцию записал. Сегодня последний день регистрации, но я успел! Кстати, без доклада регистрировать не хотели, так что не обижайся, я им сказал, что ты про нейроны можешь рассказать, что ты у нас по нейронам просто эксперт”. Тут обычно проштрафившийся несчастный начинает хватать воздух ртом и вопить: “Какие нейроны?.. Я их в последний раз на занятиях по гистологии в универе видел, да и то был с похмелья! Я дендрит от аксона не отличаю!” “А придется!” – иезуитски радостно сообщает Доктор К. и на этом обычно вешает трубку.

15

Летна – район в Праге.

Исходы таких воспитательных мероприятий бывают разными. Иногда низводимый и курощаемый коллега идет к нашему завотделением Дэни и требует справедливости. Если доклад совсем не из нашей области, Дэни устраивает взбучку Доктору К., отменяет доклад и регистрацию, а за потраченное время на всех действующих лиц налагает епитимью в виде дежурств и чистки центрифуг. Но если есть хоть малейшая возможность связать заявленную Доктором К. тему с кругом наших непосредственных интересов, то Дэни говорит несчастному: “Ты, дружок, вот что, подумай-ка, как это одно к другому присобачить, потому что может ведь и правда совсем неплохо получиться, если поднапрячься!” В каком направлении напрягаться и что через чего друг с другом сопрягать – уже забота наказуемого. Доктор К. торжествует, виновный, не посетивший вечеринку, потеет и скрежещет извилинами, а погода в лаборатории временно налаживается. Надеюсь, теперь вы понимаете всю неизбежность встречи на Летне, вдохновленной видением Доктора К.