Укрывшись мечтой
Шрифт:
– Сейчас на работе, а вообще мы за городом, как обычно, – я покачивалась из стороны в сторону.
– А дом как, строитесь уже?
– Пока нет, – мне всегда было странно общаться с взрослыми, будто мы равны друг перед другом. Будто знаем друг друга очень давно и можем разговаривать на любые темы. Я смутилась и опустила глаза на асфальтовую дорожку возле моего подъезда.
– Ну, увидимся еще, Агния, маме привет передавай, – закончила она нашу беседу.
Я помахала вслед двум уходящим от меня фигурам.
Когда разговор заходил о Машкиной маме, я непременно вспоминала ее прекрасные кудри, будто у ангелочка, только
Перед сном у меня была привычка воображать себе свое будущее, иногда, будущее из снов, становилось настоящим, и я видела в этом магию. Магию воображения.
Засыпая в этот раз, я представляла себя и Тараса. Значит и правда влюбилась, подумала я уже сквозь сон.
10
Пуська скакала по цветному ковру с моим носком в зубах. Смешная она конечно, носок был размером почти с нее, но она отважно боролась.
По приезду в город, она быстро освоилась и нашла все самые лучшие места в квартире. Особенно ей нравилось спать на спинке моего рабочего кресла, за диваном и на моей подушке.
Пуся была больше чем кошкой, за эти пару недель она стала членом семьи.
Конечно, были у нее и пагубные привычки. Например, бывало она делала свои делишки на кровати или прямо в мои туфли. Долгое время мы не понимали почему.
Кошка росла быстро, аппетит у нее был отменный. То и дело с моим махнолапым другом случались какие-то казусы. Когда усы дверь защемит, кстати, усы у Пусьены были будто бы и не ее вовсе, длинные, в две трети кошачьего тельца. А случалось, что и сама себя в зеркале напугается.
Сначала жизнь с ней была не простой, каждые два часа приходилось отпаивать ее молочком из пипетки, Пуся сопротивлялась, мол, не буду я пить вот эту вашу гадость. Позже процесс этот затянул ее, и она стала в знак благодарности впиваться когтями в ноги, быстро перебирая лапами.
То и дело она путала мои руки с игрушками. Стоило только свесить руку с кровати во время сна и от последней грозило ничего не остаться.
Соседские коты Пуську не признавали и пытались задрать ее, поэтому наша «сильная и независимая» особа приходила то с окровавленным носом, то с изодранным боком, хотя поначалу там и выдирать-то было нечего.
И вот из совсем малюсенького котенка, которого приходилось отпаивать из пипетки, она стала превращаться в самостоятельную красивую кошку. А вместе с тем и в полноправную хозяйку дома.
Она демонстративно отказывалась есть то, что было ей не по нраву, не спала с людьми и очень избирательно подходила к дружбе.
Но все это было ничем по сравнению с тем, что я чувствовала к этому махнолапому существу, которое в порыве своей любви могло повредить тонкую кожу моего лица.
Однажды, так и случилось, в порыве нежных чувств нежная подростковая кожа носа была слизана полностью. Нос болел не меньше недели, а выглядел просто ужасно.
Я очень привязалась к ней и изредка стала называть Пусьеной Тарасовной.
11
Мы пробыли в городе всего пару дней. Дорога до деревни всегда была для меня целым испытанием. Только представьте, я и мама, нагруженные рюкзаками и сумками в каждой руке, к которым в этот раз еще добавилась переноска. Пуся в ней сидела не охотно и при каждой возможности просилась на руки.
Путь до
вокзала был не очень близким, а после этого нужно было еще четыре часа трястись в ПАЗике. Мягкий шерстяной комочек сидел у меня на коленях и любопытно выглядывал в пыльное окно. Меня же в дороге всегда укачивало, и я засыпала.У нас с мамой был плеер «Panasonic» с большими накладными наушниками. Я надевала наушники и погружалась в свой собственный магический мир. Мир сна.
По приезду в рабочий поселок мы снова нагружали на себя все наши тюки и продолжали свой путь. Лямки рюкзака всегда ужасно больно давили на плечи и, если не получалось переключить с них свое внимание, дорога превращалась в каторгу. Солнце палило прямо в лицо, а мчащиеся мимо машины не давали расслабиться и получать удовольствие от прогулки.
Идти приходилось по трассе. Изредка могло повезти и, проезжая мимо Веселый Молочник, который развозит доярок, мог подхватить нас.
Веселым Молочником его прозвали потому, что он всегда был веселым, не смотря на все обстоятельства, которые происходили в его жизни. Он был простодушным мужичком с густыми усами и приличным животиком.
Усатый мужчина приоткрыл дверь своего грузовика: садитесь, подвезу вас.
– Здравствуйте, дядя Петя, – крикнула я в ответ.
Мама улыбнулась и начала снимать тяжелый бордового цвета рюкзак, чтобы закинуть в кузов машины, где весело сидело пятеро доярок в чисто настиранных и отглаженных платочках. Волос практически ни у кого видно не было, кроме одной молодой девчонки, из-под платка которой выбивались мелкие кудри. Красивое платье в крупный горох нежно подчеркивало ее фигурку, а улыбка выдавала ее доброту и доверчивость к людям. Я примостилась рядом.
– Поехали, – постучала мама по крыше кабины и машина тронулась.
– Давай, девчонки, запевай нашу, – сказала самая крупная из пятерых женщин.
«…На заре ты ходил по росе, утром раннимВетер странствий сбивал тебя с ног.Был как Солнце – чужой, когда ранен,И не знал всех значений дорог,И не знал, что путь так далек…» [2]Ветер обдувал лицо, а волосы постоянно лезли в открытый рот. Пуся истошно орала из своей переноски, а мама подпевала дояркам. Мимо проносился лес и вот мы уже у поворота к деревне, высадив доярок у фермы, едем в кузове втроем. Веселый молочник останавливает нам у дома, а сам едет дальше.
2
Любэ «А зори здесь тихие»
– Спасибо, дядь Петь, – говорит мама и машет ему рукой.
– До свиданья, – кричу я.
– Пока-пока, Агния!
Если же удача нам не улыбалась, мы шли весь путь пешком. Иногда мимо проезжали товарные поезда, и я считала их вагоны. У нас с мамой был уговор, по очереди слушать музыку по дороге. В этот раз была моя очередь. В то время я была ярой фанаткой «Максим».
Путь можно было сократить через поля, но чаще всего мы этого не делали. После поворота к деревне, идти становилось легче, то ли потому, что оставалось совсем чуть-чуть, то ли потому, что дорога была под гору.