Укуси меня

Но девчонка не желает понимать намеков, поэтому из раз в раз повторяет попытки подружиться.

Как-то раз поднимаюсь по ступеням в университет, держу "свою" Элизабет за талию, предлагаю ей сегодня нарушить комендантский час и прийти ко мне ночью, но сбоку под лестницей обнаруживаю толстушку Элис. Она улыбается и приветливо машет рукой, встает на цыпочки (насколько это возможно при ее габаритах) и кричит:

– Альберт, привет, это я - Элис! Ты не узнал меня?

Позорище какое... хочется провалиться с лестницы прямиком в ректорский подвал.

Я делаю вид, что внезапно ослеп и оглох, не отвечаю на приветствие, стараюсь пройти лестницу, как можно быстрее. Элизабет обычно дьявольски ревнива, но в данном случае даже она лишь недоуменно рассматривает неизвестный крупный объект и удивленно спрашивает:

– Кто это?
– указывает пальцем на Элис, а я отрицательно машу головой.

– Никто, - отвечаю намеренно громко, чтобы девчонка слышала и прекратила строить воздушные замки.

Волк внутри меня странно молчит, наши интересы часто совпадают, но в этот раз он настороже. Чувствую - принюхивается к Сучке, но не чувствуя запаха, недоумевает. Ведет себя странно. А мне лично даже не интересно, как пахнет блохастая.

Наивная блохастая, посмотри на себя и на меня. С кем ты пытаешься подружиться?

Пять месяцев исправного молчания должны были дать понять, что мы не будем друзьями. Чистокровные в большинстве своем презирают блохастых, и я не собираюсь становиться первым, кто нарушит золотое правило. Но эффект есть, по крайней мере, теперь не тошнит от вида толстушки Элис. Привык к ее "особо страшной" внешности и она уже не кажется настолько отвратительной.

Но каждому терпению приходит конец. И моему тоже. Я долго терпел дружбу толстухи...

Сидим на обеде в кафе с друзьями и Элизабет, когда заходит одиночка Элис. Громко вздыхаю, а Элизабет смеется над появлением "обаятельной" девицы. Друзья тоже не оставляют без внимания приход блохастой, но едва она подходит к нашему столику, все дружно замолкают и изображают дружелюбие.

Элис присаживается на соседний со мной свободный стул, ставит поднос с едой на стол, здоровается с группой чистокровных и начинает воодушевленно рассказывать о лекции. Друзья делают вид, что "страшно" заинтересованы рассказом, кивают, подбадривают вопросами, но вижу, как прячут ухмылки. А глупая Элис не замечает фальши в перевертышах, напротив продолжает с улыбкой делиться проблемами:

– Представляете, довели его до бешенства. Преподаватель от ярости сломал указку, а нам поставил единицу за тест!?

Она думает, что смешно? Думает. Смеется и мои друзья поддерживают веселье, только не из-за ее рассказа, а над ней. Над девчачьей глупостью, слепотой, уродливостью и недоразвитостью. Мой лучший друг от смеха давится и выплевывает содержимое сока обратно в стакан. Дабы не захлебнулся, стучу ладонью ему по спине.

Элизабет поворачивается ко мне и тайком на себе обрисовает огромную грудь толстухи.

Другая девушка чешет голову ногтями, изображая блох, которые прыгают на голове Элис.

Идиотка не замечает дружного смеха и от этого всем становится еще смешнее.

Она настолько глупая, что не понимает общественного пренебрежения. Думает, действительно, над ее шуткой смеются? Насколько надо быть идиоткой? И меня за собой тянет.

Вскоре толстуха заканчивает свой "веселый" рассказ, а наш стол уже не может остановиться и смеется так, будто очень хорошо дунули. Один я не смеюсь, поскольку ее тупость не забавляет, а бесит. Пытаюсь не обращать внимания, отвлекаюсь на бокал с соком. Охлаждаю гнев прохладным вкусным соком, но способ не помогает отвлечься. Через некоторое время захлебывается смехом уже всё кафе. Многие поворачиваются к нашему столу и смотрят на Элис, но та не замечает.

Я медленными шагами подхожу к грани, после которой происходит взрыв. Долгое время я был довольно тактичен, пытался показать девчонке ее место и не оскорблять, но с меня хватит.

Беру ее поднос с едой и толкаю со стола. Еда вываливается вместе с тарелкой на ее юбку, а сам поднос с грохотом падает на пол и гремит, привлекая звоном еще больше внимания.

– Убирайся и больше не показывайся мне на глаза!
– объясняю очевидные вещи в наконец-то наступившей тишине, а то от их смеха голова начинает болеть.

Элис склоняет голову, смотрит на остатки салата на своей юбке. Не знаю, может плачет, может нет. Плевать. Она поднимает поднос и стряхивает на него остатки еды, но сколько бы не старалась - ее вид еще хуже, чем прежде. Все это она делает нарочито медленно и спокойно под какофонию нового унизительного смеха и пренебрежения. Ужасные, уродливые звуки заполняют пространство, пропитывают кожу толстухи и просачиваются даже в мою. На секунду жалею о поспешных действиях, но быстро одергиваю себя за неуместную жалость.

Толстуха поднимается из-за стола и ставит поднос с остатками пищи на стол. Поднимает на меня спокойный взгляд и произносит:

– Можешь тоже посмеяться, как это стадо. Ты такой же идиот, Альберт.

– Ты кого назвала стадом, толстуха?
– от одной фразы Элизабет выходит из себя, прекращает смеяться. Я предусмотрительно обнимаю ее за талию, не даю встать и приблизиться к Элис.

– Заканчиваем на сегодня концерт, - обозначаю наши дальнейшие действия. Толстухе я показал ее место, отныне больше не подойдет, и Элизабет стоит прекратить нападки, но она не останавливается. Громко говорит вслед удаляющейся Элис:

– Толстуху отвергли. Сейчас пойдет рыдать в туалете.

Элис ни одним волоском не дергается. Уходит из кафе под громкие выкрики: «Толстуха-блохастая» и даже не пригибает головы, когда на нее обрушиваются остатки нашей пищи.

Элизабет

POV Альберт

С того дня, как указал ей на место блохастой и подчеркнул прилюдно, что ей следует употреблять пищу на полу ( под ногами чистокровных перевертышей) толстуху Элис больше не вижу. Несколько раз специально разыскиваю ее в толпе недоразвитых, но не замечаю оборванки. Все правильно. Я поступил так, как надо. Блохастые должны знать свое место и не высовываться из своих захудалых нор.

В целом, меня мало заботят другие девушки. Все мысли заняты Элизабет, с которой встречаемся почти год. Идеальная девушка. В меру умна, в меру глупа и безумно сексуальна. Впервые столько времени встречаюсь с одной девушкой и мне с ней очень удобно. Наверное, именно эти ощущения глупые девчонки называют любовью.

Мне не нравится в Элизабет одно - дурь, не послушание. Если я говорю делать так, то требую подчинения, но Элизабет слишком избалованна и часто идет вопреки. Скрывается, врет, видите ли ей хочется гулять, как все Волчицы.