Уланы Цесаревича Константина

Между тем Вандамм вознамерился решительным ударом сломить геройскую оборону нашей пехоты и пустил вперед две сильные, густые колонны, приказав им пробиться сквозь нашу линию между левым крылом и центром.

Колонны двинулись, овладели селением Пристен, прорвались в назначенном для того пункте и, выйдя сквозь лесок из-за оврага на равнину, кинулись на батарею Байкова, громившую их картечью.

Казалось, вот-вот уже верный и окончательный успех ожидает противника, – но в этот решительный момент генерал-майор Дибич развернул лейб-улан и драгун, не дожидаясь приказаний. С одной стороны трубы гремели атаку, с другой – неприятельская пехота двумя громадными массами мерным шагом грозно наступала с барабанным боем. Дибич во главе двух приведенных им полков первым понесся в атаку. «То была самая блистательная минута битвы», замечает историк [66] . Генерал Ермолов, также описывая ее в своем донесении, говорит, между прочим: «лейб-гвардии уланский и драгунский полки с невероятным стремлением ударили на колонны. Одна скрылась в лес, другая огонь дерзости угасила в крови своей. Охваченная со всех сторон, легла мертвая рядами на равнине» [67] .

66

Михайловский-Данилевский, т. I, стр. 357.

67

Донесение генерал-лейтенанта Ермолова графу Остерману-Толстому от 22-го августа 1813 за No1296. (Богданович, т. II. Приложения, стр. 698.)

Этою атакой, в которой мы захватили 500 человек в плен, закончился первый день Кульмского боя. Еще некоторое время продолжалась канонада, но Вандамм не возобновлял наступления, и таким образом около шести часов пополудни бой с обеих сторон прекратился. В восьмом часу пришел Милорадович, а вскоре вслед за ним подоспели еще другие, свежие силы.

В Кульмском сражении наша гвардия оказала чудеса мужества и стойкости. «Нет ужасов, могущих поколебать храбрые гвардейские полки», доносил Остерман государю. И замечательно, что списки об отличившихся офицерах вовсе не были представлены, потому что если бы представлять, то «надобно б было, – как говорит Ермолов в своем донесении, – представить список всех вообще». «Не представляю и о нижних чинах, продолжает он: надобно исчислить все ряды храбрых полков, имеющих счастье носить звание лейб-гвардии государя, ими боготворимого» [68] .

68

Там же.

"Память Кульмского сражения не умрет в веках, по необыкновенному мужеству русских войск – замечает историк [69] , – и потому что оно дало другой оборот войне. Если бы граф Остерман не решился пробиваться сперва по Теплицкой дороге, а потом не удержал ее за собою, он подверг бы великой опасности армию, находившуюся в горах. Она лишилась бы чрезвычайной выгоды, какую в военном отношении представляла ей западная часть Богемии для действий на сообщения неприятелей и потеряла бы на долгое неопределенное время возможность совокупного действия с другими армиями".

69

Михайл.-Данил., т. I, стр. 360.

Король Прусский, присутствуя на месте боя, как свидетель подвига русских войск, наградил всех генералов, офицеров и солдат, бывших в строю 17-го августа орденом Железного Креста. Граф Милорадович, в приказе, отданном по этому случаю говорит: «Да умножат сии новые знаки отличия на груди вашей число тех, которые трудами и кровью приобрели вы в битвах за спасение отечества, за славу имени Русского и за свободу Европы!»

На поле Кульмской битвы возвышаются теперь три памятника, воздвигнутые впоследствии монархами союзных держав, которых войска участвовали в поражении Вандамма. Но император Александр увековечил память этой знаменитой победы достойным подвигом добра, учредив, ровно год спустя, комитет для вспомоществования всем неимущим воинам на поле чести кровь свою проливавшим.

1-го января 1814 года лейб-гвардии уланский полк торжественно, при звуках музыки, перешел Рейн и вступил в пределы Франции.

Из шестнадцати боевых дел выпавших на долю полка в эту кампанию, в особенности выдаются два эпизода: один при Соммепюи, другой под Фершампенуазом.

11-го марта легкая гвардейская кавалерийская дивизия, под начальством графа Ожаровского, двигалась в направлении к Соммепюи и настигла по дороге артиллерийский парк Макдональдова корпуса под прикрытием пятисот сапер и канониров. Командир парка, завидя неприятельскую конницу, тотчас же поставил его в каре и приготовился к обороне. Несколько гранат, удачно пущенных из наших орудий, расстроили противника и угрожали взрывом зарядных ящиков. В этот момент лейб-гвардии уланский полк, выстроив фронт, пошел в атаку и, врубившись в самую середину каре, уничтожил на месте почти всю артиллерийскую прислугу и захватил в плен 300 человек и 23 орудия, со всею упряжью и зарядными ящиками, потерпев ничтожную потерю несколькими ранеными людьми и двумя убитыми конями [70] . Ротмистр Глазенапп за это дело получил в награду орден Св. Георгия 4-й степени.

70

Формуляры лейб-гвардии уланского полка положительнейшим образом указывают на взятие сим полком именно 23-х орудий; в «Истории» же лейб-гвардии гусарского полка число их ограничено 15-ю, а генерал Богданович, основываясь на донесении графа Ожаровского (Воен.-уч. Арх.; Журн. вход. бумаг No 545), говорит, что захвачено было 300 пленных и 14 орудий, а остальные 12 орудий загвождены. В данном случае мы следовали показаниям полковых формуляров, потому что полку, который первым врубился в парк и выхватил из оного первый приз этого боя, конечно, ближе других известно количество своей добычи.

Но зато полк лишился храброго штабс-ротмистра Корочарова, который еще в корнетском чине доставил ему вечную славу взятием под Красным неприятельского знамени. Корочаров убит наповал, в то время как врезался, одним из первых, в каре противника.

13-го марта главные силы союзников двинулись от реки Марны к Парижу. Мармон, теснимый нашим авангардом, подошел к местечку Соммесу, где и занял боевую позицию, в ожидании присоединения к себе войск Мортье. Здесь завязался бой, длившийся шесть часов сряду. Мармон, видя, против себя одну только кавалерию противника, надеялся в порядке отступить к Фершампенуазу.

В это время Барклай-де-Толли, слыша сильную канонаду в авангарде, приказал графу Ожаровскому идти туда на помощь с лейб-гвардии драгунским и уланским полками. Вслед за ними была двинута 1-я кирасирская дивизия с кавалергардами во главе и с одною ротою гвардейской конной артиллерии.

Между тем Мармон и Мортье соединились, так что теперь их силы простирались до 22.000 человек. Стараясь прикрывать Париж, маршалы решились отступать по большой Парижской дороге и приказали войскам сняться с позиции. Пехота была пущена вперед, а конница оставлена в арьергарде. Граф Пален, командовавший кавалерией нашего авангарда, сбил эту конницу и прогнал ее за пехоту противника, которая, свернувшись в каре, продолжала отступать к селению Конантре, лежавшему впереди Фершампенуаза.

Было уже около двух часов пополудни, как вдруг поднялся сильный восточный ветер. Тяжелые серые тучи почти мгновенно заволокли все небо, пошел дождь, снег, град, и все это закружилось в вихре порывистой бури. Ветер бил прямо в лицо Французам, которых сначала ослепляло песком и пылью, а потом осыпало градом, проливным дождем и снежною завирухой.

Под этою-то бурей граф Ожаровский с двумя своими полками на рысях прибыл к месту боя. Конная батарея наша тотчас же снялась с передков и открыла частый огонь по противнику. Почти одновременно с этим, Ожаровский подал сигнал к атаке. Уланы развернулись вправо, а драгуны влево от своей батареи и, имея перед собою августейшего своего шефа, цесаревича Константина, с криком «ура!» понеслись на неприятеля. Лейб-уланский полк, под командою генерал-майора Чаликова, ударил во фланг противника. Французы не выдержали этого отчаянного натиска и бросились бежать, бросая за собою ружья, орудия и зарядные ящики.

Один из французских писателей [71] говорит что «смятение было столь велико, что 24 орудия, более 60-ти зарядных ящиков и обоз были брошены перед Конантре. Пораженные паническим страхом, артиллерия, конница, пехота – все побежало к Фершампенуазу». В этом преследовании неприятеля лейб-гвардии уланский полк с бою взял шесть орудий.

Конница, прибывшая недавно из Испании, пошла было на подкрепление своей пораженной пехоте, но была опрокинута кавалергардами.

71

Кох (Koch). См. Memoires pour servir a l`histoire de la campagne de 1814. T. III, pag. 386.

Вскоре после этого на место боя прибыл император Александр Павлович, король Прусский и князь Шварценберг. Неприятель, теснимый отовсюду, отступал к Сен-Гонтским болотам, надеясь там найти себе спасение. Но генералу Депрерадовичу с кавалергардским полком и четырьмя орудиями удалось отрезать Французам и этот последний путь отступления. К ним послали требовать сдачи, но один из парламентеров был оставлен в плену, а другой, флигель-адъютант императора, полковник Рапатель, убит пулею, пущенною из того самого каре, в рядах которого стоял родной брат его. Между тем буря усиливалась. Мрак от снега, дождя и дыма сгустился до того, что даже в нескольких шагах невозможно было различать предметы, и маршалы два раза въезжали в каре, из опасения быть увлеченными своею расстроенною конницей. Наконец, около четырех часов дня буря несколько уменьшилась, и погода стала проясняться. Видя непреклонность неприятеля, Русские решились атаковать его со всех сторон. Дивизион кавалергардов, лейб-казаки, лейб-уланы и Северские драгуны врезались в несколько каре. Кинбурнский и Смоленский драгунские полки с дивизионом Лубенских гусар поддерживали эту последнюю, решительную атаку, производимую в виду обожаемого монарха. Минута была одною из самых ужасных и беспощадных. Сам государь со своим конвоем должен был въехать в одно каре чтоб остановить кавалергардов, в пылу боя кинувшихся на один из батальонов, только что положивший оружие. Напрасно многие повторяли его величеству об угрожавшей ему опасности. «Хочу пощадить их!» – отвечал он. Пленные генералы были представлены обоим монархам. Государь хвалил выказанную ими храбрость, приказал возвратить им экипажи и принял живое участие в судьбе пленных, которых на одном только этом месте было взято до четырех тысяч человек.

Лейб-гвардии уланский полк в этот день потерял убитыми двух обер-офицеров, 10 рядовых, 47 лошадей; ранеными 4 обер-офицера, 34 рядовых, и без вести пропала одна лошадь.

Это дело, где было взято победителями 10.000 пленных, 80 пушек, 200 зарядных ящиков, весь обоз и парки, облегчило союзникам покорение Парижа; вместе с тем оно представляет блистательный пример победы одержанной под ужасною бурей исключительно одною конницей над многочисленною пехотой и значительною кавалерией. Дело было начато нами почти случайно, ведено на марше и без всякого предварительного распоряжения. Его можно назвать, в полном смысле, лихим поэтически-вдохновенным кавалерийским экспромтом.